Страница 14 из 79
Неужели автор прекрасных стихов — маркиз де Сюрвиль? Настойчивые вопросы друзей вынудили подвыпившего маркиза к чистосердечному признанию, правда, сделанному им под большим секретом. Он заявил, что владеет тайной бесценного клада. Собеседники готовы были выслушать необыкновенную историю о награбленных пиратами сокровищах, о пещере, где они хранятся. Однако их ждало разочарование. Оказалось, Сюрвиль владел тайной не простого клада, а поэтического. Точнее, в его руках находились рукописи его прабабки, труверессы XV века Клотильды де Сюрвиль. Как сообщил маркиз, он как раз и занимается расшифровкой и перепиской этих рукописей. По словам Сюрвиля, публикация наследия средневековой поэтессы станет огромным событием в литературной жизни.
Но планам Сюрвиля не суждено было сбыться. Помешала революция. Потомок поэтессы не стал ждать, когда «национальная бритва» — гильотина — отсечет его голову от туловища. В 1791 году он покинул Францию.
Побег можно бы было считать вполне благополучным, если бы не случай, произошедший с Сюрвилем по дороге. Когда карета, в которой он ехал, подъезжала к местечку Ардеш, из леска выскочили бандиты. Вместе с ценностями, оказавшимися при нем, а также документами, подтверждавшими его, маркиза, благородное происхождение, к бандитам в руки попали и бесценные рукописи его прародительницы. К счастью, предусмотрительный Сюрвиль успел заранее снять копии с творений поэтессы.
В Дюссельдорфе, где оказался Сюрвиль, собралось немало представителей французской аристократии. Среди беглецов находился и лейтенант морского флота виконт де Вандербург. Он и Сюрвиль, который тоже был морским офицером, подружились. Маркиз с горечью поведал товарищу по несчастью о своих злоключениях. Рассказал он ему и о поэтическом наследстве своей прабабки, заявив, что непременно издаст отдельным сборником ее стихи и поэмы «Ода Беранже де Сюрвилю», «Королевская песнь Карлу VIII» и другие.
Вандербург был взволнован и потрясен тем, что услышал и увидел. Рукописи XV столетия! Он понимал, какую ценность представляют эти листы. Но его восторг был чисто «платоническим» — из любви, как говорится, к искусству. Хотя другой на его месте мог бы попытаться извлечь пользу из всего этого, тем более что Сюрвиль разрешил снять копии Вандербургу с некоторых стихов.
Вскоре друзья расстались. Прощаясь, Сюрвиль вновь подтвердил свое намерение издать стихи, как только вернется на родину.
Случай не заставил себя долго ждать. Маркиз получил возможность вернуться во Францию. Но об издании рукописи думать было рано — он ехал с тайным поручением как «королевский эмиссар». Судьба Сюрвиля оказалась трагичной. Он был схвачен и расстрелян осенью 1798 года. Перед самым концом, находясь в камере смертников тюрьмы Пюи, он успел передать стихи прабабки в верные руки. В прощальном письме он писал жене, что не может сообщить, где оставил рукописи (переписанные его собственной рукой) бессмертных творений Клотильды, которые так мечтал увидеть опубликованными. «Их передадут тебе, — писал маркиз, — через несколько дней дружеские руки, которым я их доверил. Прошу тебя сообщить об этих рукописях литераторам, тем, кто сможет их оценить, а затем распорядись ими по своему усмотрению». В заключение Сюрвиль умолял сделать так, чтобы плоды его изысканий не были потеряны для грядущих поколений и, что самое главное, для его семьи.
Прошло немало времени после смерти маркиза, а «дружеские руки», о которых он писал в своем письме, все не появлялись. Мадам де Сюрвиль, несмотря на свое благоразумие, не в силах была что-либо предпринять. Не мог помочь ей в этом и Вандербург. К тому времени он не только вернулся в Париж, но и добился, чтобы его имя вычеркнули из списка эмигрантов. И хотя жил он бедно, зарабатывая литературным трудом, надежд на лучшее не терял. Вспомнив о Сюрвиле и его прабабке, он начал поиски. Они привели его в дом к вдове бывшего друга. Когда ему и вдове маркиза казалось, что надеяться уже не на что и рукописи исчезли навсегда, неожиданно появилась женщина, доставившая бумаги казненного маркиза. Среди них оказались и бесценные рукописи.
