Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 18 из 31

Бет Харроу. Такая длинная, изящная.

Такое упругое тело. Такой активный и желающий секса участник. Как раз то, о чем он мечтал, глядя во все глаза на стюардессу в самолете. Как раз то, о чем он постоянно думал, если мысли не были заняты этими ста тысячами долларов. Все его помыслы воплотились в Бет Харроу.

В ту ночь он подождал, пока Паркер и Мак-Кей заснут, поднялся со своего ложа на полу и с ботинками, пиджаком и галстуком в руках вышел в холл. Оделся, пригладил блестящие черные волосы пальцами и поправил брюки.

Он тихонько постучался в двери номера пятьсот двенадцать и спустя несколько секунд услышал скрип кровати и легкий отклик: “Открыто”.

Вошел. Единственным источником света в комнате была лампа на прикроватном столике — света интимного, желтовато-янтарного. Она лениво лежала на кровати, укрыв одеялом свое невероятно длинное тело. Светлые волосы обрамляли лицо на подушке. Она взглянула на него с удивлением:

— О, это вы?!

— Вы снова ожидали увидеть нашего приятеля? — Вероятность того, что здесь появится Паркер, его не радовала.

— Этого сукиного сына? — Она, по-видимому, была очень зла на Паркера. — Не подадите ли мне сигарету, а? Вон там, на туалетном столике.

— Безусловно. Если позволите, я присоединюсь к вам.

— Будьте как дома.

Желание таращить глаза и хихикать, как на борту лайнера, становилось в нем все сильнее и сильнее. Он изо всех сил боролся с ним, сохраняя привычный и воспитанный вид, когда подносил сигарету и склонялся к ней с зажигалкой. Ее карие глаза, глубокие и понимающие, не мигая смотрели в его собственные. Он выдержал этот взгляд и обаятельно улыбнулся.

— Благодарю, — сказала она и выдохнула дым в сторону от него. Потом похлопала по кровати рядом с рельефно выделяющимся бедром. — Присядьте.

— Вы в высшей степени добры. — Постель прогнулась под его весом, и ее тело чуть качнулось к нему.

— В каких вы отношениях с Паркером? — внезапно спросила она.

— А!.. — воскликнул он. — В совершенно случайных. Странно, но именно об этом я хотел спросить вас. Конечно, вы дама, поэтому я...

— Паркер — это в жопе боль, — скривилась она. — Извините, если я вас шокирую.

Она его действительно шокировала... Жаль, что у него на родине не разговаривали в такой манере. Он улыбнулся, чтобы скрыть смущение.

— Вы точны во всем, моя дорогая. И ваша фраза восхитительно точна. Мое имя, которое наш общий приятель не счел нужным сообщить вам, — Огюст Менло.

— Вы мне сами его тогда назвали. Помните?

— О да. Я это сделал.

— Почему вы так нервничаете?

— В высшей степени извиняюсь. Не ожидал, что это так заметно.

— Паркер не вернется, если вы волнуетесь по этому поводу, — успокоила она.

— Конечно, частично волновался и из-за этого, — откровенно признался он. — Что же касается Паркера, то наши отношения с ним в высшей степени мимолетные и необходимые в силу обстоятельств.

— Я могла бы сказать то же самое, — с ожесточением подтвердила она. — Мне хочется спихнуть этого ублюдка со скалы.

— Моя дорогая леди, как быстро мы пришли к полному единству взглядов!

Сначала она не поняла. Слегка нахмурилась, усваивая сказанное, а затем внезапно на его улыбку ответила ослепительной своей.

— Меня зовут Бет Харроу, — представилась она.

— Я очарован. — И он действительно имел в виду то, что сказал. Наклонившись, погасил в пепельнице сигарету. — Паркер сообщил мне о статуэтке.

— Я не знала, что Паркер когда-нибудь что-нибудь говорит.

— Он не болтун, нет. Но все же сказал мне о статуэтке. Для, если можно так выразиться, взаимного укрепления доверия. Что сообщил ему я, в данный момент не имеет значения. Об этом можно поговорить в другой раз!

Иметь женщину, подобную этой, и в ее обществе потратить сто тысяч долларов. Какая восхитительная мечта! Какая еще более восхитительная реальность!

— Если я правильно понимаю, ваш отец заплатил за статуэтку авансом пятьдесят тысяч долларов.

— Авансом и наличными, — кивнула она. — Кроме того, у нас есть нечто, что хотелось бы Паркеру получить. И это нечто он получит позже.

— Что-нибудь э-э... ценное?

— Ни для кого, кроме него самого.

