Никогда не отступай

— Они будут атаковать нас здесь, — убежденно заявил кар-карт. — Здесь.

— Боже мой, Винсент, зачем ты это сделал? О боже мой!

Сжатый в тисках боли, Винсент с трудом различал женское лицо, склонившееся над его носилками.

— Эндрю сделал бы то же самое, — с трудом ответил он.

Усилие, сделанное им для того, чтобы произнести эти слова, вызвали приступ такой нечеловеческой боли, что Винсент едва снова не потерял сознание. Четверо санитаров, взяв Винсента за плечи и за ноги, положили его на операционный стол.

Он слышал, как Кэтлин выкрикивала какие-то распоряжения, но слов разобрать не мог.

Повернув голову, Винсент увидел, что в медицинской палатке полно раненых, которые, лежа на грязном полу, ожидали своей очереди.

— Кэтлин…

— Я здесь, Винсент, я здесь. — Женщина вновь нагнулась к нему, ее скрытое марлевой повязкой лицо, освещенное свисавшей с потолка керосиновой лампой, казалось, было окружено нимбом.

— Сначала их. Меня потом.

— На этот раз твое звание дает тебе право внеочередной медицинской помощи, — ответила Кэтлин по-английски. — Сначала будет немного больно, потом все пройдет.

— Я умираю, спасите остальных.

— Ты умираешь, и обязательно умрешь, если я срочно не вмешаюсь и не остановлю кровотечение.

Винсент почувствовал, как что-то коснулось его ноги, и, приподняв голову, увидел, как два санитара возятся с его залитыми кровью брюками. Распоров швы, они выдернули их из-под Винсента, и молодой янки едва сдержал рвущийся наружу стон. Стыдясь наготы, Винсент ждал, пока Кэтлин не закончит осмотр. Склонившись над раненым, жена Эндрю ощупывала его живот и пах, пытаясь обнаружить пулю и выяснить серьезность внутренних повреждений.

Винсента затопила волна непереносимой боли, и с его губ сорвался крик. Кэтлин окинула его полным сострадания взглядом:

— Прости меня, Винсент. Я знаю, что тебе больно. Скажи мне, в каком месте болит сильнее?

Она продолжила осторожно ощупывать живот Винсента, следя за выражением его лица. Стоная от боли, он жадно хватал ртом воздух. Один из санитаров вытер вот, струившийся по лицу Винсента.

— Как он?

Рядом с операционным столом возникла фигура Марка.

— Ты же весь в грязи! — закричала Кэтлин. — Убирайся отсюда немедленно!

— Одну секунду, — прошептал Винсент. — Марк?

— Я здесь, Винсент.

— Каковы наши потери? Римлянин замешкался с ответом.

— Каковы наши потери, черт возьми?

— От второй дивизии почти ничего не осталось. Но им удалось захватить внешние укрепления бантагов на правом фланге атаки, и мы продолжаем там держаться. Я послал туда еще одну бригаду.

— Этого я и добивался, — выдавил Винсент. — А что бантаги? Собираются стереть нас в порошок?

— Стягивают подкрепления к центру. Я только что получил донесение, что Гаарк перекинул туда батарею из лесов на севере, как раз оттуда, где мы планируем атаковать на рассвете.

— Ты знаешь, что надо делать. Марк кивнул.

— Вон отсюда! Сейчас же! — приказала Кэтлин, и два санитара решительно шагнули к Марку.

— Главнее ее здесь только смерть, — попытался улыбнуться Готорн.

— Винсент?

Похоже, он на какое-то время потерял сознание. Марка в палатке уже не было, а Кэтлин низко склонилась над ним, почти касаясь Винсента своим лицом.

— Я вас слышу, Кэтлин.

— Сейчас ты заснешь.

— Таня, дети…

— Не беспокойся за них.

— Вы знаете, что сказать им, если…

Кэтлин прижалась к его лбу губами, и Винсент подумал, что точно так же его в детстве перед сном целовала мать. При этом воспоминании из глаз Винсента потекли слезы, и он страстно пожелал, чтобы мать, где бы она ни была, очутилась сейчас рядом с ним и прогнала прочь все страхи и боль.

— Я все знаю, а теперь спи.

