Солдаты

Эндрю втянул воздух, в комнате стояла тишина, за исключением тиканья небольших деревянных часов на стене около стола. Он вспомнил, что часы были теми самыми, которые Винсент вырезал для него давным-давно, еще до прихода тугар.

— У них есть новая модель броневика. Усиленная броня и при этом понимание того, на каком расстоянии держаться от наших собственных броневиков и ракетных установок. Новые воздушные корабли на двух двигателях, более быстрые, чем наши «Орлы», и почти такие же быстрые, как и «Шмели». Также у них есть новый вид оружия, похожий на наш «гатлинг», медленнее стреляющий, но такой же смертоносный.

— Разве вы не ожидали ничего из этого? — спросил Бугарин.

— Не полностью, — был вынужден признать Эндрю.

— Что вы подразумеваете под ‘не полностью’?

— Как командующему, мне нужно было предположить, что что-то изменится с их новым лидером. Кроме того, то, что у них, несомненно, будет новое оружие. Джурак, однако, был достаточно проницателен, чтобы сохранять все свои карты скрытыми, пока мы не начали активные боевые действия, тогда он раскрыл их все в одном смертельном ударе.

Также, с тактической точки зрения, он предстал в новом лице. Я оценил бы, что по крайней мере пять из его уменов были вооружены лучшими винтовками, и кроме того они, очевидно, обучались столь же качественно, как и мы. Они не были воинами орды, атакующими как попало, они наступали со сноровкой и целеустремленность, каких мы ранее не наблюдали.

— Что произошло на самом деле, — вставил Калин. — Расскажи мне это.

— Мы начали наступление согласно планам, которые мы с вами разбирали за неделю до атаки. Потери на первой стадии были меньше предполагаемых, чуть больше двух тысяч убитыми и ранеными. В результате шестичасового нападения наши части продвинулись на расстояние удара по их главной станции, в пяти милях к востоку от Капуа, когда произошла контратака.

— И вы не прогнозировали, что они нанесут контрудар? — резко спросил Бугарин.

— Конечно, мы ожидали контратаку, — ответил Эндрю, стараясь не показать в своем голосе усталости и чувства безысходности. — Все орды были мастерами ведения мобильной войны и знали достаточно, чтобы сохранить мобильный резерв, размещенный позади их линии обороны, или в качестве силы, способной запечатать прорыв или как резерв, для нанесения окончательный удар.

— Так почему же ты не подготовился? — спросил Калин.

Эндрю колебался с минуту, удивленный холодностью в голосе Калина.

— Мы подготовились. Девятый корпус вел прорыв при поддержке Первого бронеполка. Одиннадцатый корпус следовал за ним, закрепляя левый фланг, пока части двух оставшихся корпусов переправились и закрепились на правом фланге и обеспечили резерв. Второй бронеполк придержали в резерве для последующего их выдвижения, как только понтонные мосты будут уложены, и мы чувствовали, что осуществили прорыв.

То, что удивило нас, было огромное количество броневиков в их резервах, из докладов мы прикинули, что там было свыше двух сотен по сравнению с менее чем сотней наших, из которых мы ввели в бой только пятьдесят в первой волне, масса новых дирижаблей, внедрение ими автоматического оружия, и наконец, тактика укрывательства и концентрации броневиков в огромных ударных колоннах.

— Другими словами, вас поймали неподготовленными, — давил Бугарин.

Эндрю ничего не ответил, и тогда вставил Ганс.

— Ни один план, существовавший когда-либо, не переживет первый контакт с врагом, и во время войны никто и никогда не сможет подготовиться ко всем вариантам событий.

— Вы были против этого наступления, не так ли, Ганс? — спросил Калин.

Теперь была очередь Ганса колебаться.

— Да, он был против, — сказал Эндрю. — Ответственность на мне.

Снова наступило долгое молчание, и Эндрю стало любопытно, попросит ли Калин, по различным причинам, уйти ему в отставку и передать командование Гансу.

Это и была действительная причина, что он настоял на том, чтобы Ганс покинул фронт и возвратился в Суздаль с ним. Даже было некоторое желание, чтобы такое решение было принято, освобождая его от всего, что на него давило.

