Страница 6 из 79
Впрочем, всерьез беспокоили лишь корабли мавров, коих паруса быстро приближались в бессчетном множестве.
Местных моряков, по-видимому, не страшило знамение небес, или же их колдуны усмотрели в нем добрый для них знак, так или иначе вражеская флотилия обрушилась на едва отчаливших и не успевших набрать скорость норманнов. Тяжелые галеры, капитаны которых велели матросам убрать паруса, продолжая движение на весельном ходу, стремились пробить борта драк-каров; те же, управляемые искусными кормщиками, ловко избегали губительных таранов. Но враги, коих было втрое, вчетверо больше, со всех сторон окружили ладьи викингов. Закипела рукопашная схватка, а в ней северяне не знают равных.
Между тем небо все больше и больше заволакивали свинцовые тучи; вот уже сверкнули молнии и грянул гром. Едва отзвучали первые раскаты, как Эйрик надел дедов шлем с расправляющим крылья серебряным ястребом и, выхватив секиру, зычно воззвал к Одину, покровителю храбрецов.
Галера мавров мчалась прямо на корабль конунга, нацеливая окованный железом зуб тарана в борт драк-кара. Казалось, что столкновения не-миновать, но сжимавший рукоять румпеля старик Торлак Рёгнвальдсон, известный ловкостью и мастерством кормчего, спас флагман Эйрика и моряков от верной гибели.
Торлак еще молодым воином сражался бок о бок с дедом нынешнего вождя Эйриком Бессмертным, получившим из рук самой жены Одина Фригг чашу с волшебным медом, испив которого сделался неуязвимым для вражеского железа. Однако дочь великанши, Хель[12], которой приглянулся удалой молодец, жаждала видеть воина в подземных чертогах, а потому, когда упоенный битвой Эйрик громил врагов, попросила своего отца, Локи, на один миг отвлечь Одина, что тот, всегда готовый насолить последнему, и сделал. Крошечного мгновения вполне хватило для осуществления коварных замыслов Хель: мачта вражеского корабля, на борту которого сражался дед нынешнего конунга, внезапно подломилась и упала на грудь Эйрика Бессмертного, неуязвимого ни для меча, ни для секиры, ни для копья, ни для жала подлой стрелы [13]. Воин умер только через неделю, но все это время, лежа на смертном одре, не выпускал из пальцев рукояти меча (ибо пришедшие за ним валькирии открыли воину замысел Хель и Локи).
Это воспоминание лишь на секунду коснулось сознания Эйрика Бесстрашного, прежде чем он, на мгновение повернув голову туда, где стоял старый Торлак Рёгнвальдсон, послал кормщику невидимую (шлем скрывал лицо конунга, оставляя открытыми лишь глаза) улыбку. Затем морской вождь посмотрел в другую сторону, туда, где стоял, оскалив зубы и в нетерпении сжимая рукоять меча Весельчак Харальд, его младший сводный брат.
Глаза их встретились, Эйрик ничего не сказал Харальду, но тот понял: конунг велит присмотреть за сыном, тринадцатилетним Эйнаром Кривым. Мальчишка покалечился в результате глупой шалости, но ни с чем не сравнимое упрямство, безудержная храбрость, недюжинная сила духа, завидная даже и для взрослого воина выносливость обещали превратить его со временем в надежную смену отцу. Парень, конечно же, рвался в битву, как, впрочем, и сам Харальд, которого приказ старшего совсем не порадовал. Но их черед еще не настал.
Между бортом флагманской ладьи и следующей галерой (хищный нос первой нашел-таки добычу, протаранив драккар Эйвинда Пьяницы) лежало не меньше пяти саженей[14] вспенившейся морской воды. Издав боевой клич, Эйрик разбежался и прыгнул прямо на палубу в гущу размахивавших кривыми мечами полуголых белоголовых мавров. Те, открыв рты, следили за полетом страшного демона (расправленные крылья серебряного ястреба на шлеме казались им рогами, а темнота, так внезапно сгустившаяся вокруг, леденила душу).
Весельчак скрипнул зубами и обменялся взглядами с одноглазым племянником: все знают — никто, кроме Эйрика, не способен перепрыгнуть такое расстояние. Однако в следующую секунду, когда оно сократилось едва на треть, самые опытные из воинов последовали за конунгом.
Флагманский корабль мавров и протараненный им, погибающий драккар Эйвинда Пьяницы сцепились в единое целое, и белоголовым пришлось пожалеть, что осмелились они приблизиться к северянам.
