Страница 61 из 79
«Стоило дожидаться сто лет? Стоило им встречаться, чтобы, едва вернувшись в разум сделаться такими скучными? — удивилась Ринэна. — Они были прекрасными в страсти. Я думала, что не только их тела что-то познали здесь, считала, что и души, и мозги их вдохнули запах свободы. Разве они не знают, что, когда
умирает один человек, с ним умирает весь мир и если всего один человек несчастен — несчастен весь мир? Может быть, все дело в том, что они провели у меня слишком мало времени? Жаль, и им, и мне все равно уже пора».
Этих мыслей хозяйки гости не слышали, она скрыла от них печаль. К нему им знать? Ринэна сказала, вернее, как обычно, вызвала в сознании собеседников определенный образ:
«Есть люди, которым не хочется, чтобы ты победил. У них свои цели, и они будут играть с тобой по правилам, к которым привыкли. Остерегайся их…»
«Очень своевременное предупреждение, особенно если учесть, что я лично не представлен этим загадочным злодеям, хотя и догадываюсь, какие у них могут быть правила, — мысленно поблагодарил спасительницу Александр. — А побеждать все силы ада я должен с помощью этой древней хлопушки?
Подумав так, Саша посмотрел на хозяйку яранги, и его бравады как не бывало. Лицо шаманки казалось непроницаемым, торжественность, появившаяся в облике Ринэны, заставила Климова опустить глаза. Он увидел, как она подняла с полу кусок оленьей шкуры, в которой было завернуто нечто тяжелое. Приняв сверток из рук шаманки, Климов развернул его и невольно залюбовался лежавшей там, вероятно очень старой, двусторонней секирой. Отблески пламени танцевали на тусклой стальной, тут и там покрытой темными пятнами поверхности, на которой Александр заметил узорную надпись на неизвестном языке: «Еу ser till gildis giof»[47], ниже под которой шла готическая вязь, как понял Климов по внешнему сходству некоторых слов — английский перевод, смысл которого выражался русской поговоркой: долг платежом красен.
Не вполне понимая, что в данном случае имел в виду мастер или тот, кто заказал ему оружие, Александр почувствовал неодолимое желание взяться за ручку секиры, ощутить тяжесть оружия, весившего, наверное, не меньше семи-восьми килограммов. То, что секира предназначалась не для рубки дров, сомнения не вызывало. Была на лезвии и еще одна надпись, напоминавшая рыцарский девиз: POTIUS MORI QUАМ FOEDAR![48].
«Жизнь очень скучное кино, — вспомнил вдруг Александр свои слова, сказанные другу Лешке Ушакову за несколько дней до его смерти. — Но я все-таки хочу досмотреть комедию до конца, так как надеюсь, что под занавес режиссер со сценаристом придумают для меня нечто веселенькое…»
Климов нехотя положил секиру на место (подальше от греха) и накрыл шкурой.
«Это твое, — услышал он. — Белый оборотень принес его с собой, сражался здесь с черным духом, победил зло, но и сам ушел сквозь облака. Было все в год, когда пришла весть о том, что не стало Солнечного Владыки[49].
Из объяснений стало понятно, что хозяин вещей, наследником которых сделался Климов, прожил здесь примерно лет около десяти и скончался от ран, полученных в схватке с белым медведем-людоедом, повадившимся нападать на местных жителей, которые считали зверя демоном и даже не пытались оказывать ему вооруженного сопротивления, а только просили заступничества у добрых духов и стремились умаслить хищника жертвами — мясом животных.
Медведь, конечно, обнаглел от такого отношения и предпочитал лакомиться оленеводами и членами их семей. Пришлый же штатник видел в медведе того, кем он в действительности и являлся — гнусную, распустившуюся от вседозволенности тварь, и когда хищник убил жену и дочь американца, последний бросил ему вызов. Однако действовал странно: вместо того чтобы воспользоваться револьвером, вышел на поединок с этой вот самой секирой и длинным обоюдоострым кинжалом. Схватка кончилась для тангитана печально: медведя он убил, но сам оказался настолько искалеченным, что скоро умер.
