Страница 10 из 82
Любопытно было наблюдать за тем, как прежние чувства, заново возникшие на фоне condition seconde, влияли на нее, когда она пребывала в нормальном состоянии. Однажды утром больная со смехом сказала, что почему–то злится на меня; из дневника мне было известно, почему она могла на меня злиться, и во время вечернего сеанса гипноза мое предположение подтвердилось. В этот день в 1881 году я сильно разозлил пациентку. В другой раз она заявила, будто у нее что–то стряслось с глазами, и теперь она неверно различает цвета; хотя она знает, что платье у нее коричневого цвета, ей все равно кажется, будто оно синее. Я провел тест с помощью разноцветных карточек и выяснил, что она верно и четко различала все цвета и лишь цвет ткани своего платья не могла определить правильно. А все оттого, что в 1881 году в эти же дни она шила для отца домашний халат, для которого выбрала такую же ткань, что и для своего нынешнего платья, – только синего цвета. При этом воздействие воспоминания зачастую опережало появление самого воспоминания, так что сначала ухудшалось ее состояние, и лишь потом в condition seconde мало–помалу выявлялось соответствующее воспоминание.
Хотя вечерние сеансы гипноза уже были перегружены из–за того, что обсуждать приходилось не только ее недавние фантазии,, но также переживания и «vexations»[19] 1881 года (обо всех фантазиях, возникавших у нее в 1881 году, она, к счастью, рассказала мне еще тогда), работу пациентки и врача непомерно осложняло еще и то, что имелся третий пласт отдельных расстройств, от каковых приходилось избавляться таким же способом, то есть обсуждать душевные переживания, относящиеся к инкубационному периоду болезни, растянувшемуся с июля по декабрь 1880 года, из–за которых развились все истерические симптомы и по мере выговаривания которых симптомы эти исчезали.
Когда во время вечернего сеанса гипноза благодаря случайному, ничем не спровоцированному выговариванию впервые исчезло одно давнее расстройство, я был крайне удивлен. Летом было очень жарко, и пациентка жестоко страдала от жажды, поскольку ни с того ни с сего почувствовала, что не может пить. Она брала в руку бокал, наполненный желанной влагой, но стоило ей поднести бокал к губам, как она отталкивала его как человек, страдающий водобоязнью. В этот миг сознание ее явно помрачалось. Питалась она исключительно фруктами, дынями и т. п., чтобы утолить невыносимую жажду. Так продолжалось шесть недель, и вот как–то раз во время сеанса гипноза она упомянула о своей компаньонке–англичанке, которая ей не нравилась, и, всем своим видом выказывая отвращение, рассказала о том, что однажды зашла к ней в комнату и увидела, как ее противная собачка лакает прямо из бокала. Тогда она промолчала из вежливости. Теперь, сполна излив свой гнев, который тогда ей удалось сдержать, она попросила воды, принялась жадно пить, не выказывая ни малейшего отвращения, и очнулась от гипноза, держа стакан в руке. После этого расстройство исчезло раз и навсегда. Аналогичным образом она избавилась от своих странных неистребимых причуд, стоило ей лишь рассказать о событии, которое послужило поводом для их появления. Но подлинный успех был достигнут тогда, когда таким способом впервые удалось устранить стойкий симптом, контрактуру правой ноги, степень выраженности которой, впрочем, к тому времени уже заметно снизилась. На основании наблюдений, позволяющих судить о том, что у этой пациентки исчезают симптомы истерии, как только она воспроизводит под гипнозом событие, послужившее поводом для возникновения того или иного симптома, – именно на этом основании были разработаны приемы проведения терапевтической процедуры, которая оказалась вполне логичной, последовательной и пригодной для систематического применения. Все симптомы, составлявшие эту запутанную картину болезни, рассматривались по отдельности; обо всех событиях, подавших повод к появлению определенного симптома, пациентка рассказывала в обратной последовательности, начиная с событий, произошедших незадолго до того, как она слегла в постель, и заканчивая теми событиями, из–за которых симптом появился впервые. Стоило ей обо всем рассказать, как симптом исчезал навсегда.
