Страница 12 из 19
— О'кей. Вернемся к сегодняшнему приему. Вы помните тот момент, когда что-то в облике Синтии Браун — какое-то непроизвольное движение или выражение лица — заставили миссис Орвин поинтересоваться, что с ней случилось?
На лбу Брауна появилась складка.
— Мне очень жаль. Я не припоминаю ничего подобного.
— Прошу вас припомнить. Напрягите как следует память.
Молчание. Браун снова поджал губы, и складка на его лбу обозначилась еще отчетливее. Наконец он сказал:
— Возможно, в тот момент меня рядом с ней не было. Мы не могли беспрерывно толкаться в проходе среди такого количества людей.
— Но вы помните, когда она попросила извинения за то, что плохо чувствует себя?
— Да, конечно.
— Так вот, то, о чем я вас спрашиваю, произошло незадолго до этого. Она обменялась взглядом с каким-то мужчиной, и ее реакция на это событие заставила миссис Орвин спросить, что произошло. Меня интересует именно этот обмен взглядами.
— Я не заметил его.
Кремер с такой силой опустил кулак на стол, что наши подносы подпрыгнули.
— Леви! Выведи его и скажи Стеббинсу — пусть отправит его вниз и запрет. Это важный свидетель. Возьми еще людей и займись им — у него где-то уже есть судимость. Мы должны раскопать ее.
Когда дверь за ними закрылась, Кремер повернулся и сказал:
— Собирайся, Мерфи. Мы уходим.
В комнату снова вошел Леви, и Кремер обратился к нему:
— Мы уходим. Скажи Стеббинсу, что одного человека перед домом достаточно… Нет. Я скажу ему…
— Там еще один, сэр. Его зовут Николсон Морли. Он психиатр.
— Пусть входит. Это начинает походить на шутку.
Кремер посмотрел на Вулфа. Вулф выдержал его взгляд.
— Недавно вы говорили, — отрывисто сказал Кремер, — что вам в голову пришла какая-то мысль.
— Да что вы? — холодно отпарировал Вулф.
Их глаза встретились. Потом Кремер отвел свои в сторону и повернулся, чтобы уйти. Я подавил в себе желание столкнуть их лбами. Сейчас они оба были похожи на детей. Если у Вулфа и в самом деле появилась какая-то мысль, он должен был понять, что ради нее Кремер — невиданная вещь! — готов отказаться от намерения опечатать кабинет. И Кремер знал, что мог бы пойти на мировую, не теряя при этом ничего. Но они оба были слишком мнительны и упрямы, чтобы проявить хоть каплю здравого смысла.
Кремер уже обогнул стол, когда в комнату снова вошел Леви и сказал:
— Этот тип Морли настаивает на разговоре с вами. Он говорит, что это жизненно важно.
Кремер остановился и раздраженно бросил;
— Он, что, спятил?
— Не знаю, сэр. Может быть.
— Ладно, приведите его.
Теперь у меня было время как следует разглядеть мужчину средних лет с пышной черноволосой шевелюрой. Его бегающие глаза были такими же черными, как и волосы.
Кремер нетерпеливо кивнул.
— Вы хотите что-то сказать, доктор Морли?
— Да. И это очень важно.
— Мы слушаем вас.
Морли поудобнее устроился на стуле.
— Во-первых, мне известно, что вами не было произведено ни одного ареста. Верно?
— Да, если вы имеете в виду арест с обвинением в убийстве.
— Подозревая кого-нибудь, вы располагаете доказательствами или не имеете их?
— Если вы хотите знать, готов ли я назвать убийцу, то нет. А вы?
— Мне кажется, я могу сделать это.
У Кремера отвалился подбородок.
— Что? Вы можете сказать мне?..
Доктор Морли улыбнулся.
— Не так быстро. Предложение, которое я должен сделать, может иметь силу только при некоторых допущениях. — Он загнул указательным пальцем правой руки мизинец на левой. — Первое: у вас нет никаких соображений относительно того, кто совершил преступление. По всей видимости, дело обстоит именно так. — Он загнул другой палец. — Второе: это необычное преступление и потому требует необычных методов расследования. — Он загнул еще один палец. — Третье: нам не известно ничего такого, что могло бы опровергнуть предположение, что эту девушку убил тот же человек, который задушил Дорис Хаттен… Я могу исходить из подобных допущений?
— Попробуйте. Но зачем вам это нужно?
Морли покачал головой.
— Мне это не нужно. Если позволите, я сделаю вам предложение. Я хочу заверить вас, что питаю самое искреннее уважение к работе полиции, но только до определенной степени. Если бы человек, который убил Дорис Хаттен, был уязвим для обычных полицейских методов и средств расследования, его почти наверняка уже арестовали бы. Но этого не случилось. Вы потерпели неудачу. Почему? Да потому, что он недоступен для ваших методов. Потому что ваше расследование побудительных мотивов преступления ограничивается рамками заранее составленных схем. — Черные глаза Морли горели. — Вы не специалист, поэтому я не стану прибегать к узконаучным терминам. Наиболее распространенными причинами поступков той или иной личности являются побуждения самой личности, которые в чистом виде не подаются сколько-нибудь объективным исследованиям. Если личность искажена и подвержена проявлениям какого-либо психоза, то и побуждения ее носят такой же характер. Как психиатра меня очень интересовали газетные сообщения об убийстве Дорис Хаттен, особенно подробности относительно того, что ее задушили собственным же шарфом. Когда ваши старания разыскать преступника потерпели провал, я охотно помог бы расследованию, но в тот момент я был так же беспомощен, как и вы.
— Ближе к делу, — пробормотал Кремер.
— Да. — Морли поставил локти на стол и сцепил пальцы. — Теперь о нашем случае. Как следует из тех допущений, с которых я начал, предположение, что это был тот же самый человек, хоть и нуждается в подтверждении, выглядит вполне правдоподобным. Если так, то нет больше необходимости разыскивать его среди тысяч и миллионов, достаточно всего сотни или сколько их там, и я готов предложить свои услуги. — Его черные глаза сверкнули. — Я полагаю, что для психиатра это редкая возможность. Нет ничего более увлекательного, чем психоз, выливающийся в убийство. Все, что вы должны сделать, — привести их ко мне в кабинет, одного за другим…
— Одну минуту, — вставил Кремер. — Вы предлагаете нам доставить к вам в кабинет всех, кто был здесь сегодня?