Корабли времени

Я стал размахивать руками как ветряная мельница. На некоторое время они отступили, но вскоре я почувствовал, что ночные твари снова подбираются ко мне. Их маленькие красные глазки злобно пылали в темноте.

Это было возвращение моих самых потаенных кошмаров, ужасной тьмы, которая преследовала меня всю жизнь. Я настойчиво отмахивался, и они не атаковали меня — во всяком случае, открыто. Но и не отставали — свет меж тем становился все ближе.

И вот внезапный новый запах в воздухе: пробивающийся сквозь дым.

Камфора.

Всего несколько ярдов до места, где морлоки напали на нас спящих. — то самое место, где я дрался с ними и где пропала Уина!

Вот из-за деревьев выскочил новый отряд морлоков. В таком скоплении они еще не встречались. Я увидел, человека, борющегося средь них, пытаясь встать. На него насела целая куча морлоков, они хватали его за шею, за волосы. Но затем я увидел в руке его, возникшей из гущи сражения, железный лом — рычаг от железнодорожной стрелки в Зеленом Дворце. Скоро он прижал их к деревьям. Он был в, одних окровавленных носках. Морлоки отскакивали и наступали как свора, и я слышал, как трещат их кости.

Я уже думал примкнуть ему, но тут же понял, что в этом нет нужды — ведь тогда я отбился без посторонней помощи. Ему уже суждено выбраться из леса, одному, без Уины, преследуемому угрызениями совести, и отобрать свою машину у морлоков. Я оставался в тени деревьев и могу поклясться, что он так и не заметил меня…

Но Уины здесь уже нет , осенило меня вдруг. Ведь к тому времени как я отбился от морлоков, я уже потерял ее…

Я отчаянно озирался. Снова позволил себе отвлечься. Неужели уже поздно?

К этому времени среди морлоков при виде приближающегося огня возникла паника, и они ударились в бегство. Их сутулые мохнатые спины были освещены пожаром. И тут я заприметил четырех из них, воровато бежавших в ином направлении. Они что-то уносили с собой. Мне показалось, что там блеснули золотые волосы Уины.

С ужасным криком я бросился наперехват. Сражение было коротким. Морлоки бросились врассыпную, побросав драгоценную ношу. Лишь один сверкнул напоследок зубами, вонзившись мне в руку — но участи его никто бы из оставшихся в живых не позавидовал. Хрустнули кости — и он обмяк на горящей траве. Я выхватил Уину из надвигающегося пламени — крошка была легка как детская кукла. У меня чуть не разовралось сердце, когда я увидел, что они сделали с бедняжкой. Ее платьице было разорвано и покрыто пятнами, золотые волосы спутаны и перепачканы копотью, на щеке свежая ссадина. И главное — следы укуса на шее и обнаженном плече.

Она была совершенно без чувств, я даже не мог сказать, дышит ли она. В этот миг мне показалось, что она уже бездыханна.

Не выпуская Уину из рук, я стал выбираться из леса.

В дымящейся тьме, не видя ничего вокруг. Всюду были только блики желтые и красные блики, лес превратился в царство теней. Все было переменчиво и обманывало глаз. Несколько раз я натыкался на стволы деревьев, увязал в каких-то зарослях, чуть не разбил голову о холмик под ногами, но больше всего меня беспокоило, не поранилась ли при этом бедняжка.

И все это время мы находились в гуще морлоков, которые обступали нас со всех сторон — здесь было целое стадо. Они так же как и я пытались убежать от огня. На их спинах плясали рыжие языки пламени, округлившиеся глаза отражали боль и ужас. Я пинал и отшвыривал их со своего пути. Они падали, стонали и хрустели у меня под ногами, как сухой валежник, занимавшийся за нами огнем. Теперь они уже не представляли угрозы, теперь я был для них таким же стихийным бедствием, как и костер, бегущий следом.

И вот мы внезапно оказались на краю леса, где я чуть было не упал, зацепившись за корягу, и, стараясь сохранить равновесие, выбежал на поляну, свободную от деревьев. Пожар нам больше не грозил.