— Отступление, я слышал, что это было бегство, — сказал Бугарин, нарушая безмолвное напряжение.

— Да, нет никакого смысла отрицать это. Река была за нашими спинами, и солдаты быстро поняли, что враг прорывается на обоих флангах и накатывают построением с намерением создания окружения. Да, они бежали, бежали, спасая свои жизни, поскольку даже лучшие войска падают духом.

— Значит бежали, продолжил Бугарин. — Девятый и Одиннадцатый корпуса бежали, войска изначально составленные из жителей Рима.

Так вот, что это было, осознал Эндрю, и он почувствовал вспышку гнева. Сенаторов из Рима здесь не было.

— Я не вижу здесь Тиберия Флавия, Спикера палаты представителей, — холодно ответил Эндрю. — Как Спикер, разве он не наделен правом также находиться здесь, г-н президент?

— Это неформальная встреча, — ответил Калин.

— Это более походит на расследование Комитета по Ведению Войны, — рявкнул Ганс.

— Я не просил вас комментировать, сержант, — огрызнулся Бугарин.

Ганс начал подниматься, но взгляд Эндрю утихомирил его.

— Я не приму клевету на бравых солдат, которые пересекли ту реку, были ли они русскими или римлянами, — сказал Эндрю, его голос рассек напряженность.

Сейчас было бессмысленно пытаться объяснить все, что произошло. Хотя он не допустит этого здесь, но армия на самом деле была разбита, самое худшее бегство, которое он видел, с поражения у Потомака.

Происходило также как и под Испанией, только наоборот, его армия рассеялась, отступая к реке неорганизованной толпой. Но в этой комнате, под холодными пристальными взглядами Бугарина и Калина, это объяснить было невозможно. Как объяснить истощение, которое уже действует на армию в качестве наступательного оружия врага? Он знал, что попытка объяснить это сейчас будет равносильна признанию поражения. Но разве это было не поражение? Он мог признать поражение в битве под Капуа и взять ответственность за него. Неужели это действительно было началом конца, задумался он? Будет ли армия продолжать разваливаться и отступать, или существует некий отчаянный способ выжать одну последнюю победу в этой ситуации и спасти то, что осталось?

— Почему ты позволил вице президенту отправиться в атаку, нарушая мои приказы? — спросил Калин.

Эндрю молчал. Воспоминание об изуродованном теле старого друга, принесенного назад через реку парнями из 11-го, было по-прежнему слишком свежим.

— Я не мог остановить его, — печально ответил Эндрю. — Он настаивал на том, что отправится вперед со своими мальчиками, как он их называл. Я понимаю, что это было частью причины бегства. Когда началась контратака, его захватила открывшаяся ракетная бомбардировка, и его мгновенно убило. Молва быстро распространилась по соединению… — его голос затих.

Было так трудно поверить, что Марк погиб. Еще одна часть политического уравнения, которую он не ожидал.

— А ваши собственные действия? — спросил Бугарин. — Вы лично пытались сплотить солдат?

Ганс в очередной раз ощетинился; что-то было такое в этом заявлении, некий скрытый смысл. Эндрю не отвечал с минуту, никогда не помышляя, что кто-то мог бы на самом деле подвергнуть сомнению его собственное поведение под огнем. Калин отреагировал первым. С возмущенным телодвижением он оборвал Бугарина.

— Это расспрос, — с яростью сказал Калин, — а не допрос.

После быстрого обмена взглядами, Эндрю ощутил, по меньшей мере, некоторое чувство облегчения. Что-то от старого Калина по-прежнему было здесь, и не довольствовалось способом, которым шли дела.

— Я готов ответить, — сказал Эндрю, нарушая тишину.

Он посмотрел мимо Калина, уставившись на потолок.

— Я признаю здесь, что движение под огнем снова привело меня в возбужденное состояние, хотя это не затрагивало мое суждение. Я добрался до восточного берега и оставался там, пока не стало очевидно, что северный фланг полностью обрушился.