Око времени

На смену равнине пришли холмы. Теперь войску приходилось двигаться между ними, и чем выше становились холмы, тем уже становились долины. Монголы перекликались друг с другом, их голоса эхом отлетали от склонов. Иногда Николай видел в вышине орлов, различал их силуэты, словно бы нарисованные на фоне свинцово-серого неба. Полководцы Чингиса мрачно говорили о том, как легко в таких местах угодить в засаду.

Наконец перед войском предстало громадное ущелье. Потрескавшиеся скалистые стены вздымались до самого неба. Оказавшись в конце ущелья, Николай посмотрел вперед и увидел высоченную гору с плоской, словно бы срезанной вершиной, присыпанной снегом и льдом, будто пометом гигантских птиц. Николай оглянулся назад и увидел растянувшееся по ущелью войско Чингисхана, людей и животных цвета земли. Время от времени то тут, то там поблескивали полированные доспехи. Тоненькая цепочка людей казалась совсем крошечной посреди громадин остроконечных лилово-красных гор.

Войско продолжало путь — на запад, в сторону Киргизии. Еще несколько дней — и впереди завиднелся город.

Монголы, большие почитатели разведки, выслали вперед лазутчиков, а следом за ними — посланников, которые дерзко и нагло двинулись по главным улицам города. Горожане в невысоких шапках и куртках, застегнутых на пуговицы, вышли навстречу малоприятно пахнущим чужакам, дружелюбно протягивая руки.

Город был, судя по всему, современным — или почти современным. Увидев его, Коля наконец вышел из полузабытья, в которое его повергло странствие. Он был немало изумлен, узнав, что войско провело в пути почти три месяца.

А в этом городе — так уж получилось — суждено было начаться последнему этапу его собственного пути.

Монголы взяли с собой Сейбл для осмотра города. На ее взгляд, это был Бишкек, столица Киргизии в двадцать первом веке. Но в данный момент этот город находился в эпохе до изобретения электричества. Правда, здесь имелись водяные мельницы и маленькие фабрики.

— Скорее всего, конец девятнадцатого века, — заключила Сейбл.

К городу вели железные дороги, но примерно в километре от окраины они прерывались линиями хронологических сдвигов.

В город отправили еще одну партию разведчиков, они захватили с собой Николая в качестве переводчика. Город оказался очень красивым. Вдоль улиц росли деревья. Их листва немного пожухла из-за непрерывных кислотных дождей. Отражая далекую историю, главный городской проспект был назван улицей Шелкового Пути. Горожане, отрезанные от остального мира и понятия не имеющие о случившемся, волновались: почему нет связи, почему не поступает никаких указаний из Москвы, от царя. Коле очень хотелось заговорить с киргизами напрямую, но монголы ему не позволили.

Николая очень взволновал этот город — самое современное место из тех, что им пока довелось повстречать. Наверняка у этих людей имелось многое — и опыт, и разные приспособления для труда, и это могло послужить базой для дальнейшего развития. Коля стал уговаривать Йе-Лю завязать дружеские отношения с киргизами. Однако его мольбы остались без ответа, и он начал тревожиться: монголы не любили города и знали только один способ с ними расправляться. Сейбл его поддерживать не желала. Она просто наблюдала и ждала, играя в какую-то свою запутанную игру.

Николай стал свидетелем кое-чего из того, что произошло потом.

Монголы вернулись ночью. Молча, бесшумно они въехали в город. А когда начали атаку, дико взревели, и их крики и конский топот заполнили улицы. Истребление людей пронеслось по городу кровавой волной. Киргизы не могли оказать монголам никакого сопротивления — лишь несколько раз кто-то успел выстрелить из древних ружей.

Чингис приказал, чтобы правителя города доставили к нему живым. Тот пытался спрятаться со своими домашними в маленькой городской библиотеке, но эту постройку монголы разобрали по кирпичику. На глазах у градоначальника убили его жену, изнасиловали дочерей, а его самого потом забили до смерти.

