Страница 64 из 79
«Это сделал я? Я? Но зачем? Что на меня нашло? Я никогда так не поступал».
— Славик, Славик, ты где? — позвал Бакланов, но ответа не получил. Внезапно он почувствовал, как что-то жжет его через материю джинсов. Лёня вскочил и первым делом посмотрел на пол. В глаза бросилась обведенная кругом звезда. Именно из-за нее он так… Жжение не исчезло. Лёня схватился за ягодицу. — Что? — произнес он, тупо уставившись на окурок, который держал за фильтр двумя пальцами. — Я и покурить успел? Когда? Этак и пожар недолго устроить… Штаны прожег. Чертовщина какая-то.
Сняв джинсы, Бакланов исследовал их, дырка оказалась довольно маленькой, поводом для сильного расстройства и огорчения служить она не могла. И вместе с тем Лёне было как-то не по себе. Не обнаружив Славика в квартире, он расстроился еще больше.
Однако горевал Бакланов недолго.
«Ну их всех к шуту, — подумал он с облегчением, решительно направляясь обратно в прихожую. — Контору закрыли, а и пес с ней. Пойду-ка прошвырнусь, что ли? Жизнь-то продолжается».
XLIII
События оборачивались для Ильи не самым худшим образом. Менты, разыскивая его, рыскали по городу, а он наслаждался жизнью — плавал в круглой ванне, устроенной прямо в полу, утопая в высокой душистой пене. Какое удовольствие!
Играла, нашептывая что-то о морской лазури и янтарных берегах, тихая музыка, порою казалось, что вокруг шумели сочные зеленые кроны пирамидальных тополей. Бутылка и бокал с шампанским стояли рядом на блестящем черном кафеле, тут же — пульт дистанционного управления телевизором.
Илья взял контроллер и нехотя пощелкал кнопками, переключая каналы, которых оказалось на удивление много.
«Наверное, у них тут спутниковая антенна, — подумал Иванов. Большинство передач шло на английском, хотя сколь-либо заслуживавшей внимание программы не попадалось. Все выглядело довольно серо. — И чего наших ругаем, не самые худшие у нас передачи».
Тут как раз он, в очередной раз нажав на кнопку, услышал русскую речь. Шла информационная пятиминутка на третьем канале, то есть это дома у Ильи он был третьим, на огромном экране «Панасоника» высветилась и через несколько секунд погасла цифра «19».
— Скажите, скажите, — наседал корреспондент на ни в какую не желавшего смотреть в камеру господина в штатском. — Что это? Новый Чикатило, хладнокровный маньяк? Садист?
— Пока ничего с точностью утверждать нельзя, — отмахнулся от интервьюера мужчина. — Ясно одно: не надо спешить с упразднением института палачей и отменой смертной казни…
«Смертная казнь? — ужаснулся Илья, которого (точно гром среди ясного неба грохнул) осенило: — Они же говорят про меня! За что? За что они хотят убить меня?!»
Кадр, к счастью, сменился, но оказалось, что дело обернулось не к лучшему, а совсем наоборот. Корреспондент, видимо, не просто брал интервью у какого-то правительственного чиновника или, может быть, депутата, а вел специальную полемическую передачу, целью которой являлось выяснение мнения большинства социальных групп населения. Аудитория собралась в большой овальной комнате со скамьями, расположенными амфитеатром.
Едва ли не каждый из участников передачи (о ужас!) высказывался против отмены смертной казни и за усиление ответственности за уголовные правонарушения. Раздавались, и довольно часто, высказывания, что маньяков, в число которых любой из тех, кому давали слово, неминуемо записывал и Илью Иванова, вообще следует расстреливать на месте. Вот микрофон поднесли к губам четырех-пятилетней девочки (такой же белокурой и ясноглазенькой, какой была Олюшка). Ребенок сначала застеснялся, потом закокетничал, а затем, после настойчивых просьб ведущего, к огромной радости аудитории, смешно коверкая слова, пролепетал:
— Гастгеливать на мессе.
Зрители зааплодировали от восторга.
— Расстреливать на месте!., — объявил ведущий.
— Расстреливать! Расстреливать! Расстреливать! — подхватила толпа с пьяным восторгом. — Па месте! На месте! На месте! — веселился и ликовал народ на площадях и улицах.
