Нью-Йорк

– Он стоит десяти таких, как ты! – крикнула она, придя в бешенство.

– Боже мой! – расхохотался он. – Никак ты влюбилась!

Он переборщил. Маргарета взорвалась:

– И это все, на что ты способен? Не суди по себе! Твои походы к индейцам… – Она произнесла это с горьким презрением, не оставляя сомнения в смысле сказанного. – Обернись за три недели, если рассчитываешь на мои деньги! – Выкрикнув эту угрозу, она поднялась. Глаза сверкали от ярости.

– Я вернусь, когда покончу с делами, – ответил ван Дейк с ледяным спокойствием.

Но Маргарета уже вылетела из комнаты.

Он выехал из дому на рассвете, так больше и не увидев ее.

Стояло прекрасное летнее утро. Широкая, обшитая внакрой лодка с четырьмя гребцами плыла на север. Правда, на этот раз ван Дейк отправился в путь не по большой реке Гудзон, а предпочел Ист-Ривер с другой стороны Манхэттена. Посреди лодки громоздилась кипа плотного и прочного голландского сукна, которое называлось даффл. Этот законный груз мог обмануть любое недремлющее око.

Картина была безмятежной. Немного позже они миновали пологий и вытянутый участок суши посередине реки и повернули направо к маленькой пристани, где их ждала группа мужчин с фургоном, нагруженным бочонками. Это был груз настоящий.

На погрузку бочонков ушло время. Бригадир, тучный фермер-голландец, осведомился, не угодно ли проверить товар.

– Такой же, как всегда? – спросил ван Дейк.

– В точности.

– Я тебе верю.

Они давно работали сообща.

Бочонки были наполнены бренди. Индейцам его вечно не хватало. Продавать индейцам бренди было, строго говоря, запрещено. «Но преступление уже не такое тяжкое, – простодушно сообщил бригадир. – Я разбавил его водой». Долил немного, индейцам и не почувствовать разницы, но достаточно, чтобы увеличить прибыль ван Дейка на десять процентов. Когда погрузка закончилась, лодка отчалила и вернулась на середину реки.

Процедура осложнялась лишь тем, что грузить приходилось на Ист-Ривер. Если не возвращаться к Новому Амстердаму, плыть приходилось вдоль восточного берега Манхэттена и уже дальше выходить к великой Северной реке, а это было чревато опасностями.

В своей верхней части Ист-Ривер раздваивалась. Левый рукав огибал северную оконечность Манхэттена. Правый, пошире, уходил на восток к большому проливу, безмятежные воды которого простирались почти на сотню миль, будучи защищенными от океана длинным островом. Опасность скрывалась в развилке. Все три пути казались мирными, однако подводные, чуть разнившиеся течения создавали на их стыке сложный водоворот, распознать который было еще труднее из-за наличия там же нескольких островков. Неопытному гребцу даже в безветренный день, когда спокойные воды едва колыхали водоросли, случалось вдруг обнаружить, что лодку засосало неукротимым вихрем, который швыряет ее в стену воды, восставшую как некое злобное божество глубин. Это место называли вратами ада – Хелл-Гейт. От него старались держаться подальше.

Поэтому они плыли осторожно, держась поближе к Манхэттену, потом направили лодку в левый проток; их покачало, но они благополучно прошли.

Слева виднелось небольшое поселение под названием Гарлем. Самая северная часть Манхэттена имела всего милю в поперечнике, но достигала изрядной высоты. Справа потянулись земли Бронка. Узкий канал продолжился еще несколько миль, пока, миновав древние индейские пещеры и стойбища, не впал через извилистую и крутую горловину в великую Северную реку. Это был второй участок, опасный встречными течениями. Ван Дейк облегченно вздохнул, когда оказался на просторах большой реки.

Дальше плылось легко. Когда атлантический прилив достигал бухты и аккуратно обращал реку вспять, течение устремлялось вверх на многие мили. Оно благоприятствовало плывшим. Нагруженная лодка неслась на север сама, и гребцы лишь немного помогали ей веслами. Справа проплыло поместье Йонкера. Высокие каменные Палисады западного берега тянулись слева, пока не уступили место горбатому холму. И вот ван Дейк различил справа пункт назначения – индейскую деревню на склоне восточного берега.

– Там и заночуем, – сказал он гребцам.

