Разящий меч

Сержант обвел разгневанным взором аудиторию.

— Они идут на тебя стеной, как гигантская волна, и их ничем не остановить, кроме этого! — Он воинственно потряс штыком.

Рекруты не поняли ни слова из его пространной речи, но никто не осмелился возразить.

— Если слишком пригнешься — вот так, — показал он, ткнув штыком в сторону отскочившего рекрута, — тогда штык пройдет у противника между ног, и он окажется верхом на твоем мушкете. Помните, ростом они восемь-девять футов. Только смотрите, чтобы не попасть под удар сабли. Они, правда, движутся медленнее, чем мы, так что надо подождать, когда враг замахнется, пригнуться и броситься вперед. И колоть вверх! — Он снова перешел на латынь. — Прямо в брюхо, оно как раз окажется у вас перед носом! А потом повернуть! — Он совершил сложное вращательное движение. — И вытащить! — Сержант отскочил, выдернув штык из предполагаемого противника. — А теперь еще раз!

Он всучил мушкет рекруту, который пристыжено покраснел и, казалось, был готов разрыдаться.

— Да помогут ему Перм и Кесус, — мягко сказал Дмитрий.

— Слабые погибнут, — холодно отозвался Винсент. — Надеюсь только, что они нас всех не потянут за собой.

Дмитрий с некоторым изумлением и тревогой взглянул на Винсента, который пустил свою лошадь в легкий галоп. Он наконец-то научился хорошо держаться на своей огромной лошади, хотя все равно узкие плечи, небольшой рост и худоба делали его похожим на подростка. Утро было ясным и прохладным, что обещало хороший теплый день. С запада дул легкий ветерок, принося с собой из степи запах травы. Раздался свисток — из города на юг устремился следующий поезд.

Глядя на ожесточенное лицо командующего, Дмитрий осознал, что в двадцатидвухлетнем генерале не осталось больше ничего детского, или по крайней мере оно было глубоко спрятано. Некогда мягкое выражение лица сменилось упрямой решимостью, у губ залегли жесткие складки, серо-голубые глаза казались холодными, как лед. Винсент отрастил небольшую бородку (которая почему-то напоминала козлиную) и усы. Он больше не носил форменное кепи Тридцать пятого полка, сменив его на черную широкополую шляпу, придававшую ему несколько отстраненный вид. На шляпе сияли две золотые звезды — и такие же сверкали на погонах синего мундира. Приняв командование Пятым Суздальским полком, он сменил мундир на полотняную белую рубаху и брюки русской пехоты. Но теперь это осталось позади. Он командовал двумя корпусами новобранцев и выглядел как настоящий профессионал. Да, Винсент изменился.

— Двадцать третий римский, — тихо сказал Дмитрий, оглядываясь на поезд, — везет пополнение Четвертому корпусу в Суздаль.

Винсент рассеянно кивнул. Пятьсот солдат для мясорубки на Потомаке.

Потом Винсент тихо выругался, метнув раздраженный взгляд на Дмитрия, словно старый генерал был в чем-то виноват.

— Кто-нибудь может мне объяснить, каким образом я должен сформировать два боеспособных корпуса, если полковник забирает людей, как только они пройдут хоть какую-то начальную подготовку?

Действительно, от Кина пришло несколько сердитых телеграмм, в которых он требовал прислать на фронт Двадцать третий и Двадцать пятый полки для укомплектования римской дивизии.

— У тебя шестьдесят два других полка, — напомнил Дмитрий, — плюс еще тридцать полков у Марка.

— Но они недоукомплектованы оружием на десять процентов, а у меня вообще только треть солдат вооружена. — Он покачал головой. — Рим по крайней мере пока может давать людей. Живая сила не менее важна, чем техника.

«Слава Богу у нас есть Рим, — подумал Винсент, глядя вслед удаляющемуся поезду. — К середине лета, если мы, конечно, доживем до этого времени, — мрачно сказал он себе, — римская армия станет больше русской». Его собственные Шестой и Седьмой корпуса составят двенадцать бригад в шести дивизиях. Тридцать две тысячи человек — почти столько же, сколько было во всей русской армии, когда она впервые столкнулась с тугарами.

