Страница 23 из 24
Грейнджер нажала на газ, и они помчались снова.
— Когда вы говорите «мы спросили», — поинтересовался Питер, — вы подразумеваете «мы», как если бы…
— Лично я в переговорах не участвовала, нет.
— Вы знаете их язык?
— Нет.
— Ни слова?
— Ни единого.
— Тогда… э-э… насколько хорошо они говорят по-английски? Я хочу сказать, что пытался узнать это и раньше, но никто прямо не отвечал.
— Но прямо ответить невозможно. Некоторые из них… может, даже большинство, не… э-э… — Голос сошел на нет.
Она закусила губу:
— Слушайте, вам не понравится, что я скажу. А мне этого не хотелось бы. Дело в том, что мы не знаем, сколько их вообще тут. Отчасти потому, что они прячутся, отчасти потому, что мы не умеем их различать… При всем уважении, но просто не умеем. Мы общаемся с несколькими из них. С десятком от силы. А может, их всего пять или шесть; если они меняют одежду, трудно сказать. И они немного говорят по-английски, достаточно для общения.
— Кто их учил?
— Я думаю, они просто сами нахватались, не знаю. — Она взглянула в зеркало заднего обзора, как если бы затор позади отвлек ее от ровного движения. — Вам бы у Тартальоне спросить. Если бы он еще был с нами.
— Что, простите?
— Тартальоне был лингвистом. Он прибыл сюда, чтобы изучать их язык. Собирался составить словарь и всякое такое… Но он… э-э… исчез.
Питер обдумывал сказанное несколько секунд.
— Да уж, — сказал он, — вы просто кладезь полезной информации, так? Если ждать достаточно долго, что-нибудь да всплывет…
Она вздохнула, снова впадая в раздражение.
— Я уже рассказала вам все, что знаю, когда сопровождала вас после посадки.
Это оказалось для него новостью. Он напрягся, чтобы вспомнить, как они вместе шли на базу в первый день его пребывания на планете. Слова испарились. Все, что он помнил, — это как она шла рядом.
— Простите меня. Я тогда очень устал.
— Вы прощены.
Путешествие продолжалось. В сотне метров от них в стороне виднелся еще один водоворот дождя, кувыркавшегося над землей.
— Можно проехать сквозь него?
— Конечно.
Она слегка вильнула, и они рассекли завихрение сверкающих капель, сразу же покрывшего их сказочно-ярким облаком.
— С ума сойти, да? — заметила Грейнджер без всякого выражения, включив дворники.
— Красота, — сказал он.
Прошло еще несколько минут, очертания на горизонте превратились в безошибочные контуры строений. Ничего особенного или монументального. Квадратные блоки — как небоскребы Британии, дешевые, утилитарные жилища. Совсем не алмазные шпили фантастического города.
— Как они себя называют? — спросил Питер.
— Ни малейшего понятия, — ответила Грейнджер. — Нечто непроизносимое, полагаю.
— И кто назвал это место Оазисом?
— Девчушка из Оскалузы, штат Айова.
— Вы шутите!
Она взглянула на него озадаченно:
— Вы ничего об этом не читали? Это ж единственное, что обыватель знает про Оазис. В газетах было полно статей, и один раз девчушку показывали по телевизору.
— Я не читаю газет и не смотрю телевизор.
Теперь пришел ее черед сказать:
— Вы шутите!
Он улыбнулся:
— Я не шучу. Однажды Господь прислал мне сообщение с таким текстом: «Выбрось телевизор, Питер, это пустая трата времени». Что я и сделал.
Она тряхнула головой:
— Я уже и не знаю, как вас понимать.
— Буквально, — ответил он. — Всегда буквально. Ну ладно, девчушка из… э-э…
— Оскалузы. Она выиграла конкурс «Назовите новый мир». Я поражена, что вы не слышали об этом. Там было сотни тысяч предложений, большинство невероятно глупые. Все равно как праздник болванов. Персонал СШИК в здании, где я работала, коллекционировал наихудшие названия. И каждую неделю у нас появлялись новые победители. Мы использовали их для собственного конкурса по наименованию кладовки уборщиков. «Nuvo Opportunus» — это был потрясающий вариант. «Сион-два», «Атланто», «Арнольд» — это настоящий блин комом, думала я. «Splendoramus». И… «Эйнштейния». Забыла остальные. О, вот: «Приют путника» — или вот: «Новообретенная планета», «Cervix», «Хендрикс», «Элвис». И так далее и тому подобное.