— Вы получите возможность расстреливать каждого на месте! — заявил политик на трибуне, лицо которого словно бы постоянно менялось, не давая возможности Илье разглядеть его как следует. — Вам не нравится сосед? Вы сможете расстрелять его, причем, заметьте, на месте. Не люб начальник? К стенке. Надоела жена? К чему обременять загсы и суды? Впрочем, последние станут больше ненужными, надобность в них просто отпадет, как и в тюрьмах, мы победим преступность, ибо если нет тюрем и судов, существующих главным образом для того, чтобы бороться с теми, кто нарушает закон, значит, нет и самих нарушителей — то есть преступников. Об этом не могли и не могут мечтать ни в одном государстве в мире, такое возможно только у нас!
— Да! Да! Да! — закричал Илья. — Я согласен! Только зачем же начинать с меня? Мной лучше закончить!
Политик повернул к нему голову, и… Илья с удивлением узнал своего рыжебородого приятеля Музафарыча.
— Очень верная мысль! — согласился Логинов. — Но… видишь ли, существует одно правило в этой игре: ты либо палач, либо жертва, выбирай.
Дилемма казалась такой простой, что Иванов волей-неволей почувствовал подвох.
— И все? — спросил Илья.
— Так ты выбрал? — с чрезмерной дотошностью осведомился Логинов. Он еще сомневался! Оставалось только одно обстоятельство, смущавшее Илью. Павел почувствовал это.
— Обязательно расстреливать? — спросил Иванов.
Музафарыч Логинов просиял:
— Это единственное, что создает для тебя неудобство? Ну конечно, мы не требуем использовать непременно один-единственный способ, даже рекомендуем разнообразить их. Главное, ощутить в полной мере эстетическое наслаждение от совершаемого тобой акта умерщвления. Жертва должна жаждать своей кончины в не меньшей степени, чем этого хочешь ты. Тебе же следует постараться заставить ее или его радоваться наступлению окончанию процесса умерщвления, но не как избавлению от мук, а как естественному завершению благодатного акта принятия ею насильственной смерти, являющегося венцом всего, чем-то вроде купола собора, без которого само здание кажется бессмысленным нагромождением камней.
— Это не легко… — засомневался Иванов.
— У тебя должно получиться, — уверенно заявил Логинов. — Ты понимаешь, что попал сюда не случайно, ты принадлежишь к касте избранных, поставленных в жизни гораздо выше массы — рабов, ты — сверхчеловек.
Тут уж удивлению Ильи не было пределов. Хотя… почему же нет, вспомнилась казнь, совершенная им над женой и дочкой. Он делал это в первый раз, но проявил себя настоящим мужчиной, таким, как барон Рикхард и его дружина. Ему есть чем гордиться, Павел не врет, это настоящий мужик, в нем чувствуется железный стержень воли. Пашка Логинов — человек-кремень. И он, Илья Иванов, — тоже настоящий крутой мужик — человек-кремень.
«Сверхчеловек — это звучит гордо!» — обретая уверенность в собственных силах и веру в свою способность справиться с любой задачей, подумал Илья.
Однако Логинов, видно решив, что погорячился, поспешил внести небольшую коррективу.
— Ты почти сверхчеловек, — уточнил он. — Это своего рода курсы, ты будешь сдавать экзамены, ну… нечто вроде экзаменов, а потом тебя посвятят в… можешь считать, что ты станешь рыцарем.
— Зеленого камня? — спросил Иванов.
Павел лишь на секунду задумался и, немного поколебавшись, кивнул:
— Если хочешь… А теперь отдыхай.
Сам ли Илья нажал на кнопку контроллера или же программа сменилась автоматически, только лицо Логинова с экрана исчезло и появился кордебалет — несколько полуголых девиц, совершавших довольно откровенные телодвижения. Илья пригляделся как еле-дует. Одна из них как две капли воды походила на ту девушку, которая провожала его сюда, — темноволосую красотку в маленьком купальничке и шелковом халатике. Какой смуглой была ее кожа, а глаза! Огромные зеленые глаза. Илья почувствовал возбуждение, вспомнив, как девица заставила его раздеться и отдать ей всю одежду, а когда он сделал это (Илья мог бы поклясться), в прекрасных глазах красотки вспыхнул огонь желания. Как жаль, что она танцует там, за стеклом фирменного кинескопа.