Ничего ценного для себя монголы в городе не нашли. Они разрубили мечами небольшой печатный станок в местной типографии, взяли железо для переплавки. В обычае у монголов было забирать из разрушенных ими городов ремесленников и других людей, искушенных в каком-нибудь искусстве, чтобы впоследствии они им служили, но в Бишкеке они нашли мало полезных для себя людей: профессии часовщика, счетовода или юриста ничего не значили для них. Мало кого оставили в живых. Большую часть детей и молодых женщин забрали в плен, но многих женщин изнасиловали. Все это делалось жестоко и равнодушно, безо всякой радости. Просто монголы всегда так поступали.

Покончив со всем этим, монголы сожгли город дотла.

Пленников пригнали в лагерь Чингисхана. Глядя на этих несчастных людей, Коля видел, что это — типичные среднеазиатские крестьяне. Но даже их жилеты и штаны, толстые домотканые юбки и тюрбаны привлекали к себе алчные взгляды монголов. Одну юную красавицу по имени Наташа, пятнадцатилетнюю дочь трактирщика, отобрали для Чингисхана. Он всегда брал себе самых красивых женщин, и многие из них беременели от него. Чингис намеревался забрать пленников с собой, поскольку для них всегда можно было найти применение — погнать на битву, к примеру. Но когда хан обнаружил, что один из членов Золотого рода ранен пулей, выпущенной местным стряпчим, он велел казнить всех пленников до одного. Даже призывы Йе-Лю, его уговоры проявить милосердие ничего не дали. Женщины и дети покорно пошли на казнь.

К тому времени, когда войско покинуло город, он уже превратился в дымящиеся руины. Дома сгорели почти до основания. На месте массового убийства монголы оставили гору отрубленных голов, и некоторые из них были маленькими, и от этого зрелища разрывалось сердце. Через несколько дней Чингисхан послал в город отряд. Некоторым жителям удалось спрятаться по подвалам. Монголы окружили их и, надругавшись над ними, перебили.

Сейбл никак не реагировала на все это, вообще не выказывала никаких чувств. А Коля после Бишкека ясно понял, что он должен сделать.

29

Вавилон

Целых два месяца флот Александра Македонского и береговой обоз добирались до устья залива. Отсюда Александру хотелось как можно скорее двинуться вглубь суши. Он сформировал передовое подразделение из тысячи воинов и приставил к этому войску Евмена, Гефестиона и ряд других своих приближенных. Бисеза и ее спутники сделали все для того, чтобы тронуться в путь с этим авангардом.

Через день после высадки на берег передовой отряд добрался до Суз. Этот город во времена Александра был военной столицей покоренной им Персидской империи. Александр был еще слишком слаб, чтобы ехать верхом или идти пешком, поэтому его везли на повозке под лиловым балдахином, а вокруг повозки шагала сотня щитоносцев. До Суз добрались без препятствий — но это оказались совсем не те Сузы, которые помнил Александр.

Картографы царя не сомневались, что место то самое — середина равнины, кое-где поросшей деревьями. Но никакого города тут не было и в помине. Казалось, тут вообще прежде не ступала нога человека.

«Очень может быть, что так оно и есть», — подумала Бисеза.

Евмен с мрачным видом подошел к Бисезе и ее спутникам.

— Я тут побывал всего несколько лет назад, — сказал он. — Это был богатейший город. Все провинции империи вносили свою лепту в его процветание, все трудились ради этого — ремесленники и серебряных дел мастера из прибрежных греческих городов, индийские плотники. Какие тут были собраны сокровища! А теперь…

Он явно был не на шутку удручен исчезновением города. Бисеза снова заметила, как в царском секретаре зарождается гнев. Казалось, этот просвещенный грек переживает последствия Разрыва как личную трагедию.

Александр сошел с повозки и некоторое время бродил по округе, пристально вглядываясь в землю и поддевая мыском сандалии пыльную почву. Затем он вернулся под балдахин и больше не появлялся, словно теперешний вид местности был ему глубоко противен.