Таким образом, она «дала отповедь», среди прочего, парезам с контрактурами и анестезии, разнообразным расстройствам зрения и слуха, невралгиям, кашлю, тремору и, наконец, расстройству речи. Например, из числа расстройств зрения были по отдельности устранены сходящееся косоглазие, вызывавшее двоение в глазах; отклонение обоих зрачков вправо, из–за чего рука ее всегда оказывалась с левой стороны от предмета, который она хотела ухватить; сужение поля зрения; центральная амблиопия[9]; макропсия[10]; склонность видеть череп вместо отца; неспособность читать. Этому анализу не поддавались лишь отдельные симптомы, развившиеся за то время, что она провела в постели, в частности левосторонний парез с контрактурами, то есть симптомы, которые, по всей вероятности, и не были напрямую спровоцированы психическими переживаниями.
Кроме того, выяснилось, что невозможно сразу вызвать у нее воспоминание о событии, которое послужило поводом для первого появления симптома. Если подобные попытки предпринимались, она не могла ничего припомнить, приходила в замешательство, и ждать приходилось еще дольше, чем в том случае, когда ей не мешали мерно разматывать ту нить из клубка воспоминаний, которую она уже ухватила. Но во время вечернего сеанса гипноза поиски затягивались неимоверно, поскольку после «выговаривания» двух предыдущих историй больная бывала рассеянной и утомленной, не говоря уже о том, что ей требовалось время для того, чтобы восстановить в памяти во всех подробностях последовательность событий, и поэтому я стал применять следующую процедуру. Я навещал ее поутру, гипнотизировал (для этой цели я подобрал опытным путем простейшие гипнотические процедуры) и после того, как она начинала сосредоточенно размышлять об интересующем нас симптоме, расспрашивал ее о событии, которое послужило поводом для его появления. В ответ пациентка быстро перечисляла все подобные происшествия, характеризуя каждое из них двумя–тремя ключевыми словами, которые я записывал. Затем, во время вечернего сеанса гипноза она довольно подробно описывала все обстоятельства, опираясь на мои заметки. Для того чтобы показать, насколько исчерпывающими и обстоятельными во всех отношениях бывали ее рассказы, я могу привести один пример. Пациентка обыкновенно не слышала того, кто к ней обращался. Эта мимолетная глухота дифференцировалась следующим образом:
а) Из–за рассеянности она порой не слышала, что кто–то вошел в комнату. Такое случалось 108 раз; она указала, кто заходил к ней в комнату и в каких обстоятельствах это происходило, а зачастую называла даже точную дату; все началось с того, что она не услышала, как к ней в комнату зашел отец.
б) Она не могла разобрать слова, когда говорило разом несколько человек; такое случалось 27 раз; впервые это случилось опять–таки тогда, когда отец беседовал с одним своим знакомым.
в) Она не слышала того, кто обращался непосредственно к ней; такое случалось 50 раз; все началось с того, что отец как–то раз тщетно просил ее принести ему вино.
г) У нее закладывало уши из–за сильной тряски (в экипаже и т. п.); случалось такое 15 раз; все началось с того, что младший брат начал трясти ее в пылу перебранки, когда застал ночью за подслушиванием у дверей отцовской комнаты.
д) Она могла оглохнуть от страха, который вызывал у нее шум; происходило такое 37 раз; все началось после того, как у отца случился приступ удушья от того, что он поперхнулся.
е) Она могла оглохнуть в моменты полного помрачения со знания; случалось такое 12 раз.
ж) Она могла оглохнуть, если долго подслушивала, и когда к ней кто–нибудь обращался, ничего не слышала; случалось такое 54 раза.
Разумеется, все эти симптомы по большому счету тождественны и обусловлены рассеянностью, помрачением сознания или страхом. Однако в воспоминаниях больной между этими эпизодами проводилась столь четкая граница, что при малейшем нарушении порядка изложения ей приходилось вносить поправки, чтобы восстановить истинную последовательность событий, иначе она не могла продолжать рассказ. События, о которых она рассказывала, были столь скучны и незначительны, что при уточнении подробностей не могло закрасться подозрение, что она их выдумала. Проверить подлинность многих происшествий было невозможно, поскольку речь шла о душевных переживаниях. Об иных происшествиях и сопутствующих им обстоятельствах припоминали близкие пациентки.
19
Vexations (англ.) – неприятности, обиды.