Страница 5 из 13
— Выпей! — почти приказал он и придвинул один из бокалов к краю стола.
Я послушалась. Сделала осторожный глоток, и губы обжег неожиданно крепкий пряный напиток.
Гарольд между тем встал и отошел к окну, грея в ладонях свой бокал. Надолго замер, глядя, как за стеклом мечутся в танце снежинки.
— Я знал твою мать, — вдруг проговорил он. — Пересекались пару раз на приемах, но, увы, официально мы не были друг другу представлены. Ардали Артьян. Поразительно красивая женщина! Была…
Последнее слово резануло меня, словно удар хлыста. Пальцы затряслись так сильно, что я едва не расплескала вино. На глаза опять навернулись слезы.
— Как я слышал, твои родители покончили с собой, — жестокосердно продолжил расспросы Гарольд, словно не понимая, а скорее — не желая понимать, какую боль мне приносит эта тема. — Почему?
— Отец был обвинен в государственной измене, — глухо ответила я. — Вроде как обстоятельства его вины были неоспоримы. Его должны были арестовать и повесить. Но следователь, ведущий это дело… — На этом месте мой голос задрожал и едва не сорвался. Я помолчала пару секунд, потом с усилием продолжила: — В общем, отцу был предложен выбор. И он предпочел сам свести счеты с жизнью, лишь бы избежать судилища и последующей публичной казни. А мать, как верная и любящая супруга, последовала за ним. Наше имущество было конфисковано в пользу государства. А мы с братом лишились дворянства.
— И твои родители бросили своих детей на произвол судьбы? — Интересно, мне показалось, или в голосе Гарольда действительно прозвучало сочувствие? Впрочем, практически сразу в его тон вернулось нарочитое равнодушие: — Ведь они не могли не понимать, как тяжело вам придется.
Я пожала плечами. Сделала еще один крохотный глоток вина, после чего с усилием сказала:
— Они оставили нам с братом достаточно яда, чтобы при желании мы последовали за ними. Но я… Я оказалась слишком малодушной и не сумела…
В голосе опять прорезались рыдания, и я замолкла. Даже сейчас, после этих чудовищно тяжелых месяцев голода и холода, я не жалела, что не предложила чашу с ядом брату и не выпила ее сама.
— А они, стало быть, сумели, — с очень странной интонацией протянул Гарольд.
Я осмелилась бросить на него быстрый взгляд. Надо же, такое чувство, будто он в бешенстве! Глаза потемнели, желваками так и играет.
— Трусы, — с нескрываемым презрением бросил он в этот момент. — Бросили детей, а сами сбежали.
Я промолчала и уставилась в свой бокал. Я понимала, что не могу винить отца в его выборе. В конце концов, если бы он не покончил с собой, то все равно погиб бы, и его смерть оказалась бы гораздо менее приятной и более мучительной. Но мать… Нет, не хочу думать на этот счет! Просто не хочу — и все тут. В конце концов, все уже сделано и ничего исправить нельзя.
— И что было дальше? — спросил в этот момент Гарольд.
Я опять пожала плечами, не в силах облечь в слова весь тот кошмар, через который нам с Дирком пришлось пройти. Вся эта история приключилась в конце лета, когда ночи еще были достаточно теплыми, а земля щедро дарила плоды. И я всерьез думала, что мы как-нибудь выкрутимся. В конце концов, у меня был жених…
— Сколько тебе лет? — поинтересовался Гарольд, видимо, подумав о том же. — Восемнадцать? Наверняка к тому моменту ты была уже помолвлена.
— Была, — неохотно подтвердила я, вспомнив милого паренька-соседа. Его неизменный румянец, когда он преподносил мне букеты скромных полевых цветов. Стихи, которые он сочинял для меня и про меня. Не слишком складные, но по-своему трогательные. Его робкие поцелуи в щеку. Если честно, я не млела в его объятиях и сердце не замирало от его прикосновений. Но я понимала, что вполне смогу прожить с ним всю жизнь: спокойную и без особых потрясений. Рожу детей и найду свое счастье в них. Так все жили в моем окружении. А еще я помню его мать — высокую, холеную женщину. До сих пор в ушах стоит ее резкий визгливый голос.