— А девчушка?
— Ей повезло, наверно. Вероятно, еще сотни придумали этот «Оазис». Она выиграла пятьдесят тысяч долларов. Семье пригодилось, потому что мать ее только что потеряла работу, а у отца нашли какую-то редкую болезнь.
— И как закончилась эта история?
— Как и ожидалось. Папа умер. Мама рассказала об этом по телевизору и стала алкоголичкой. Потом средства массовой информации перешли к другим новостям, и никто не узнает, что потом случилось.
— Не помните имя девочки? Я хотел бы помолиться за нее.
Грейнджер раздраженно сжала руль и закатила глаза:
— Пфф-жалуйста! Миллионы американцев молились за нее, и все равно ее жизнь пошла наперекосяк.
Он молчал, глядя перед собой. Секунд сорок они ехали в полной тишине.
— Коретта, — сказала она наконец.
— Спасибо! — воскликнул Питер.
Он попытался вообразить Коретту, чтобы она была больше чем имя, когда он будет за нее молиться. Любое лицо лучше, чем никакое. Он вспомнил всех детей, которых знал, детей в его общине, но те, кто приходил на ум, были или слишком взрослыми, или слишком юными, или мальчиками. В любом случае, как священник в своей церкви, он не слишком часто сталкивался с малышами, Би уводила их в отдельную комнату играть во время проповедей. Он был осведомлен об их присутствии, когда проповедовал; стены не отличались толщиной, так что когда он делал паузы для вящего эффекта, молчание часто заполнялось смехом или обрывками песен или даже детским галопом. Но он не знал ни одного ребенка лично.
— Эта Коретта, — уточнил он, рискуя нарваться, — она черная или белая?
Один ребенок всплыл в его памяти, дочь сомалийской пары, щекастая девочка, всегда одетая как миниатюрная красотка с Юга… как ее звали? Лулу. Прелестное дитя.
— Белая, — отозвалась Грейнджер. — Блондинка. Или рыженькая, я забыла. Давно это было, а теперь не проверишь.
— Может, поискать?
Она моргнула:
— Поискать?
— На компьютере или еще где…
Не успев договорить, он сам понял, насколько глупо это звучит. Оазис находился бесконечно далеко от любых информационных трасс, тут не было ни Всемирной паутины, выложенной лакомыми кусочками банальности, ни трудолюбивых поисковых систем, предлагающих миллионы Оскалуз и Коретт. И если то, что вы хотите найти, нельзя найти в чемодане — книги, волшебные диски, флешки, старые номера журнала «Гидравлика», — то выбросите свою идею из головы.
— Извините, — сказал он, — мысли путаются.
— Эта атмосфера кого угодно запутает, — согласилась она. — Ненавижу, как она давит. Даже прямо в уши залезает. Никогда не оставляет в покое. Иногда хочется…
Она не продолжила мысль, просто, выдвинув губу, выдохнула вертикально вверх, потревожив мокрую прядь на лбу.
— Бессмысленно обсуждать с нашими ребятами, они уже привыкли, они ничего не замечают. Может, даже получают удовольствие.
— Может, им тоже туго приходится, но они не жалуются.
Лицо ее застыло.
— Хорошо, сообщение принято, — сказала она.
Питер мысленно вздохнул. Мог бы и подумать, прежде чем рот открывать. Что это с ним сегодня? Обычно он весьма тактичен. Наверно, действительно атмосфера, как сказала Грейнджер. Он всегда думал, что мозг его непроницаем для окружающего, в полной безопасности под костяной скорлупой, но в этой новой среде изоляция нарушилась, и мозг поражен коварными испарениями. Он смахнул пот с век и попытался сосредоточиться на все сто процентов, глядя вперед, уставившись в затуманенное пылью ветровое стекло. Местность, чем ближе они приближались к цели, давала все больше пищи для воображения, становилась менее однообразной. Частички липкой почвы, отброшенные колесами, обволакивали машину ореолом грязи. Очертания поселения аборигенов казались угрюмыми и неприветливыми одновременно.