Теперь русская армия насчитывала около ста двадцати полков, примерно по пятьсот человек в каждом, и более пятидесяти артиллерийских батарей. Все мужчины от шестнадцати до сорока пяти лет, не владевшие каким-либо ремеслом, необходимым в промышленности, были мобилизованы. Две из четырех оставшихся в Суздале дивизий, а пятая работала на железной дороге и прочих производствах. Римские войска образовывали еще одну дивизию в составе Четвертого корпуса. Все, не годные для службы в армии, работали на полях и фабриках, хотя и были готовы принять на себя функции милиции. Это было чуть ли не хуже, чем у конфедератов, — работать было просто некому. Без Рима они давно проиграли бы войну.

Эндрю уже обсуждал с ним политическую подоплеку ситуации и возможные пути решения конфликта в будущем. С римлянами, которые численно в три раза превосходили русских, был необходим прочный союз, иначе мог настать день, когда Рим воскресит в памяти обычаи своих далеких предков и пойдет по пути завоевания территорий.

Но, по правде сказать, римских солдат едва ли можно было сравнить с русскими, которые успели принять участие в двух войнах и обучались американцами. Так что выжившие были ветеранами, знающими, почем фунт лиха.

Но Винсент чувствовал, что природные ресурсы Рима для русской республики даже важнее, чем живая сила. В новом порту на Тибре царило оживление. Прибыло транспортное судно, груженное несколькими сотнями тонн серы. Она предназначалась для завода по производству пороха, спрятанного недалеко от Испании, и для воздушных шаров, которые наполняли водородом, добытым из смеси цинка с серой.

Несколько галер сновало на реке, гребцы учились выполнять быстрые повороты. Как показала короткая война на море, галеры были уязвимы для огня противника. Впрочем, свою роль они сыграли, ведя разведку карфагенского побережья и сумев вывезти тысячи беглецов.

Трюмы других судов были заполнены провизией, живым скотом, тросами и шелком для воздушных шаров — все, имеющие шелковую одежду, были вынуждены проредить свой гардероб. Некоторые корабли отправлялись торговать на юго-восток — в земли Каты, куда скоро должны были прийти бантаги.

Под Капрой были открыты залежи угля. Драгоценную породу осторожно свозили на берег реки и там пережигали для дальнейшего использования.

Рядом с печами был медеплавильный завод, производивший телеграфный провод и капсюли для патронов. Дальше располагался кожевенный завод, где делали ремни, подсумки, сапоги, седла, лошадиную сбрую и многое другое. В Испании шла добыча ртути для ударных капсюлей и взрывателей, там же были сооружены ремонтные мастерские, оснащенные всем необходимым для починки паровозов. В Силции мелкий и чистый песок с побережья использовали в производстве стекла — удалось наладить изготовление не только полевых биноклей, но и стеклянной тары для консервирования плодов и сгущенного молока.

Скважины в Брундизии и Каприуме ежедневно давали несколько баррелей отличной нефти, которая использовалась как горючее для двигателей воздушных шаров, а также в качестве смазки для паровозов.

Поезд двигался вдоль Аппиевой дороги, медленно карабкаясь на последнюю гряду холмов, потом он набрал ход и направился на северо-запад в сторону Испании и дальше — на Русь.

Винсент смотрел на высовывающиеся из вагонов головы — солдаты, обряженные в новенькую форму, ехали на войну. Их мундиры, окрашенные в темный цвет, напомнили ему серую форму конфедератов. Некоторые офицеры до сих пор носили старую форму Союза, и в современной армии это выглядело немного странно, архаично. Этот полк — один из немногих в римской армии — был вооружен спрингфилдскими винтовками — обстоятельство, заставлявшее Винсента бессильно скрипеть зубами от досады. Он с таким трудом доставал это лучшее в армии оружие, а теперь оно уплывало у него из рук.

В отличие от русских, римлянам не надо было защищать свой дом — враг не стоял у их порога. Им предстояло воевать за чужую землю, лежавшую в шестистах милях от их родного Рима. И хотя все они понимали, что случится, если Русь падет, он не мог не думать о том, как они станут сражаться, когда начнется настоящий бой и мерки с воинственным кличем ринутся на них.