Зацветали яблони

Ну вот, и что же ей делать? Принцессе этой. Не знаете? Я тоже не знаю. Потому что это ради него она хочет поступить в институт. Ради него она научилась играть в теннис, изучает испанский и занимается каратэ…

Сережа, почему ты не слушаешь? Разве я неинтересно рассказываю? Ах, ты не любишь сказки про принцесс… Про кого же ты любишь? Про собак. Нет, я не знаю сказку про собак. Но я прочту и тебе расскажу. Почему ты думаешь, что обманываю? Ах, мама тоже обещала? Значит, расскажет, раз обещала. Мамы не обманывают. Да ты что, малыш, ну как же так можно? Конечно, она придет. Обязательно придет. Вот кончится эта неделя, и она придет. Вот увидишь. Честное… Что, уже говорила? Когда я это говорила? Ах, на той неделе…

Ну, не плачь, малыш, не плачь! Разве солдатики плачут? Ведь ты же стойкий, оловянный… Нет, то не твоя мама. Что? У твоей мамы тоже синий плащ? А это — голубой. Это Ирочкина мама. А твоя придет завтра… Ну, послезавтра, в воскресенье. Нет, позапослевчера было не то воскресенье. То было плохое воскресенье, это будет лучше, вот увидишь…

Ну, давай вытрем слезы. Где у нас платочек? Вот видишь, какой мама тебе красивый платочек дала. Не мама разве? А кто? Тетя Клава? Ну, значит, и твоя мама придет. Возьмет своего Сереженьку на руки, прижмет к плечу и понесет далеко-далеко. В тридевятое царство, в тридесятое государство. А там… Что? В Мытищи автобусы ходят? Ну вот видишь! Значит, придет этот прекрасный принц в Мытищи, сойдет с автобуса… Да нет, не тот принц, а этот. То есть ты, Сереженька. Ну почему же ты «не прекрасный». Ты очень прекрасный мальчик. А вырастешь, будешь отличным парнем. Нет, не как тот принц, ты будешь намного лучше. Ну, конечно, скажу это твоей маме. Обязательно скажу. И мамочка возьмет своего Сереженьку на руки и понесет его домой. Уложит его в кроватку… Да, вот так: ложись, малыш, ложись… Укроет его одеялом и станет рассказывать своему Сереже сказку. Про принца и принцессу. Ах, не хочешь про принцессу? А про кого? Про собаку. Ладно, давай про собаку.

Так вот. В некотором царстве, в некотором государстве, жила-была собака. Она была красивая-прекрасивая…

Спи, малыш, спи…

А потом изучу испанский

— Ма, где мой циркуль? Ты слышишь? Ну где, где мой циркуль?

Конечно, не слышит. Болтает по телефону. А дверь закрыта, значит, с ним. Очень хорошо. Просто замечательно! У нее есть Он. Пять с плюсом. И что же она ему спешит сообщить?

— Нет, сегодня не смогу… никак… не получается…

А что у тебя получается? Что ты вообще смогла в этой жизни?

Врываюсь на кухню, начинаю греметь посудой, хлопать дверцами шкафов, ящиками. Потом заявляю: «Мне нужен телефон».

— Ну, пока, Оль. Тут Юльке телефон понадобился.

«Оль»! За дурочку меня принимает! Думает, не понимаю, что следует читать «Олег». Маленькой меня считает!

— Пока! До завтра… — и торопливо вешает трубку. И немедленно начинает суетиться на кухне, изображает категорическую занятость и озабоченность. А в глаза не глядит. Значит, правильно: никакая не «Оля». Значит, Олег.

— Что тебе сегодня на третье приготовить, доченька? Компот или кисель? — спрашивает так ласково, так заботливо, будто это единственная цель всего ее существования — приготовить мне третье.

— Чай, — отвечаю коротко и ухожу из кухни.

За спиной раздается оглушительный треск, она сваливает в мойку ложки и вилки, не мытые с завтрака. Намек и укор: могла бы, мол, хоть в воскресенье помочь матери.

Иду в свою комнату, врубаю магнитофон.

