Нью-Йорк

И может быть, Джону Мастеру было чуть-чуть неловко произнести: «Рад тебя видеть, Чарли». И он едва не брякнул: «Как раз вчера о тебе вспоминал», но сдержался, потому что это было бы ложью, черт побери, и оба это знали. Тут он, к счастью, осознал, что они находятся прямо перед таверной Монтейна, и предложил: «Пойдем-ка выпьем». Как в старые добрые времена.

Старые времена. Чарли помнил старые времена будь здоров. В те деньки они с Джоном Мастером были неразлейвода.

Счастливые времена. Рыбалка. Прогулки по Бродвею рука об руку. Ночевки в лесу, где им однажды помстилось, что заревел медведь. Лодочный поход на Губернаторский остров – на целый день, Джон прогуливал школу. Городские проказы. Раз или два Джон брал его в отцовский баркас для ночной доставки мелассы с французских судов. Отец же Джона прилично подмазал Чарли, чтобы молчал, хотя Чарли скорее бы умер, чем обмолвился словом.

Он был почти членом семьи. Это была настоящая дружба.

Когда Джон повзрослел, они пошли и по тавернам. Но Чарли не мог напиваться наравне с Джоном, потому что работал. Поэтому Джон надирался в стельку с матросами, а Чарли отводил его домой.

Потом Джон начал работать и отдалился. Он редко виделся с Чарли, и тот все понял. «Не хочет знаться со мной, – решил Чарли, – потому что я напоминаю ему о том, от чего он хочет отделаться. Я напоминаю о нем самом, каким он был раньше». Он понял, но все равно обиделся. Они иногда встречались и даже пропускали стаканчик, да только прошлого не вернуть.

Однажды Чарли допустил мелкий промах. Он был на рыночной площади и случайно заметил у входа в форт Джона, который беседовал с купцом. Чарли подошел и, как обычно, поздоровался с другом, а Джон наградил Чарли холодным взглядом, потому что его перебили. Купец тоже не слишком обрадовался вмешательству такого типа. Вот Чарли и поспешил отойти, чувствуя себя немного глупо.

На следующий день Джон спозаранку явился к нему в дом.

– Прости за вчерашнее, Чарли, – сказал он. – Ты застал меня врасплох. Я раньше никогда не имел дела с тем малым и пытался понять, чего он хочет.

– Ничего страшного, Джон. Пустяки.

– Вечером свободен? Можем выпить.

– Не сегодня, Джон. В другой раз.

Но другого раза, конечно, не было. Бессмысленно. Они уже обитали в разных мирах.

Правда, Джон его не забыл. Примерно через год он зашел снова. Чарли был человек рабочий, но владел еще и телегой, так что время от времени промышлял перевозками. Джон спросил, не поможет ли он Мастерам развезти кое-какой товар по окрестным фермам. Это будет постоянный подряд, на полный рабочий день еженедельно, и условия приличные. Чарли обрадовался, и эта сделка растянулась надолго. В последующие годы Джон приобщал его и к другим делам, когда выдавалась возможность.

Однако по сути это был случай, когда богач дает работу бедняку. В последний раз Чарли получил поручение не от Мастеров, а от клерка, пришедшего заключить договор.

Оба они женились: Джон – на квакерше из Филадельфии, Чарли – на дочери возчика. Оба обзавелись семьями. Джон не знал, как зовут детей Чарли, зато Чарли было известно о Джоне все.

Дело в том, что Чарли часто думал о Джоне. Он нередко проходил мимо красивого дома Мастеров. Он знал в лицо и миссис Мастер, и ее отпрысков. Он собирал о них сплетни по тавернам. Его подстегивало любопытство – быть может, немного болезненное. Но Джон Мастер удивился бы, узнай он, сколь глубоко был посвящен в его дела Чарли Уайт.

Они устроились за деревянным столом в углу и пригубили спиртное.

– Как поживает твое семейство, Чарли? Дела в порядке?

Чарли необходимо было побриться, на лице появились морщины. Его глаза сузились под копной черных волос.

– Семейство живо и здоро́во, – признал он. – Говорят, ты немало преуспел.

– Так и есть, Чарли. – Отрицать это было бессмысленно. – Много людей нажилось на войне.

