Боевой гимн

— Если все это правда, тебя освободят от работы на «беличьем колесе». Если же нет… — Не закончив фразы, Джим жестом отослал чина из комнаты.

Хинсен принялся обдумывать свои дальнейшие действия. Он не мог просто сообщить Карге эту новость. Если он так поступит, а слова чина обернутся ложью, Джиму придется дорого за это заплатить. Если рабочий сказал правду, то Карга припишет себе всю заслугу в раскрытии заговора, и Хинсен останется ни с чем. Но он не мог идти и к Гаарку, не зная, вранье все это или нет.

У него был еще один вариант — самому отправиться на фабрику. По распоряжению кар-карта Хинсен был свободен в своих перемещениях и мог это сделать, но одно его присутствие в лагере вызвало бы пересуды. Если Ганс и впрямь задумал устроить сегодня побег, то появление Хинсена заставит его переменить свои планы, и Джим опять-таки окажется с пустыми руками. Нет, лучше дождаться темноты. У него будет еще полно времени для действий.

Гаарк зашевелился и высвободился из сонных объятий своей наложницы. До заката оставалось совсем немного, и он сел в кровати. Какое-то смутное предчувствие опасности нарушило спокойное течение сна кар-карта. Одеваясь, он никак не мог избавиться от мысли, что в самом скором времени его ждут непростые испытания.

— Поднимайте крышку.

Григорий бросил взгляд на наблюдателя, стоявшего сбоку от печи, и тот знаком показал, что все в порядке. Единственный надсмотрщик в цеху был в этот момент далеко от них.

Рядом с Григорием стоял Кетсвана, в его глазах светилось волнение. Один из помощников зулуса поддел ломом известняковую плиту, землекоп, находившийся внизу, вытолкнул крышку наверх, и Григорий присел у открывшегося проема.

— Ну, что там?

— Нам осталось прорыть последние пару футов. Григорий шумно выдохнул и перекрестился,

— Да поможет нам Перм.

Григорий кивнул Лину, они спустились по лесенке в подземный ход и поползли на четвереньках вперед, Суздалец полз первым, предупредив Лина, чтобы он случайно не врезался в какую-нибудь подпорку. Когда они добрались до пологого подъема, ведущего к складу, Григорий увидел своего человека. Ко лбу землекопа был прикреплен тускло светивший фонарь.

— Сколько осталось? — спросил Григорий.

— Фут или два. Еще недавно было слышно, как они там ходят. По-моему, склад только что закрылся на ночь.

Григорий оглянулся на Лина, чье лицо едва различимым пятном белело позади него.

— Мы сейчас прорубимся наверх. Ты поднимешься вместе с нами, и если там кто-то есть, постарайся сразу заговорить ему зубы, иначе может начаться паника и нам всем крышка. — Он снова повернулся к землекопу. — Давай.

Тот выпрямился и резкими движениями начал прорывать путь наверх. Григорий поежился. Если кто-то оставался внутри склада, он не мог не услышать этого шума, разве что был уж совсем глухой. Вот будет здорово высунуться из дыры в полу и увидеть перед собой физиономию бантага! Землекоп продолжал копать, на головы Григория и Лина сыпалась глина. Время от времени человек Кетсваны откладывал лопату в сторону и голыми руками отбрасывал землю себе за спину, после чего вновь вгрызался в глинистую почву.

— Глина закончилась, пошел песок, — вдруг сообщил он, и в ту же секунду Григорий перестал что-либо видеть. На него обрушился водопад песка, сразу же сменившийся шуршащим дождем из каких-то твердых зернышек.

— Рис, — прошептал Лин. — Это рис.

Григорий разолгкнул веки и посмотрел наверх. Землекоп и впрямь наткнулся на мешок с рисом, и из прорехи на них текла настоящая река драгоценных зерен.

— Сколько там мешков? — поинтересовался Григорий.

— Почти тысяча, но они лежали у дальней стены склада. Я позаботился о том, чтобы эта часть помещения была пустой.

«Если мешки с рисом сегодня передвинули, мы пропали», — промелькнуло в голове у Григория.

Землекоп выругался и начал пробиваться дальше.