Жадно хватая воздух ртом, я обернулся на пылающий лес. Над ним вставал дым до самого неба, затмевая звезды. И посреди леса стоял столб пламени высотой в сотню футов. Морлоки продолжали выбегать оттуда, но число их стремительно таяло, оттуда выбирались уже обожженные или попросту горящие как свечки фигуры.

Я отвернулся от этого зрелища и побрел, путаясь ногами в высокой остистой траве. Вначале мне пекло в спину, однако вскоре пожар отдалился на милю, светясь издали почти безобидным красным пятном. Морлоков после этого мы больше не видели. Преодолев холм, я нашел знакомую долину, здесь были акации, несколько белокаменных спален-павильонов элоев и разбитая статуя, напоминавшая фавна. Спустившись по склону в долину, я нашел речку. В ее мутных водах отражался звездный свет. Я сел на берегу, опустив Уину рядом. Вода была быстрой и холодной. Оторвав лоскут от рубашки, я намочил его в воде. Омыв личико Уины, я оросил водой ее губы.

И так, убаюкивая ее, с Уиной на коленях я просидел на берегу остаток темной ночи.

Утром я увидел, как он выходит их сожженного леса. Вид его был жуткий. Бледный как привидение, в саже и ссадинах, с окровавленными ногами, обернутыми травой.

И снова я захотел встать ему навстречу, но удержался, понимая, что помощь уже не требуется: Он выспится днем и к вечеру отправится к белому Сфинксу, чтобы освободить машину времени.

Поэтому я остался у реки с Уиной, которая куда больше нуждалась в моей помощи.

ЭПИЛОГ

В первые дни мне было непросто, так как я не захватил с собой никаких инструментов.

Сначала пришлось жить с элоями. Я делил с ними трапезу из фруктов, приносимых морлоками, а также руины, которые они использовали для ночлега.

Но к наступлению следующей череды Темных ночей, по местному календарю, мое терпение было исчерпано. Больше я не мог мириться с тем, что морлоки ежемесячно приходят за своей кровавой данью. Поэтому я встал у входа в «спальный» зал, вооружившись камнем и железом, готовый к отпору. Однако разве удержишь их всех! И потом, я мог оборонять лишь один спальный холл из сотен разбросанных только по аллее Темзы. Так что погоды это не делало.

В мрачные часы страха и отчаяния, жалости к беззащитным элоям, я пришел к выводам, которые осуществил в последующей своей жизни. Стоило прийти рассвету, как эти эльфы, как ни в чем ни бывало, выпорхнули на лужайку, чтобы дальше веселиться и наслаждаться жизнью, как будто морлоков не существовало на свете.

С тех пор я решил — тем более после спасения Уины — во что бы то ни стало изменить этот порядок. Иной цели в своем существовании я не видел.

Я стал осваивать окрестности. Представляю, какой у меня был вид: старик, шагающий по холмам, с дико торчащей бородой, обожженной Солнцем плешью, одетый в детское тряпье элоев. Здесь не было ни транспорта, ни вьючного скота, само собой разумеется, лишь остатки солдатских башмаков 1944 года служили мне верой и правдой как средство передвижения в этом веке. Но я добирался до Хаунслоу и Стейнс на западе, до Барнета на севере, Эпсома и Лизерхеда к югу, а на востоке по вдоль русла Темзы до самого Вулвича.

И всюду меня встречала одна и та же картина: зеленый цветущий ландшафт с рассеянными по нему руинами, разрушенные замки и павильоны, в которых селились — а, точнее, ночевали элои — и вездесущие колодцы морлоков. Может, конечно, на территории Франции или Шотландии картина была иной — но я в это не верил. Похоже, все в этой стране, как и за ее пределами, находилось во власти морлоков.

Так я вынужден был отвергнуть свой первоначальный план, состоявший в том, чтобы изолировать хоть часть элоев от пагубного воздействия морлоков: — поскольку пришел к выводу, что это невозможно.

И тогда я стал искать другого смысла существования.

Я поселился в Зеленом Фарфоровом Дворце. Он был надежен как крепость — в сравнении с остальными руинами. К тому же здесь сохранилась масса артефактов и реликтов, которые могли послужить мне в будущем.