Случилось это как раз сто лет назад, когда до далекого кочевья долетела весть о воцарении нового императора, а дочери шамана, Ринэне, исполнилось двенадцать лет. Похоронили американца, как он завещал перед смертью: труп, сжимавший в окоченевших пальцах правой руки кинжал (им и был нанесен смертельный удар зверю), обрядили в лучшие одежды и положили в каяк, который отвезли к морю, зажгли и оттолкнули от берега. Так «ушел сквозь облака» странный американец.
— Почему ты решила, что брат именно я?
«Ты поднялся на вершину, — сказала она и, почувствовав, что гость не вполне понял ее, разъяснила: — У человека в жизни должна быть такая вершина — поднялся на нее и все увидел, потом уже ничего не страшно. Так бывает только один раз. Ты уже сделал это».
— А я? — не выдержала Ирина.
Шаманка повернула голову и долго, внимательно посмотрела на гостью, потом ответила:
«Ты стоишь у черты. Твоя жизнь пуста, есть некто, желающий, чтобы она стала краше. Он, сам не зная того, попросил за тебя. — Ирина не могла бы сказать, что поняла в точности, что имела в виду Ринэна, но разъяснений не последовало. Вместо этого шаманка сказала: — Остерегайся сына».
— Славика? — искренне удивилась Ирина, которая уже привыкла к множеству неожиданных вещей. Ей все же казалось странным, что маленький мальчик может как-то повредить ей.
Сын, которого следовало, по мнению Ринэны, опасаться Климову и его подруге, оказывался, конечно, не сыном Ирины, а не то правнуком, не то праправнуком Белого Избавителя (так стали называть американца после смерти). Подобное утверждение, разумеется, пробуждало вполне закономерный вопрос: откуда же взялся правнук, если дочь погибла? Тут, возможно, имелся в виду некий потомок сына или дочери, которые могли остаться у Избавителя на родине. Такое предположение, выдвинутое Климовым, было отброшено.
«Туар заняла место Айнаны, жизнь которой унес злой дух, — пояснила Ринэна. — Моя старшая сестра удостоилась великой чести: она родила ребенка Белого Избавителя через восемь месяцев после того, как он ушел. Она последовала за ним, но ребенок остался.
Мальчик вырос, уехал с Чукотки уже при Советской власти и не возвращался сюда».
Ринэна продолжала:
«Недавно пришел злой человек. Он хотел получить у меня то, что принадлежит Избраннику. Он сказал, что пришел на зов, но он лгал. Ему ведомы пути духов, он не раз отправлялся по ним для того, чтобы творить дурное. Он ушел отсюда в великой злобе, скоро он вернется… Ты должен стеречься его, он опасный враг. Но есть тот, кто хуже его. Я ничем не могу тебе помочь, потому что злой человек прервет мои дни…»
Климов не был бы Климовым, потомком сына Эйри-ка Бесстрашного и колдуньи Ульрики, Харальда Волка.
— Я останусь! — заявил он не терпящим возражения тоном. — Зачем мне жить, вечно ожидая удара ножом в спину? Я встречусь с твоим врагом и скрещу с ним оружие! — Александр в мгновение ока схватил секиру и потряс ею над головой: — Пусть только сунется! Мы посмотрим, кто кого!
Однако пронзительный взгляд Ринзны остудил пламя, вспыхнувшее в душе потомка героев. Климов нехотя опустил оружие и сел на позвонок кита.
«Мой век окончен, а ты нужен не здесь и не мне, — прозвучало в голове Александра. — В свой час ты сразишься с врагом и… победишь. Духи мертвых героев будут окружать тебя, они помогут. Теперь поспеши, каждый дар ждет ответного, достойного себя».
«Откуда она знает?! — удивился Саша. — Хотя… что это я? Американец мог сто раз рассказать ей. Она ведь была ребенком, а дети любопытны и помнят долго, особенно то, что произвело на них впечатление. Это порой не изглаживается из памяти до конца жизни, какой бы длинной она ни была».
Но дальнейшее поразило Сашу еще сильнее. Он и Ирина обернулись на звук быстро приближавшегося собачьего лая (вероятно, возвращался каюр Павел-Памья) и услышали нечто, что поняли по-разному, но в равной мере удивились:
47
Дар требует ответного подарка, достойного себя (др. — корв.).
48
Лучше смерть, чем бесчестье (лат.).
49
Российский император.