Боевой гимн

Президент сделал небольшой глоток и вновь поднял глаза на картину.

— Это невозможно, — тихо произнес он. — Мы не можем отчислить из армии Пэта, Винсента и черт знает сколько других людей. По закону мы должны так поступить. Но мы не будем этого делать.

Эндрю с трудом скрыл облегчение. Если бы Калин настаивал на массовом увольнении, пойдя на поводу у определенной части конгрессменов, Эндрю не оставалось бы ничего другого, как подать рапорт об отставке и взять всю вину на себя.

— Мы сделаем заявление, что это была административная ошибка.

Калин опять глубоко вздохнул и уставился на пламя, горевшее в камине.

— Вот ваш Линкольн. Интересно, ему когда-нибудь хотелось просто выйти из Белого дома, хлопнуть дверью, вернуться к себе домой и запереться от всех?

— Скорее всего. Калин, такое желание возникало у него каждый день, — отозвалась Кэтлин.

Калинка грустно улыбнулся.

— Никогда не думал, что я буду с тоской вспоминать те дни, когда я был безграмотным крестьянином и питался объедками со стола моего боярина Ивора. Вы знаете, мне кажется, что если бы не страх перед туга-рами, я тогда был бы более счастлив, чем теперь.

— Зато сейчас счастливы твои дети и внуки, -возразил ему Эндрю, — Нам тяжело, но мы готовы пожертвовать всем, чтобы они спали спокойно, ничего не боясь.

Калин задумчиво посмотрел на своего старого друга, как будто желал продолжить задушевную беседу, но не очень понимал, как это лучше сделать.

— До тебя дошли слухи о том, что я собираюсь участвовать в президентских выборах, — догадался Эндрю.

— Зачем тебе это? — спросил Калин.

— Ты считаешь, что у меня есть против тебя что-то личное?

— Мы были с тобой друзьями с самого первого дня, когда меня, перепуганного до смерти, ввели в твою палатку. Ивор послал меня разведать, демоны вы или нет.

Эндрю усмехнулся при этом воспоминании.

— Ты и твои друзья подняли меня из тьмы невежества, и за это я буду вечно вам благодарен,

— Но… — подстрекнул его Эндрю.

— Но теперь я совершенно с тобой не согласен, друг мой.

— Ничего удивительного, — буркнул Эндрю.

Калин хитро посмотрел на него.

— Разве не в этом заключается сущность Республики? — воскликнул Кин. — Мы можем не соглашаться друг с другом и разрешать наши разногласия в публичных дискуссиях.

— Удивительно верное замечание, друг мой. Но сейчас дело не в этом. У нас фундаментально различаются взгляды на то, как должна развиваться Республика.

— Так всегда бывает, — просветил его Эндрю.- Обе стороны считают свои позиции настолько правильными и незыблемыми, что поначалу отвергают саму мысль о компромиссе. Но обычно им удается договориться.

— А как же ваша Гражданская война?

— Все можно было решить мирным путем, если бы мы вовремя прислушались к голосу разума, — с грустью в голосе произнес Эндрю. — В своей инаугурационной речи Линкольн просто умолял враждующие стороны сесть за стол переговоров. Мы не сделали этого, и в результате погибло полмиллиона человек.

— А что ты думаешь относительно нашего спора?

— Калин, мы видим с тобой мир по-разному. Для тебя Русь — это все. Это земля, где ты родился, где ты воевал и жертвовал собой из любви к ней и где ты когда-нибудь будешь с почестями похоронен как первый президент Республики. Твои мысли всегда будут в первую очередь о Руси.

— У тебя это звучит как упрек.

— Вовсе нет, друг мой. Я был восхищен, когда ты настоял на подписании второй Конституции, по которой мы объединились с Римом, несмотря на то что не все в Конгрессе тебя поддерживали. Я думаю, что из тебя бы вышел образцовый губернатор Руси.

— Но не президент Республики?

Эндрю поймал взгляд друга и несколько мгновений удерживал его. Наконец он отрицательно покачан головой.

Лицо Калина вспыхнуло.

— И тебе кажется, что твой взгляд на мир правильней?

— Да, Калин. К тому же я считаю, что у меня хорошие шансы на победу.

— Ты собираешься втянуть нас в новую войну.

