Прорыв в Пангею

Пузырь вернулся вместе со священником в замок, зашёл с ним на постоялый двор и подождал, пока жрец вынесет из своей комнаты необходимое лекарство. Священник взял всего одну золотую монету, разменял у трактирщика и отдал Пузырю четыре маленьких цехина сдачи. Мой друг поблагодарил нового знакомого и, смущаясь, спросил:

– Извините, а вы кто? Я сразу не поинтересовался, а потом как-то неудобно было…

– Зовут меня брат Нестор. Иногда еще добавляют Беспокойный за то, что не могу спокойно пройти мимо чужой беды. Я жрец бога Латандера, служу в главном храме Латандера в Западной Столице и своим долгом считаю помогать больным. А как тебя величать?

– Я Пётр по прозвищу Пузырь, направляюсь с моими друзьями в Холфорд, хочу стать рыцарем.

– Рыцарем просто так не станешь, – заулыбался Нестор Беспокойный. – Вначале тебе нужно стать воином, в храбрости и ратных способностях которого никто не сможет усомниться. Потом придётся большими и малыми делами доказать свою преданность Империи, а затем прославиться и выделиться из толпы простых воинов. Лишь тогда один из рыцарей может за особые заслуги отметить тебя и представить твою кандидатуру совету высших рыцарей Холфорда. Если совет единогласно решит, что ты достоин, то тебя допустят к последнему, самому трудному испытанию, пройдя через которое ты сможешь стать рыцарем.

– Я стану рыцарем, чего бы это мне ни стоило!

– Тогда удачи тебе, мой юный друг Пётр. Беги, успокой своего приятеля и отдай ему лекарство.

Когда Петька закончил свой рассказ, уже совсем стемнело, начал накрапывать дождь. Я намазал веки принесённой Пузырём мазью, вроде краснота стала понемногу спадать. Затем проверил рыболовную сеть, но она снова оказалась пустой, и я оставил сеть до утра. Фея в это время попробовала готовящуюся на вертеле утку и сообщила, что мясо совсем скоро будет готово. Она начала резать хлеб и зелень, разлила всем в кружки чаю.

Заметно холодало, небо было затянуто чёрными тучами. Мы сидели у костра и болтали о том о сём – о школе, о наших дальнейших планах, о том, как друзья мне здорово помогли. Но вскоре редкие капли превратились в настоящий ливень, который хлынул как из ведра. Мы быстро перебрались в палатку, втащив за собой и наш ужин, и закрыли за собой полог.

Я достал из рюкзака свечку, сухой мох и огниво. Друзья с любопытством и некоторым беспокойством наблюдали за моими приготовлениями, опасаясь, как бы я не поджег палатку. Но не зря я тренировался целую неделю – с первых же искр сухой пучок вспыхнул, я аккуратно зажёг свечку и поставил ее в пустой стакан посреди нашего «стола» – квадратной плотной скатерти.

Палатку Пузырь выбрал прекрасную – с довольно высоким потолком, просторную, в ней было удобно сидеть и ужинать втроём. Фея порезала утку, и мы набросились на еду. Мясо оказалось несколько пересолёно, но никто не привередничал – все успели проголодаться. С чаем мы управились очень быстро, а вылезать из палатки под дождь и набирать разбавленную ливнем воду из котелка никому не хотелось. Наш костёр уже затушило дождем, и вскипятить ещё порцию воды для чая было проблематично. Тогда Пузырь со словами «ну что бы вы без меня делали?» достал из своего рюкзака термос, в котором оказался не чай, как я предположил утром, а горячий глинтвейн.

– Моя мама сегодня рано утром собственноручно приготовила. Сказала, что знает она эти молодёжные походы: замёрзнут все в первую же ночь и пошлют, как всегда, гонцов за самогоном в ближайшую деревню.

Мы посмеялись и разлили по стаканам ещё горячее вино. Чокнулись «за удачный поход» и выпили. Действительно сразу стало тепло и приятно. Палатка гремела от барабанящих тяжёлых капель и порывов ветра, но внутри было сухо и спокойно. Мы не спеша доели ужин, допили остатки глинтвейна и стали готовиться ко сну.

