Плакальщик

— Ты жирный, не так ли? — произнес старик. — Ну-ка, повернись. Упрись в машину и руки за голову.

Менло исполнил все в точности, зная, чего хочет старик. Это была обычная процедура во всем мире. Наклониться вперед, чтобы утратить равновесие. Руки выше головы, чтобы они увеличивали тяжесть тела. Таково положение подозреваемого, когда полицейский хочет обыскать его на предмет наличия оружия. Это означало — сейчас пистолет будет у него отобран.

Сколько нужно времени, чтобы старик догадался открыть чемоданы на заднем сиденье?

И все из-за того, что он ехал по пустой улице со скоростью в тридцать две мили!

— Я думал, ты похож на судью, — пробормотал старик, — но теперь я вовсе в этом не уверен. Может, на тебя уже есть объявление в розыск.

Старик стал обыскивать, хлопать его по карманам. Сначала вынул из бокового кармана бумажник и сделал шаг назад. Менло услышал, как, открыв его, полицейский слегка присвистнул. Там были деньги. Приблизительно тысяча стодолларовыми и пятидесятидолларовыми купюрами.

— Так, так, так, — сказал старик. — Интересно! — Помолчал и другим тоном продолжал: — А теперь, черт побери, что это?

Менло тоже удивился. Что бы это ни было, но звучало так, будто старик доволен увиденным. Менло подумал: где же люди? Ярко светило солнце. Но главная улица пуста — никакой толпы зевак. С тех пор как его остановили, мимо проехало машины две, объехав их и даже не притормаживая. Он не мог этого понять. Он не знал, что в городе, где устраивается ловушка на ограничение скорости, автомобилисты часто злятся на полисменов, и те отвечают на это применением унизительных методов. Таких, как обыск. Потому в подобном маленьком городке, как бы сонно он ни выглядел, вид полицейского, обыскивающего проезжего туриста, является обычным.

Старик продолжал бормотать про себя и вдруг закричал:

— Коммунист! Чертов коммунист! Тогда Менло понял, что нашел старик. Он не побеспокоился избавиться от своих официальных документов. Теперь их рассматривал старик, пытаясь разобрать надписи на иностранном языке, до тех пор пока не увидел какой-то знак или символ, который ему в этом помог.

— Так, так, так, — крикнул старик и в его голосе чувствовалось растущее возбуждение. — Думаю, вполне возможно, приятель, что тобой заинтересуется Федеральное бюро расследований. Коммунистическая шишка без прав и документов на автомобиль везет с собой деньги на взятки. Думаю, ФБР не будет возражать против встречи с тобой. Поэтому ты давай, двигайся вперед, приятель. Отойди от украденной тобой машины и двигайся вперед. Направо. Тюрьма всего в квартале отсюда. Сначала я хорошенько тебя запру, а потом уж заберу твою машину и багаж.

Менло шел впереди полицейского вдоль по улице к тюрьме — одноэтажному зданию с голым фасадом, на котором имелись только одно зарешеченное окно и дверь с надписью золотом на стекле “Полицейский участок”.

Внутри все напоминало сцену из вестерна. Главный коридор с приемной справа, где помимо других вещей имелся письменный стол. Дверь налево закрыта. Старик заставил Менло идти по коридору прямо, к двери, забранной решеткой.

Именно тогда, когда старик отпирал эту дверь, он лишь на секунду отвел свой взгляд от Менло. Этого оказалось достаточным. Менло выхватил пистолет из кармана и выпустил в голову старика обе пули.

Сначала забрал свой бумажник, затем вытащил из кобуры полицейский кольт и сунул за пояс слева рукояткой вверх так, чтобы его не видели посторонние, нелегко было вытащить. Наконец, он затащил тело старика через порог комнаты с забранной решеткой дверью, чтобы того не сразу обнаружили. Камеры располагались в том же крыле здания, но выходили на противоположную сторону. В одной из них кто-то, возможно негр, тихонько и жалобно пел ни о чем.

