Гранд

— Хорошее имя. Тебе подходит. Поможешь мне в одном деле, Ника-Победа? — Бросаю короткий взгляд на все еще жмущихся к дальнему концу вагона заложников.

— В чем? — Явно отследив мой взгляд, насторожено спрашивает она.

— Мне нужно добраться до головы поезда. Там осталось еще пятеро… этих. — Пнув ногой труп, отвечаю. — А оставлять за спиной хаос, очень не хочется. Кто знает, как у остальных с нервами. Учудят еще что-нибудь. Поможешь отобрать здесь самых вменяемых, таких, чтоб смогли и малышню успокоить, и нервных взрослых от глупостей удержать? Человек пятнадцать-двадцать, на большее количество у меня просто оружия не наберется.

— Помогу. — Серьезно кивает Ника и, забыв о ремне и ножнах, так и не снятых с наемника, принимается осматривать толпу изучающим взглядом. Кремень-девка!

Вот и замечательно. Нет, я и сам мог бы сориентироваться по эмоциям, но… да-да, опять показательное доверие, а заодно определим «командиров». Кто его знает, как оно дальше повернется, и не придется ли уходить от поезда на своих двоих? Так пусть у меня будет хотя бы пара десятков помощников, чтоб не пришлось самому глотку надсаживать, пытаясь заставить эту толпу действовать так, как нужно мне, а не левой пятке какой-нибудь истерящей боярышни.

Не дожидаясь, пока выбранные Никой придут в себя от такой резкой смены обстановки, я наскоро «прошелся» по их эмоциям и, удовлетворенно кивнув, постарался сжато объяснить происходящее… Но тут же чуть не утонул в посыпавшихся вопросах.

— Стоп-стоп-стоп! — Выставив перед собой ладони, я кое-как остановил этот словесный ураган. Девушки тут же замерли на месте и уставились на меня в ожидании. — Дамы, я отвечу на ваши вопросы позже, в поезде еще пятеро наемников, а до Сортировочной, где можно будет увести поезд на кольцо, времени осталось всего-ничего. Давайте сделаем так. Я сниму с вас подавители, а вы пройдитесь по вагонам, успокойте остальных и позаботьтесь об обогреве. Здесь же, сдохнуть можно от холода.

Высказавшись, я окинул девушек взглядом и, убедившись, что они не собираются задерживать меня своим любопытством, кивнул.

— Итак, с кого начинать?

— С меня. — Ника-Победа, ожидаемо оказалась первой. «Раскачав» Эфиром браслеты-подавители, обвивавшие руки девчонки, я сжал ладонями широкие пластиковые полосы и те, хрупнув, разлетелись осколками, звонко застучавшими по рифленому железному полу. Надо было видеть глаза наблюдавших за процессом девушек.

— Они одноразовые. — Мысленно чертыхнувшись, я постарался сохранить равнодушное выражение лица и пожал плечами в ответ на их вопросительные взгляды. Удивление сменилось неуверенными кивками. Ну да, понять как я это сделал, они не могли, да и настоящих одноразовых подавителей никогда не видели. Сомневаюсь, что подобные вещицы входят в круг девичьих интересов.

Расправившись с подавителями, я молча кивнул довольно улыбающимся девушкам и двинулся в дальний конец вагона. Толпа остальных пленников резко подалась в стороны, пропуская меня к двери, оказавшись за которой, я решил не пробираться через весь состав, натыкаясь на пленников, а пробежать верхами. Времени, действительно, оставалось немного, и пробежка по крышам вагонов вполне могла помочь его сэкономить.

Приняв решение, я вздохнул и, уцепившись за узкую металлическую лестницу приваренную с торца, словно специально для безголовых любителей риска, полез на крышу. Разгон…

Иван покосился на стоящего рядом наемника, сверлящего пустым взглядом темноту за стеклом, и поежился. Если бы еще вчера кто-то сказал старому машинисту с сорокалетним стажем, что он будет перевозить состав с пленниками для каких-то уродов, Коробов бы только посмеялся. А вот поди ж ты… Руки старого железнодорожника, тяжелые, мозолистые еще с тех времен, когда об электроходах даже не слышали, и он сам кидал в топку уголек, сжались в кулаки до побелевших костяшек. Машинист тяжело вздохнул и, поблагодарив бога, за то, что охранник остался в кабине один, уже решился напасть, когда наемник вдруг странно хекнул и, влетев головой в боковое окно, беззвучно исчез за бортом, а в следующую секунду, Иван вздрогнул от прикосновения влажного лезвия к своей шее.