Я надел тёплый свитер и вязаные носки, расстелил тонкий матрац-подстилку и укрылся одеялом. Пузырь одеяло в поход не захватил, но надел свитер и куртку, так что за него можно было не беспокоиться. Фея устроилась лучше всех – у неё в рюкзаке нашелся тёплый туристический конверт-спальник, в который она и забралась, застегнулась до самого носа и устроилась спать в тепле и уюте посредине между мной и Пузырём.

Затушив свечку, я полежал немного, слушая шум дождя, потом пожелал всем спокойной ночи. Но мне никто не ответил – друзья уже крепко спали. Мне же, наоборот, не спалось – наверное, потому, что я почти весь день и так проспал. Я полежал немного, вздремнул часок-другой, а потом встал, полный сил, готовый провести на ногах хоть весь следующий день.

Дождь закончился. Я вылез из палатки и начал заново разводить костёр. Мокрые ветки долго не хотели разгораться, но мне все-таки удалось зажечь от углей, ещё хранивших тепло в самой глуби костра, тоненькие палочки и сухой мох, а потом и дрова. Небо быстро очищалось от туч, засияли россыпи совершенно незнакомых мне звёзд, стало светло почти как днём.

Я проверил сеть и вытащил запутавшуюся в ней небольшую щуку. Эта удача подстегнула меня, я достал рыболовные снасти, нацепил на крючки кусочки хлеба и утиного мяса и закинул в воду. Белые поплавки из перьев были хорошо видны на фоне тёмной воды, что очень пригодилось на ночной рыбалке. В принципе, у меня имелись в рюкзаке и донные закидушки с колокольчиками, но я решил не ставить их сейчас, чтобы не разбудить спящих друзей.

Клевало нечасто, но зато и мелочовка не терзала попусту наживку. До рассвета я поймал десяток окуней разного размера, одного усатого налима и ещё одну непонятную рыбину длиной с ладонь, с продольными голубыми полосками. Эта рыба явно не водилась в наших реках, но выглядела вполне типично для речной рыбы, то есть наверняка была съедобной. После длительного осматривания «полосатик» был признан годным для ухи. Поставленная сетка принесла ещё двух щурят и несколько окуней. Я почистил всю рыбу, порезал захваченные Феей из дому овощи и начал варить уху по рецепту, которому меня учил мой отец много лет назад: сначала приготовить рыбный бульон из мелочовки и плавников, потом выкинуть всю эту мелочь, покрошить морковку, лук и картошку, а только потом посолить и положить хорошие куски рыбы.

С появлением первых проблесков зари на востоке над озером начал подниматься густой туман, ветра не было, и казалось, что всё озеро закипает от пара. Туман стелился по земле и оказался таким плотным, что даже палатку с пяти шагов едва было видно. Я сидел у костра, когда вдруг услышал негромкий шелест тростника – кто-то явно покрупнее утки возился неподалеку. Волк или кабан, решил я. Звук приближался.

Я вынул арбалет и рычагом быстро зарядил своё оружие болтом с широким охотничьим наконечником. Туман мешал разглядеть приближающееся существо. Присев на одно колено, я взял оружие на изготовку, осматривая кусты со стороны отмели. Я напряжённо вглядывался в полосы белой мглы и вдруг понял, что вижу цель – расплывчатый тусклый силуэт, сотканный из плотного тумана, словно я смотрел через инфракрасный бинокль. Цель оказалась высокого роста и приближалась на двух ногах, она находилась уже на расстоянии метров пятнадцати, когда я понял: человек! Даже два человека – вторая расплывчатая фигура виднелась чуть сзади. Не опуская оружия, я громко произнес:

– Стой, кто идёт!

– Не стреляй, вольный охотник. Мы не враги тебе и твоим друзьям.

Я удивился и опустил вниз арбалет. Из тумана вышли два человека. Точнее, человек и… эльф! В одинаковых серых длинных плащах, под которыми виднелись кольчужные рубашки из тёмного металла. Серые Пограничники, догадался я и положил оружие на землю.

Оба Пограничника подошли ближе и сели у костра. Я исподтишка разглядывал их: довольно молодой, лет двадцати пяти, рыжеволосый мужчина. Несмотря на молодость, он производил впечатление умелого воина, два длинных меча крепились крест-накрест у него на спине под плащом, лишь рукоятки торчали над плечами. У эльфа меча не было, но на поясе имелся широкий охотничий нож, а за спиной виднелся длинный резной лук из светлого дерева и колчан со стрелами с красным оперением.