— В этом заключается основное противоречие между нами. Отношение к войне.

— Ты считаешь, что она неизбежна. Я с этим не согласен! — горячо воскликнул Калин. — Мы победили тугар и мерков, заплатив за это большой кровью. Население Руси уменьшилось наполовину!

В голосе Калина звучала горечь.

— Иногда я жалею о том, что вы не прислушались к совету Кромвеля и не уплыли на своем корабле перед появлением тугар. Вы вернулись бы после их ухода, и мы бы потеряли всего двух из десяти. Зато у нас было бы еще двадцать лет на подготовку к войне.

Эндрю выпрямился в своем кресле.

— Ничего уже не изменить, господин президент. И не забывайте, что это именно вы затеяли восстание против бояр, побудив нас вмешаться. Если бы вы тогда сдержались, то мы, скорее всего, действительно уплыли бы на «Оганките», хотя я и сейчас считаю, что это было бы ошибкой. Так что если уж на ком и лежит вина, то только на тебе, Калин, И не забывай еще одну вещь, — разгорячился Эндрю. — Мы с Пэтом прибыли в это проклятое место, имея под своим начатом свыше пятисот человек. Меньше половины из них остались сейчас в живых. Спасая тебя и Русь от рабства, я потерял много хороших парней.

— Эндрю!

Кэтлин поднялась со своего места, встала между спорщиками и подлила в чашку Калина еще чая.

— Вам обоим нужно успокоиться, — бросила она. — Мы не можем изменить прошлого, и, черт возьми, никто ни в чем не виноват. Погиб каждый второй русский, и, видит Бог, я держала за руку многих из них, когда они умирали, Калин. Погибла половина мальчиков из Тридцать пятого и Сорок четвертой, и мне слишком часто приходилось быть рядом с ними в их последний час. Так что перестаньте спорить о том, что было, и на минуточку задумайтесь о том, что будет.

Оба мужчины уставились на нее и медленно откинулись на спинки своих кресел. Наполняя чашку Эндрю, Кэтлин бросила на него гневный взгляд, упрекая мужа за несдержанность. В Кине все еще кипело раздражение, и она продолжала немигающе смотреть на него, пока морщины на лбу Эндрю не расправились и он не кивнул жене, давая понять, что справился со своими нервами.

— Мы оба понесли тяжелые потери, — наконец промолвил Эндрю. — Но нашим детям не придется сражаться и приносить те жертвы, на которые пошли мы.

— Я не хочу потерять того, что нам удалось сохранить,- ответил Калин.- Мы вбухали уйму сил и средств в строительство железной дороги в тысяче миль от Рима, не получив взамен ни единого цента. Мы подставляем себя под удар — орда может счесть это провокацией.

— Значит, ты хочешь оставить другие народы на милость существ, подобных Тамуке?

— Не пытайся играть на моем чувстве сострадания! — взорвался Калин. — Что мы можем сделать? В лучшем случае, в наших силах поставить под ружье двести тысяч солдат. Четверть из них уже занята патрулированием границ на западе, юго-западе и вдоль перешейка между Великим и Внутренним морями. И эта борьба потихоньку обескровливает нас. Только в этом году мы потеряли пятьсот человек убитыми. Если начнется война с бантагами, все, чего мы добились за последние три года, пойдет псу под хвост. И что в итоге — еще сто тысяч жертв? Давай сделаем передышку, Эндрю. Будем накапливать силы еще два-три года или даже пять лет.

Потом можно будет продолжить строительство дороги на запад, и если через десять лет нам предстоит решающий бой с ордой, пусть он произойдет в тысячах миль отсюда.

Эндрю покачал головой.

— Тогда половина мира окажется полностью во власти орды. За эти десять-пятнадцать лет всадники совершат оборот вокруг света, но на этот раз они будут убивать всех. Калин, всех. И орда тоже будет собираться с силами и готовиться к войне. В этой войне нашим детям придется вдесятеро тяжелее.

— У них нет таких фабрик, как у нас, — возразил Калин. — Против нашего современного оружия у них будут только луки и старые гладкостволки. Прогресс, которого мы достигнем за эти десять лет, даст нам еще большее превосходство.

— Разве мы можем быть в этом уверены?