Теперь и Вандербург считает своим долгом познакомить свет с наследием Клотильды.
Ему удается заинтересовать издателя Анриша. И вот рукопись XV века уже печатается. Но когда казалось, что цель близка, что удастся, наконец, выполнить завет друга, все внезапно рухнуло. Осторожный издатель заколебался. Его смутили отдельные строки в «Оде Беранже де Сюрвиль». Он усмотрел в них явный намек на современность!
Издатель Анриш не может напечатать такое. Ведь это явный намек на Людовика — законного короля. Он отказывается рисковать. И только благодаря мадам де Сюрвиль, которая использовала свои знакомства и достала официальное разрешение, стихи Клотильды увидели свет. Это произошло в середине мая 1803 года. На обложке томика, изданного in oktavo* (*in oktavo (лат.) — в восьмую долю бумажного листа), было оттиснуто: «Стихи Маргарит Элеоноры Клотильды дю Валлон-Шали, дамы де Сюрвиль, французской поэтессы XV века». В книге помещалось тридцать семь стихотворных произведений: эпистолы, рондо, триоле, героические сказания. Открывало сборник обширное предисловие. Автором его был Вандербург. В нем он писал, что Клотильда родилась около 1405 года в родовом замке своего отца, доблестного рыцаря Луи Фердинанда де Валлона. Мать ее была образованной женщиной. Воспитание Клотильда получила при дворе Гастона де Фуа, герцога Немурского. В одиннадцать лет она уже переводила Петрарку и поражала окружающих талантами. К тому же одаренное дитя росло среди избранных подруг, прелестный ум и изысканный вкус которых в немалой степени повлияли на формирование ее характера. В шестнадцать лет Клотильда вышла замуж за Беранже де Сюрвиля, который, однако, скоро ее покинул и, «вняв зову чести», пошел сражаться в рядах дофина Карла. Тогда-то любящая супруга и написала знаменитую героическую песнь в честь мужа, которого ей больше не суждено было увидеть. Овдовев, Клотильда одиноко жила в своем замке, где и умерла в возрасте девяноста лет.
Весь Париж был увлечен творчеством неизвестной до тех пор поэтессы. Маленькая книжка стихов труверессы Клотильды выдержала за полтора года три издания. Но больше всех, пожалуй, восторгались женщины. Им были особенно близки воспеваемые автором чувства «нежной матери», «супруги, сгорающей от огня чистой любви», всех волновали строчки стихотворения «Стихи моему первенцу», положенные тогда же на музыку Бертоном.
Расхождения во мнениях не было: большинство творений Клотильды проникнуты настоящим поэтическим вдохновением, язык их гибок, чист, гармоничен, а стиль — что было особенно редко в эпоху, когда якобы жил автор, — граничит с совершенством.
Однако вскоре раздаются, правда, пока еще немногочисленные, голоса сомнения. Но они тонут в общем хоре похвал и восторгов. Писатели и академики высказываются печатно за полную аутентичность стихов. Среди этого всеобщего восторга как гром среди ясного неба воспринимаются слова о том, что стихи написаны современником, человеком XIX столетия, в них явно чувствуется усилие подражать стилю XV века. Часто это подражание наивно и еще чаще неудачно. Зерно сомнения было брошено. И вот уже литературный Париж разделен на два лагеря. Одни с пеной у рта отстаивают подлинность творчества Клотильды де Сюрвиль, другие не менее пылко изобличают обман. Клотильда никогда не существовала, доказывает «Журналь де Пари», маркиз де Сюрвиль единственный автор стихов своей мнимой прабабки.