Менло испытывал странное чувство. До этого момента все его действия направлялись против криминальных элементов общества, отбросов. Кейпор, Организация, Паркер и Мак-Кей. Правда, он изменил своему министерству. Но это его совершенно не волновало. Его действия против государства оказывались в некотором роде опосредованными. Это не предательство, а грех невыполнения служебных обязанностей ради денег. Но теперь он застрелил полицейского офицера. Внезапно его разрыв с прошлым стал полным и непоправимым, гораздо более широким и глубоким, чем он мог себе представить. В душе шевельнулся страх, и от этого страха ослабли коленки.

Но он должен быть сильным. Он сделал выбор и до сих пор выходил из всех переделок победителем. Каковы бы ни оказались препятствия, он должен их преодолеть, продолжать побеждать. Правила отныне изменились, и он изменился тоже...

Тяжело дыша от напряжения, он закрыл дверь с решеткой. Подождал, восстанавливая дыхание, и заставил себя выйти из здания с независимым и непринужденным видом. Он не станет есть ленч в столовой, расположенной прямо перед ним. Сегодня он вообще не будет есть ленч.

Судя по карте, следующий крупный город — Колумбия, штат Южная Каролина. Он должен рискнуть, доехать до этого города на машине, но там ее придется бросить. Дальше он весь остаток пути до Майами проедет поездом. Маловероятно, что оттуда будет авиарейс.

Он забрался в “понтиак”, ощутив при этом, как уперся в левый бок пистолет. Сдав машину назад, объехал стоящий под углом полицейский автомобиль и спокойно выехал из города со скоростью двадцать миль в час.

Глава 4

Это выглядело, как свадебный торт. Менло уставился на него с заднего сиденья такси, немного щуря глаза от яркого света. Было воскресенье, и отель “Санвейз” утопал в лучах солнца.

Розово-белый, с огромным белым фонтаном перед входом, напоминавшим марципан. Вода навевала прохладу уже своим журчанием.

— Ненавижу этот чертов город, — проговорил водитель такси, ожидая возможности въехать под козырек главного входа.

Менло не ответил. Он обрадовался задержке, дающей возможность изучить место и немного к нему привыкнуть.

Все было новым. Все отличалось от виденного им прежде. Его самоуверенность потрясло событие в маленьком городке Южной Каролины, а в глубине сознания росла мысль, что в итоге ему своего не добиться. Он оказался в совершенно новом мире, к которому не был приспособлен. У него нет ни документов, ни толкового объяснения, кто он такой и откуда приехал. Да и куда направиться дальше, он не имел понятия.

Слишком о многом он не подумал. Слишком многое он не мог предвидеть. В обыденной жизни ему мешало, что он абсолютный новичок в Соединенных Штатах. Все оказалось не так, как в Кластраве. Поезда, в которых он ехал, дважды сделав пересадку, не походили на поезда у него дома. Здесь имелись только неразделенные перегородками вагоны, похожие на третий класс, но с зачехленными креслами в духе вагонов первого класса у него на родине. При выходе на платформу здесь не было будок и перронных контролеров. Билеты продавали кондукторы уже в самом поезде. Все, начиная от существенных различий в языке и валюте до внешнего вида и обычаев в ресторанах, — все было раздражающе чужим. Ему приходилось нащупывать манеру своего поведения, интуитивно перебираться от одной ситуации к другой в полной уверенности, что каждый с ним общающийся знает: он — иностранец. В Кластраве такой очевидный иностранец, как он, уже давно оказался бы под наблюдением официальных властей. Он знал, что в Соединенных Штатах все не так строго, но не мог просто болтаться туда-сюда вечно, имея при себе целый чемодан денег, происхождение которых не мог объяснить, и надеясь на лучшее.

Деньги для него стали более реальными. Он понимал теперь, почему возникли такие серьезные проблемы со стариком. Большинство американцев с подозрением относились к пятидесятидолларовым купюрам. Ему удалось с некоторыми трудностями потратить три такие купюры, получив на сдачу деньги меньшего достоинства. Он стал расплачиваться мелкими купюрами и монетами, надеясь, что их хватит до того момента, когда решит, как поступить с остальными деньгами. Да, предложи он старику десятидолларовую купюру, и кто знает, чем бы закончилась их встреча...