Винсент почувствовал, что ноздрей коснулся какой-то странный дурманящий запах. Лицо Кэтлин отдалилось от него на сотни миль, оно парило высоко в небесах, прекрасное, как ангельский лик…

Когда ее скальпель проник внутрь тела Винсента, Кэтлин попыталась забыть о том, кого она оперирует. Через ее руки прошли сотни, тысячи людей, и она не могла удержать в памяти всех. Но сейчас все было по-другому, от нее зависела жизнь человека, к которому она относилась почти как к родному сыну. Если бы это был не Винсент, а кто-нибудь другой, Кэтлин приободрила бы раненого одним-двумя дружескими словами, ее ассистент вколол бы ему дозу морфина, а санитары осторожно положили бы его в дальнем углу медицинской палатки, которая уже сейчас была набита битком. Она могла спасти шесть или даже десять человек за то время, что уйдет у нее на эту операцию. Углубив надрез и увидев, во что превратились внутренности Винсента, Кэтлин не смогла сдержать стон отчаяния.

Глава 11

Эндрю смотрел на запад. Ночное небо над горизонтом озарялось яркими вспышками, и даже за двадцать миль ветер доносил до него раскаты далекой канонады.

— Пэт, какого черта Винсент все это затеял? — спросил Эндрю с тревогой в голосе.

— Думаю, это обманный маневр. По крайней мере я на это надеюсь.

— Похоже, там настоящий ад, — вставил Эмил. — Господи, неужели этот парень решил лезть напролом?

Эндрю промолчал. Старый доктор озвучил самые худшие его опасения. Мог ли Винсент от отчаяния пойти на такой шаг? Бой, начавшийся перед самым заходом солнца, не утихал уже несколько часов. Винсент наверняка видел на юге клубы дыма, медленно плывшие перед закатом в направлении Джанкшн-Сити. Гаарк получал подкрепления. Могло ли это сподвигнуть Винсента на лобовую атаку?

Двадцать миль, каких-то жалких двадцать миль, но с таким же успехом все это могло происходить и в тысяче миль отсюда. Эндрю был не в силах вмешаться в бой на западе. Ему надо было сосредоточиться на делах, непосредственно касающихся его самого и доверившихся ему людей.

Погрузившись в задумчивое молчание, он скорее чувствовал, чем видел колонны своих солдат, замерших в ожидании прорыва. Все войсковое снаряжение было тщательнейшим образом замотано в одеяла, жестяную посуду пришлось выкинуть, а полевые кухни обернули несколькими слоями ткани. Чтобы ни одна винтовка случайно не выстрелила, всем солдатам было приказано вынуть из них ударные капсюли, а сержантам — внимательно проверить оружие у каждого бойца.

Впереди раздавались ружейные выстрелы: дозорным патрулям было дано распоряжение время от времени постреливать в сторону врага, вне зависимости от того, видели они что-нибудь или нет. По мнению Эндрю, эта вроде бы лишенная смысла стрельба должна была убедить бантагов в том, что люди нервничают и опасаются атаки неприятеля. Однако дозорные не должны были вести, себя слишком агрессивно, чтобы бантаги не восприняли их действия как подготовку к масштабному наступлению.

— Пора, Эндрю, — нарушил молчание Пэт.

— Тогда отдавай приказ.

Одна за другой в небо взмыли три сигнальные ракеты, две зеленые и одна красная. Тут же в направлении бантагских укреплений были запущены еще несколько ракет, которые должны были создать у врагов иллюзию того, что люди просто хотят осветить их позиции.

За спиной Эндрю прозвучали приглушенные команды, и первая колонна устремилась вперед, по правую руку от него. Эндрю казалось, что они производят слишком много шума. Один из солдат споткнулся и, громко выругавшись, упал; кто-то тут же схватил его за руку, помогая подняться. Слева прогремел ружейный выстрел, за ним последовал крик боли: несмотря на все предосторожности, какой-то идиот забыл разрядить винтовку и теперь случайно пальнул из нее в своего же товарища.

Эндрю с тревогой бросил взгляд в сторону бантагских позиций, каждую секунду ожидая, что враги разразятся шквалом смертоносного огня. Но, за исключением одиночных выстрелов его дозорных, все было тихо.

Мимо проносились все новые и новые колонны солдат. Нос Эндрю вновь почуял привычные запахи войны: кожа, лошади, грязь и неделями не мытые, потные человеческие тела, пахнущие страхом.