«Милочка, ну вы же понимаете, что теперь не может быть никакой речи о вашей свадьбе, — выговаривала она в нашу последнюю встречу. — Мне, конечно, очень жаль, что так все вышло с вашими родителями, однако согласитесь: они сами виноваты. Государственная измена — это… Это просто в голове не укладывается! Кстати, помолвочное кольцо можете оставить себе. Все равно на нем гравировка, если продавать, то только перекупщикам».
Сигурда, моего так называемого жениха, я тогда так и не увидела. Он предпочел спрятаться, лишь бы избежать столь непростого объяснения. Но я его в этом не винила. Эта семья была не первой и, увы, не последней, которая поспешила заявить о публичном осуждении поступка моего отца. Слишком страшило окружающих угодить под тень подозрения — а не причастны ли они к тому же?
Но я была благодарна виере Треоне за то, что она не стала отбирать кольцо, хотя имела на это полное право. Продав его, я и приобрела ту жалкую лачугу, которая стала нашим прибежищем зимой.
— Полагаю, твой жених поторопился ретироваться, когда узнал, что его будущая жена — дочь государственного преступника, — прозорливо проговорил Гарольд, без проблем угадав окончание той помолвки.
Я кивнула, подтвердив его слова. Да, все так.
— Люди… — протянул Гарольд с плохо скрытым пренебрежением. — Такие предсказуемые в своих страхах. Так любящие предавать и так беспокоящиеся о собственном благополучии.
Я тоскливо посмотрела в окно, за которым бушевала метель. Здесь, за толстыми надежными стенами, совершенно не чувствовалось, какая непогода обрушилась на Хельон. А в своей лачуге я бы сейчас дрожала от страха и холода, гадая, не сдует ли очередной порыв ветра наше жалкое жилище.
— Я спас твоего брата от верной гибели, — без предупреждения переменил тему разговора Гарольд, наконец-то прекратив расспрашивать о моем несчастливом прошлом. Хмыкнул и с нажимом добавил: — Более того, я спас тебя. Ты едва не замерзла у ворот.
— Я в курсе, — тихо прошелестела я. Кашлянула и продолжила чуть громче: — Я пришла к вам за помощью. Прочие целители отказались…
Я закусила губу, вновь окунувшись в то черное отчаяние, которое владело мною всего несколько дней назад. Отказы, одни отказы. Некоторые даже не пускали меня на порог, другие смеялись в лицо и говорили, что я заслужила это. Мол, боги наказывают меня за грехи родителей.
— Полагаю, абсолютное большинство из них и не смогло бы тебе помочь, — со злой насмешкой и пренебрежением произнес Гарольд. — Знаю я местных целителей. Только бессонницу да прыщи лечить умеют. А огненная лихорадка — совсем другое дело. Тут травками да молитвами не обойдешься. Чтобы вылечить этот недуг, нужна магия действительно высокого порядка.
— Вы оставались моей последней надеждой, — сделала я слабую попытку польстить ему. — Кому, как не великому некроманту, под силу отогнать Вечного странника от порога дома?
— Великому некроманту? — с усмешкой переспросил Гарольд и одним глотком допил вино, еще плескавшееся в его бокале.
Я тоже вспомнила о своем бокале и поспешила последовать его примеру. Говорят, алкоголь помогает, если предстоит разделить постель с нелюбимым человеком. Возможно, мне повезет напиться до бесчувствия, и я не запомню, как все будет происходить. И я с жадностью посмотрела на бутылку, оставленную некромантом на столе.
— Еще? — без особых проблем расшифровал он мой взгляд.
Не дожидаясь ответа, прищелкнул пальцами. Тотчас же бутылка сама взмыла в воздух и подлетела ко мне, после чего мой бокал вновь оказался наполнен. При этом ни одной капли вина не пролилось мимо.
Я опустила голову, пряча даже не улыбку — намек на нее в тени распущенных и вьющихся после купания волос. Виер Гарольд явно любит бахвалиться своим магическим даром и считает себя настоящим мастером. Хотел произвести на меня впечатление простеньким трюком. Будь на моем месте какая-нибудь крестьянка — это бы, безусловно, сработало. Но ведь мой отец был графом, а следовательно, у нас дома частенько устраивались всевозможные приемы, на которые не гнушались заглядывать господа маги. Недаром они считаются сливками хельонского общества.