— А-а... так. Моя дорогая, я бы хотел вам задать наводящий вопрос.

— Он заплатит...

— Извините?

— Мой отец заплатит снова. Если у Паркера не будет статуэтки, а она окажется у вас и вы захотите ее продать, он вновь заплатит.

— Еще пятьдесят тысяч?

— Вряд ли он пойдет так далеко, но, возможно, двадцать пять. Менло пожал плечами:

— Я не жаден.

— Готова поспорить, что нет. Он наклонился к ней ближе:

— Еще один вопрос, моя дорогая.

— Что на этот раз?

— В моей стране женщины ложатся в постель в огромных белых хлопковых мешках. А что надевают женщины на ночь в Соединенных Штатах?

— Зависит от женщины. — Ну, вы, например?

— Кожу.

— Кожу? Вы имеете в виду, что на вас нет никакого белья?

— Это именно то, что я имею в виду.

— Невероятно, — удивился он.

— Вы мне не верите? — В глазах ее был насмешливый вызов, руки сжали верхний край одеяла.

— Если вы докажете справедливость своих слов, — ответил он, — то хочу предупредить, я не отвечаю за последствия.

— Правда?.. — Руки сверкнули, и одеяло было отброшено, обнажив ее до колен.

Он еще ни разу в жизни не раздевался так быстро. Не стянув и наполовину носок, он уже погрузился в постель, возвышаясь над ней, как дирижабль. Ее карие глаза потемнели, тело стало тверже и более упругим. Внезапно он ощутил себя рядом с пантерой. Он говорил ей массу всяких слов на своем родном языке, пока не перехватило дыхание, и с того момента просто прилипал к ней.

Когда все закончилось, они выкурили по очереди одну сигарету. Немного поговорили. Он поднялся и стал одеваться.

— Я встречусь с вами в Майами. Надеюсь, очень скоро. И со статуэткой.

— Вы запомните название отеля?

— Оно твердо отпечаталось в моей памяти. — Он взял из ее пачки последнюю сигарету и закурил. — По-моему, лучше вам уехать утром, как просил Паркер. Он упрям и непредсказуем. Не хотелось бы, чтобы что-то нарушило мои планы.

— Ладно, — ответила она.

— Тогда до встречи в Майами. Он вернулся в номер Паркера и забылся в приятно-утомленном сне, наполненном сладкими мечтаниями...

Наблюдая эти два последних дня Паркера и Генди за работой, он все более и более восхищался их профессионализмом. Первоначально он рассчитывал оставаться с ними все ограбление и отступление. Пусть отработают все детали операции, а тогда уж... Но ближе к началу дела он передумал и решил покончить с ними уже в доме Кейпора. В результате подробных и тщательных расспросов он достаточно узнал о маршруте отступления. Завершение операции решил взять на себя, опасаясь неожиданного подвоха от пары самых свирепых волков, с каковыми действовал в союзе. В последний день, в пятницу, нервозность и возбуждение так возросли, что он боялся взорваться в любую минуту. С приближением вечера ему все труднее стало контролировать себя.

При всем желании они не смогли бы обнаружить у него пистолет, спрятанный за двойным дном кошелька на поясе. Оружие больше напоминало игрушку, особенно по сравнению с имевшимся у Паркера и Мак-Кея. Но зато он достаточно мал, его можно безопасно и надежно спрятать. В нем имелось всего две пули. Но при точной стрельбе их вполне достаточно.

В вечер пятницы, когда Паркер и Генди ушли угонять вторую машину, он переложил пистолет в карман пиджака с надеждой, что им не придет в голову обыскивать его перед проникновением в дом Кейпора.

Мак-Кей вернулся в назначенное время. Менло нес пустой чемодан, купленный в тот день. Он залез в машину и спросил:

— Вам повезло?

— Вполне. Иногда и Мак-Кей был сдержан на язык.

С момента, когда он сел рядом с Мак-Кеем в автомобиль, и до завершения операции Менло находился в состоянии такого огромного возбуждения, что едва ли помнил себя и свое имя. Операция прошла как часы, и его переполнял восторг, смешанный с ужасным восхищением. Эта смесь действовала на него, как наркотик. Они подъехали к дому в огненном “кадиллаке”. Проникли внутрь. Вошли в комнату Кейпора с жалкой коллекцией фигурок. И тут впервые Менло увидел белого Плакальщика. С его перевозбужденными нервами он нашел в этой статуэтке глубоко символическое предзнаменование. Для него, в каком-то извращенном понимании, фигурка Плакальщика означала окончание траура. Наконец все оказалось в пределах его досягаемости.