Ни град стрел, ни дождь дротиков не могли остановить норманнов, и вот уж грубые подошвы их сапог попирают палубу галеры, скользят на залитых кровью досках, по которым катятся черные головы в белых и серых чалмах. Не беда, что мавров больше едва ли не вдвое, что с того, если они храбры и не страшатся боя? Неостановим натиск викингов, и вот уже белоголовые смыкают кольцо вокруг раненого предводителя, а малодушные и отчаявшиеся, не видя иного спасения, прыгают за борт.
Но… мавров много, на помощь флагману спешат другие галеры, и вновь двое свежих воинов на каждого северянина. Но и это полдела, и скоро их уже трое. Не развернуться на палубе: тот, кто, поскользнувшись в кровавых лужах, неминуемо бы упал, продолжает биться, зажатый между врагами и своими, зачастую трупы стоят рядом с дерущимися.
Там, где сражается Эйрик, вырастают горы трупов, битва кипит столь же жаркая, как и в других местах. За спиной конунга в его ладью острыми крючьями вцепились багры мавров. С малой дружиной, теми, кто не успел прыгнуть вслед за конунгом на вражий корабль, сражаются с белоголовыми Эйнар Кривой и Харальд. И вот уже, пронзенный длинным острием копья, пал, заслонив грудью племянника, Весельчак, честно и до конца выполнив наказ брата. Больше никто не услышит его звонкого голоса, не насладится песней. Следующим стал Эйнар. Но прежде чем отправиться на встречу с Одином, поработали оба мечами на славу.
Бурлящая тьма залила небосвод, вскипели облака, ощетиниваясь ежами молний, раскаты грома не умолкали ни на мгновение. Временами могло показаться, что битва происходит на соленом озере в глубинах подземного царства, в огромной пещере, вырытой под исполинской скалой где-то далеко на севере, а не здесь, в теплых южных землях, где родился, возмужал, а потом состарился, утопая в неге и роскоши, не один народ, уступив в нужный черед место свое молодому.
Сверкает сталь, звенит сталь, встречая, осыпает искрами лишившихся разума бойцов; бурлит кровь, горным ручьем стремясь наружу из перерубленных вен. Белые молнии режут черное небо, белый металл — черную кожу, птицы кружат над волнами, души погибших воспаряют над грудами тел…
Палуба драккара Эйрика опустела, и нет на ней более ни одного из соплеменников. Нет ни Харальда, ни Эйнара, нет даже Торлака Рёгнвальдсона, лучшего из кормщиков и старейшего воина в дружине. Вокруг конунга всюду, куда ни повернись, темнокожие мавры в красных от крови чалмах. Бой еще длится, но с Эйвиндом Пьяницей и товарищами его покончено, предводитель мавров, отправив на дно ладью храброго викинга, спешит к Эйрику, — по шлему и мечу, не знающему промаха, мавры узнают в нем вождя. Кожаная безрукавка с нашитыми кольцами рассечена тут и там, кровью покрыта, более, пожалуй, чужой, нежели своею.
Враги явно рассчитывали захватить конунга живым, но он прижат к краю палубы — прыгнет в пучину, тяжелое вооружение враз утянет на дно, — и поскольку в руках у него меч и длинный нож, желающих приближаться к нему не обнаруживалось. Теперь, когда битва казалась уже завершенной, пламя безумия, охватившее всех в угаре сражения, постепенно уступало место безмерной усталости и холодному отупению.
Тут прибыл предводитель мавров, слуги успели сменить его окровавленную чалму на новую, белоснежную, которая, впрочем, немедленно пропиталась кровью из неопасной раны на голове. С лица и торса капитана стерли пот, перемешанный с кровью, обрядили в другую рубаху, перепоясали кушаком зеленого шелка, за который засунули кривой меч в усыпанных дорогими камнями ножнах. Враги, образовавшие вокруг викинга плотное полукольцо, расступились от властного окрика, и оба предводителя оказались друг перед другом: окровавленный норманн в помятом шлеме таращил из смотровых отверстий налитые ненавистью глаза и скалил зубы, а гордый мавр, уже праздновавший победу, с превосходством улыбался.
12
Мифическое существо, дочь бога Локи, наполовину прекрасная женщина, наполовину безобразный скелет. Сам же Локи в скандинавской мифологии нечто вроде злого демона, хотя образ его очень неоднозначен, а злодейство его… многогранно.
13
Эта легенда напоминает историю гибели сына Одина и Фригг, Бальда. Локи замыслил погубить его, тогда Фригг, узнав об этом, заставила все предметы, которые, по ее мнению, могли причинить вред сыну, поклясться, что они этого не сделают. Все, кроме омелы, заверили богиню в своей лояльности. Узнав об этом, Локи сделал из омелы дротик, которым и поразил Бальда.
14
Здесь и далее — мера длины, равная приблизительно полутора метрам.