Григорий хотел сказать ему, чтобы он соблюдал осторожность, но прикусил язык, осознав, как глупо прозвучат эти слова. Этой секунды он боялся с самого начала. Если бы их с Алексеем вычисления оказались неверными, подземный ход мог выйти на поверхность на открытой местности. Отчаянно бранясь, землекоп добрался до следующего мешка, и в подземный ход полилась новая река риса. Человека Кетсваны почти целиком засыпало зерном, и Григорий начал откапывать его, сбрасывая рис вниз по склону тоннеля. Ирония судьбы — еще недавно он бы запрыгал от радости при виде такого количества еды, а сейчас она вызвала у него только злобу и ярость.

Землекоп вскрыл следующий мешок, потом еще один. Григорий потерял счет времени, однако он сознавал, что они отстают от графика и их тщательно составленное расписание летит ко всем чертям. Он кожей ощущал напряжение, царившее в цеху, где первые беженцы уже добрались из бараков до угольной кучи и были теперь вынуждены ждать у входа в тоннель.

— Кажется, я прорвался!

Григория обдало порывом свежего воздуха. Землекоп выпрямился и неожиданно исчез где-то наверху. Мгновение спустя рядом с головой Григория возникла его рука, и суздалец отчаянно за нее ухватился. Землекоп выдернул его, как морковку из грядки, и, рухнул на пол, Григорий с облегчением перевел дыхание. Рядом с ними высилась целая гора мешков с рисом, очевидно наваленных здесь за этот день. Если бы подкоп выходил на поверхность чуть правее, они оказались бы в самой середине этой кучи и застряли бы там на много часов. Из отверстия внизу высунулась голова Лина, глаза чина округлились, и он пробормотал себе под нос ругательство. Григорий поднял руку, призывая его к молчанию, — до него донесся звук открываемой двери.

Низко пригнувшись, он нащупал рукоять ножа, привязанного к его правой ноге. Присевший рядом с Григорием землекоп покрепче обхватил свою лопату.

Дверь распахнулась настежь.

— Джакгарт, джакгарт?

Это был бантагский часовой!

Григорий ждал. Держа в руке фонарь, бантаг замер в дверном проеме и напряженно вглядывался в темноту склада. Другая рука часового сжимала тяжелую двустволку.

Григорий беззвучно шептал слова молитвы. Бантаг застыл у входа, видимо размышляя, стоит ли углубляться внутрь склада. Вдруг из какого-то разорванного мешка в подземный ход вновь посыпался рис.

— Джакгарт!

Часовой переступил порог склада, и в просторном помещении раздался угрожающий звук взводимого курка.

Григорий тихо вытащил свой нож из ножен. В свете фонаря на стенах мелькали причудливые тени. Землекоп сбоку от Григория притаился, как лев перед прыжком. Водя фонарем из стороны в сторону, бантаг медленно приближался к ним.

Десять футов.

«Неужели он пас не видит?» — пронеслось в голове у Григория.

Часовой сделал еще один шаг и остановился.

— Бакту!

Григорий перемахнул через мешки с рисом и, вскинув вверх руку с ножом, метнулся к бантагу. От неожиданности тот выронил фонарь и неловко отпрянул, поведя в сторону стволом своего ружья.

Не рассчитав последнего прыжка, Григорий врезался в часового, и его нож всего лишь оцарапал кожаную безрукавку удивленно хрюкнувшего бантага. Григорий упал на бок и понял, что подняться уже не успеет. Ствол ружья часового продолжал плыть в воздухе и был уже всего в паре дюймов от его головы. Не выпуская из руки нож, Григорий попытался перекатиться на другой бок, но все было кончено, и он это видел.

Вдруг его ухо уловило какой-то глухой звук, который через мгновение сменился стоном боли. Бантаг покачнулся, его голова поникла. Еще один удар, и на лицо Григория брызнули капли чего-то липкого и горячего. Бантаг упал на колени, ружье вывалилось из его руки и лязгнуло о пол рядом с ним.

Позади часового высилась фигура землекопа. Его лопата описала смертоносную дугу и, обрушившись на шею бантага, отрубила ему голову, откатившуюся к Григорию. Обезглавленное тело дернулось в последний раз и замерло на куче мешков.

Григорий с трудом поднялся с пола, его ноги отказывались повиноваться ему. Дрожа, он склонился над трупом бантага и тут с ужасом осознал, что входная дверь склада раскрыта нараспашку. Григорий сжал пальцы на двустволке часового. Погладив ладонью смазанный маслом ствол оружия и ощутив в руке его вес, он вдруг успокоился.