уверяет меня приятный баритон, сопровождаемый шипением некачественной пленки в моей «Астре». В нашем классе у всех исключительно «Соники» да «Панасоники». А Нонка Чачанашвили, или Чача, как-то принесла на один из наших «огоньков» серебристо-белый стерео с двумя кассетами. Балдеж! Последний писк! Только у меня и у Вовки Беликова «Астра». Вовкина мать тоже не может разориться на что-нибудь более современное.

предупреждает меня тот же баритон. «Ладно, не пойду», — обещаю ему и перекручиваю пленку вперед, уж больно заунывно увещевает. Учит, предупреждает. Все считают своим долгом меня чему-то учить, от чего-то предостерегать. Ребенком считают. «Какой у вас очаровательный ребенок!» — воркуют мамины знакомые. На что я отвечаю: «Не правда ли, я прелесть?» И они замолкают.

А Сан Саныч из АПУ, который раньше вместе с матерью в одной группе работал, вообще пополам сложился, когда на очередное «детка, угостись шоколадкой» я ему ответила: «Ненавижу шоколад. И вообще на Востоке „детки“ моего возраста уже своих деток имеют. Литературу читать надо!»

Опять двадцать пять! Тоже мне — модерновые ансамбли! Перекрутила пленку еще дальше.

Это уже лучше. Темп что надо! Ритм и темп! Скорость, скорость. «Больше скорость — меньше ям». Раз, два… Блеск песенка. Полный отпад! И эта тоже ничего:

И на меня тоже все оглядываются. Не только в школе, внимание наших желторотиков мне даже не льстит. А вот в большом мире — в метро, на рынке или в магазине… Смех берет, когда какой-нибудь взрослый верзила ни с того ни с сего вдруг споткнется на ровном месте и замрет, словно по команде: «Руки вверх и ни с места! Стреляю без предупреждения!» — и лицо станет глупым-преглупым.

Все говорят, что я выгляжу старше своих четырнадцати. «Развита не по годам». Это потому, что я занимаюсь спортом. И читаю много: ничто так не развивает, как чтение художественной литературы. И не какие-нибудь там программные песни о Соколах-Буревестниках, а, скажем, «Универмаг», «Змеелов», «Челюсти». И газеты читаю. Потому что человек без знания текущих событий все равно что слон без хобота. Или кот без усов.

— На-ка, выпей, — входит в комнату мать и протягивает стакан с гранатовым соком. На ее ладонях багровые потеки: чтобы сберечь витамины, мать выдавливает гранат руками, через марлю, а косточки потом еще сама долго обсасывает.

— Поставь, выпью потом. Лучше скажи, в чем мне сегодня идти в секцию? Опять в этой дешевке? Джинсы называются!

— Чем они тебя не устраивают? Хорошие, модные джинсы.

— Модные?! Кто тебе сказал? Ты приди в наш класс. Я тебе покажу, что такое модные.

Джинсы, по правде говоря, мне не очень нужны, плевала я на моду. Но мне нужно, чтобы Ширя-штык не очень из себя воображала.

— Мы же тебе только что пальто купили. Сама понимаешь…

— Понимаю…

Мне вдруг стало жалко мать: стоит у двери с этой жалкой каплей витаминов, с перепачканными руками и оправдывается, как опоздавшая на урок школьница. Если разобраться, разве она виновата, что у нее такая маленькая зарплата? Она честно иссушала свои мозги целых пятнадцать лет: десять в школе и пять в институте. В результате — диплом инженера и сто десять рэ в месяц. Потом много раз и в течение многих лет повышалась: на всяких там курсах, в народных университетах. Заработала себе хронический гастрит, очки и прибавку на двадцать рэ. Всего 130 с какими-то там подачками в виде премий, прогрессивок, если проект идет по графику. Абзац! Полный вперед!

Нет, я не такая дура, я пойду на загранку. Добьюсь! Английский я уже лучше нашего тичера знаю, сейчас вот французский начала, а через годик займусь испанским или итальянским. Буду, как Чачина мать, привозить серебристо-белые стерео и одевать свою дочь в самые модерновые джинсы. Или сына. Но не так, чтобы всю жизнь на мелочах экономить, а в конце каждого месяца копейки по карманам собирать. И жалко оправдываться перед дочерью, что не можешь.