Она очень обрадовалась и повела его по деревушке здороваться. Жилища, сооруженные из составленных жердей и крытые корой, стояли на удобной отмели без всякого защитного частокола. В самом большом, длинном и узком доме жили пять семейств. Возле него росло два ореховых дерева, а позади, в кустах, виднелись гроздья дикого винограда. Ближе к воде на рамах из кольев висели огромные рыболовные сети. В камышах промышляли лебеди и кряквы.

Ван Дейк подумал, что его дочь, хоть и бедна, живет не хуже его.

Они поужинали рано вечером, ели сочную речную рыбу. Еще не стемнело, когда Бледное Перо позвала его подняться на скалистую площадку с красивым видом на реку. Он заметил, что она прихватила небольшой предмет, завернутый в листья. Потом они очень уютно сидели в лучах заходящего солнца и любовались орлами, парящими в поднебесье. Спустя какое-то время она сказала:

– У меня для тебя подарок. Я сама его сделала.

– Покажи!

Она протянула сверточек. Ван Дейк развернул листья и восхищенно улыбнулся.

– Вампум! – воскликнул он. – Красивый.

Бог знает, сколько часов она трудилась.

Вампум. Кусочки раковины просверливались по центру и нанизывались на нитку. Белые – от литорин[13]; лиловые или черные – от куахогов[14]. Нити переплетали, и получались пояса, головные ленты, всевозможные украшения.

А также валюта. Индейцы расплачивались вампумами за товары, приносили их в дань, скрепляли ими брачные предложения. Они воплощали достаток, и мудрецы всегда старались распределить вампумы между семьями.

Но он был больше чем валюта и украшение. Вампуму часто придавался смысл. Белый означал мир и жизнь; черный – войну и смерть. Но вампум, предназначенный для ношения, можно было усложнить и превратить в маленькие геометрические пиктограммы, доступные прочтению. Большие церемониальные пояса, имевшие много футов в длину, могли обозначать важные события и соглашения. Жреческие вампумы изобиловали символами, полными глубокого и тайного значения.

Голландец быстро выяснил, что и меха можно купить на вампум – индейцы называли его сиваном. Но англичане-пуритане из Массачусетса придумали лучше. Индейцы по традиции выкапывали раковины из песка летом, а зимой проделывали скрупулезную работу, дырявя их каменными сверлами. Но англичане воспользовались стальными, повышавшими производительность, и начали делать собственные вампумы, вытесняя местных индейцев. Еще неприятнее было то, что с ростом запаса вампумов возрастал и спрос на товары, а потому за одну и ту же вещь приходилось платить больше. Голландцы и англичане не видели беды в этой инфляции, однако индейцы, привыкшие заботиться красоте и самоценности вампумов, заподозрили белых в надувательстве.

Сейчас ван Дейк держал в руках пояс. Его ширина не достигала и трех дюймов, зато длина равнялась шести футам, и он мог опоясаться им дважды. На тыльной стороне белых раковин виднелись красные геометрические фигурки.

– Знаешь, что это такое? – гордо указала на них девочка.

– Нет, – признался он.

– Тут сказано, – она повела пальцем, – «Отцу Бледного Пера». – И улыбнулась. – Будешь носить?

– Не снимая, – пообещал ван Дейк.

– Вот и хорошо.

Она радостно смотрела, как он обматывал вокруг себя пояс. Потом они долго сидели, следя за солнцем, которое медленно багровело и опускалось в леса за рекой.

Утром, прощаясь, он дал ей слово заглянуть на обратном пути.

Поход Дирка ван Дейка сложился тем летом удачно. Погода стояла прекрасная. На западном берегу раскинулись бескрайние леса, в которых по-прежнему хозяйничали алгонкиноязычные, как его дочери, племена. Он миновал знакомые затоны. И он путешествовал, как любил говорить, в качестве гостя реки. Мощное приливное течение, созданное океаном, отзывалось вверх по Гудзону на сто пятьдесят миль, до самого форта Оранж. Летом бывало, что миль на шестьдесят растекалась даже соленая морская вода. Поэтому ван Дейк отдался на волю течения и безмятежно приближался к землям могауков.

13

Береговая улитка.

14

Съедобный моллюск, распространен у побережья Северной Атлантики. Имеет твердую круглую раковину.