— Назови хоть одну причину по которой я должен оставить тебя в живых. — От этого голоса, чуть хрипловатого, но явно мальчишеского, машинист вздрогнул.

ЧАСТЬ II. ПО РАВНИНАМ И ПО ВЗГОРЬЯМ

Глава 1. Тайное, явное… кому какое дело?

Стрелки-стрелки, стрелочки. Что делает солдат, получив приказ прекратить движение поездов в каком-то районе? Взрывает к чертям железнодорожное полотно, или пускает дымом какой-нибудь крупный ж.д. узел. А что делает современный чиновник, получив сходный приказ? Отключает автоматику. Нет, его, конечно, тоже можно понять. Разные бывают причины и разные же способы исполнения приказов. Тем более, что такой чиновник, чаще всего, лицо материально ответственное, и больше всего его беспокоит тот факт, что за хм-м, слишком радикально выполненное поручение, его по головке не погладят. Но ведь думать же надо! Если отдан четкий и недвусмысленный приказ блокировать все железнодорожные пути Москвы, то почему гражданские ограничились лишь отключением автоматики? Что, неужели так трудно пройтись по «стрелкам» и, вывести из строя переводные механизмы? Так ведь нет, получив приказ, бравые железнодорожные чиновники просто заглушили единую систему управления и бодро отрапортовали о выполнении задачи…

Все это рассказал мне господин Коробов, железнодорожник черт знает в каком поколении. Если не врет, то «династия» его началась еще в начале позапрошлого века, чуть ли не с потешной чугунки, выстроенной под Новгородом для выездов августейшей фамилии в загородную резиденцию… Ор-ригинальный такой дядечка.

Он, вообще, много интересного рассказал, когда понял, что я не собираюсь продолжать дело наемников и собираюсь увести заложниц под охрану бронеходчиков. Видел я, видел у их КП на въезде в город старый добрый телефонный кабель… небось, еще со времен Великой войны на складах завалялся. Вот и воспользовались бы крутелкой с трубкой, вызвали технику и доставили бы девчонок в безопасное место. Да хоть и в расположение полка.

Но этот Коробов… мужик меня поразил. Стоило заикнуться о том, чтобы свести состав на кольцо и подвести его поближе к старой Смоленке, этот здоровяк фыркнул в прокуренные порыжевшие от табака усы и хитро усмехнулся.

— А почему сразу в Часцы не рвануть? Там же съезд рядышком. Движения сейчас никакого. Поддадим огоньку и через сорок минут будем на месте.

— Хм… мысль, конечно, интересная. Вот только… а не подстрелят нас по ходу пьесы рьяные гвардейцы? А то и вяземская дружина приголубит…

— Ну, ты ж боярин, хотел как-то с бронеходчиками связаться, чтоб машины и охрану прислали. — Пожал плечами Коробов. — Так, можно будет и сказать, чтоб не палили. Уж думаю, людей Максима Александрыча-то, они и сами предупредят. Если те, конечно, действительно за путями наблюдают…

— Наблюдают. — Кивнул я. — А с чего ты, Иван Борисович, так уверен в боярине Вяземском? Может, он тоже с мятежниками?

— Тю! Да на что ему это? — Протянул Коробов. — Вот, кабы в том имении по-прежнему его предшественник сидел, тот, что последний князь Вяземский был, тогда да… А Максиму Александрычу бунтовать не с руки. Его род, считай, после смерти княжьей фамилии, все их вотчины унаследовал, ну, кроме городков, понятное дело. Так их государь никому не отдавал. А не случись той замятни, ходил бы сейчас боярин Вяземский, как и отец его и деды в присутствие на службу, да голову б ломал, где дочерям приданое взять. Не-е… не станет он бунтовать. Для него, владетельные у власти, что нож острый. Они-то его по сию пору в худородных числят, хоть и ведет боярин свой род от Рюрика-Сокола.

— И откуда ж ты все это знаешь, баюн железнодорожный… — Вздохнул я, под тихий нервный хохоток Коробова, речь которого вдруг явственно стала отдавать нафталином стиля позапрошлого царствования.