Три года назад умерла мать Джона, а его отец Дирк отошел от дел и перебрался на свою маленькую ферму, которая находилась к северу от Манхэттена в графстве Уэстчестер. Он был очень доволен тамошней жизнью под присмотром домработницы. «Ты похож на старого голландца, почившего от трудов на своем бувери», – с любовью говорил ему сын. И хотя Дирк любил быть в курсе всех дел, за семейный бизнес теперь полностью отвечал Джон Мастер. А тот, спасибо войне, процветал, как никогда раньше.

Ибо давнее соперничество Франции и Британии приняло новый оборот. С минувшего века две эти силы боролись за контроль над индийским субконтинентом, прибыльной торговлей сахаром в Вест-Индии и северным меховым промыслом, однако в Америке их конфликты сводились главным образом к стычкам, осуществляемым при содействии ирокезов в верховьях Гудзона и реки Святого Лаврентия далеко на севере от Нью-Йорка. Но недавно они попытались овладеть долиной Огайо, что находилась на западе и вошла в обширные северные владения Франции на реке Миссисипи в Луизиане. В 1754 году довольно молодой и зеленый офицер британской армии из Виргинии по имени Джордж Вашингтон вторгся в долину Огайо и обустроил там маленький форт, откуда его немедленно вышвырнули французы. Сам по себе инцидент был мелким, но в Лондоне он принудил британское правительство к решению. Настало время раз и навсегда изгнать заклятого врага с северо-восточных земель. Войну затеяли всерьез.

– Спасибо Джорджу Вашингтону за то, что сколотил мне состояние, – весело говаривал Джон Мастер.

Война означала приватирство, и Джон Мастер хорошо на нем нажился. Дело было рискованным, но он это учел. Большинство походов оказалось убыточным, но прибыль от захвата нескольких кораблей была баснословной. Имея долю в десятке кораблей зараз и усредняя риск, он добился того, что доход превысил расходы. Фактически он сумел ежегодно удваивать, а то и утраивать свое состояние. Это была игра богача, но он мог ее себе позволить.

Однако настоящим благом для Нью-Йорка стала британская армия. Не прошло много времени, как для борьбы с французами из Англии прибыли десять, двадцать, а вскоре и двадцать пять тысяч «красных мундиров», сопровождаемые огромной флотилией с почти пятнадцатью тысячами матросов. Все они очутились в Нью-Йорке и Бостоне.

Армия и флот нуждались в продовольствии. И не только в нем: офицеры пожелали себе домов и всевозможных услуг. В придачу к постоянным поставкам на Карибские острова Джон Мастер получал правительственные заказы на огромные партии зерна, древесины, тканей и рома; тем же самым занималось и большинство его знакомых торговцев. Скромные ремесленники, тоже заваленные заказами, взвинчивали цены. Правда, некоторые рабочие жаловались на то, что болтавшиеся без дела солдаты устраивались на временную подработку и крали их заработок. Но в общем и целом трудовые семейства вроде того, что было у Чарли, могли выручить неслыханно много. Большинство ньюйоркцев, имевших хоть что-нибудь на продажу, с чувством произносили: «Благослови Господь эти „красные мундиры“!»

– Я много строю, – сказал Чарли. – Жаловаться грех.

Они пили весь вечер и говорили о семьях и старых временах. И Джону при воспоминании о былом казалось, что было не так уж плохо водиться с ребятами вроде Чарли. «Пусть я богат и мне сорок, живу припеваючи, – подумал он, – но мне знакома жизнь улиц, причалов и кабаков, что только на пользу делу». Он знал, о чем думают такие, как Чарли, знал, когда они лгут, и находил с ними общий язык. Он подумал о своем сыне Джеймсе. Джеймс был хороший малый. Джон любил мальчишку и не ведал с ним особых хлопот. Он взял на себя его общее образование и постоянно растолковывал тонкости городской торговли – учил, на что обращать внимание. Наставлял на истинный путь. Но фактом, по мнению Джона, было то, что молодое поколение воспитывалось в духе излишнего аристократизма. Как отец, Джон считал, что Джеймсу следует усвоить уроки, которые вынес он сам.

Поэтому, когда Чарли уже запоздно обронил, что его Сэму стукнуло тринадцать – ровно как Джеймсу, Джон вдруг подался к нему со словами: