Зацветали яблони

— Интересно. — Улыбнулась ему в темноте.

Кадры мелькали и мелькали… Но почему все же не позвонил Мишка? Может, и правда что-то серьезное? Если бы долетел благополучно, непременно бы позвонил: знает же, что волнуюсь…

Выдернула свою руку из вспотевших, цепких пальцев соседа, встала с кресла и бросилась к выходу.

— Куда же вы? — крикнул он вдогонку.

Но я уже выскользнула из темного душного зала и захлопнула дверь. Солнце больно хлестнуло в глаза. Бросилась искать телефон: как я раньше-то не догадалась?..

«Только бы не случилось чего с самолетом! Только бы не в воздухе! — заклиная, металась по площади в поисках автомата. — Уж пусть бы с Инной Петровной, только бы живой!»

— Аэрофлот? Девушка, пожалуйста… Есть ли сведения о прибытии рейса номер один из Москвы во Владивосток?.. Как он, прибыл?..

Пока ожидала, зажала трубку рукой: чтобы не пугать служащую Аэрофлота своим слишком частым дыханием. В ответе я не сомневалась: по техническим причинам… В лучшем случае — задержка в Хабаровске. Возмездие должно наступить сразу… Но хороша ты, Вера Васильевна, нечего сказать! Мать семейства, мужняя жена, с первым встречным в кино пошла! На французский фильм «Жить, чтобы жить»! А муж в это время из последних сил гребет где-нибудь в океане на спасательном плоту. «Воздушная катастрофа»…

Мне ответили:

— Приземлился по расписанию.

Надо же! А я-то! Значит, все в порядке? Значит, я еще вполне могу досмотреть фильм? С тем парнем, а что? Почему не могу? Пойду и досмотрю… Ну а потом? Что потом? Нет!

Не заметила, как свернула к дому. Это уж совсем ни к чему: что мне там одной делать? Можно бы сходить в кафе пообедать. Но есть что-то не хочется. Ладно, зайду домой, раз рядом. Кстати, замочу белье — стирать-то его все равно надо.

Еще у лифта услыхала, что звонит телефон. «Мишка! Кому же больше!» — решила, вставляя ключ в замок. Ключ никак не вставлялся. Оказалось, впопыхах достала не тот. «Мишенька, миленький, подожди, я сейчас!»

— Алло! — крикнула в трубку, рванув ее с аппарата, словно чеку с гранаты. — Да, это я… Кто-кто? Это ты, Лешка? Нет, не разочарована, просто… ну, неважно! Ты по делу?.. Да, я всегда была деловой, а ты и не знал?.. Ладно, выкладывай суть, ведь не для того же позвонил, чтобы сообщить о моих достоинствах… Нет, не злая, просто я бежала… Какая годовщина?.. Какого выпуска?.. Ах, нашего выпуска! Что-то я сегодня туго соображаю!.. Неужели целую семилетку отмахали! Не может быть!.. Может? Ну, конечно, может: ведь Светка — ровесница моему диплому!.. Сознаюсь: забыла. Молодец, что позвонил… Все наши собираются?.. У института? О’кэй, приду!

Все же не зря в парикмахерскую сходила. Какое бы мне платье надеть? Не могу же я пойти на вечер в джинсах или в своем белом халате! А платья, подходящего к данному торжественному случаю, нет. Как-то никогда не требовалось. Ладно, надену не торжественное. Тем более что и идти-то мне хочется не так уж безумно. Честно говоря, вообще не хочется. А что делать? Не торчать же целый вечер у телевизора в ожидании звонка из Владивостока. Вообще-то свинство с его стороны не сообщить, как добрался.

Вдруг с ним все-таки что-то случилось? А я собираюсь на вечер, буду танцевать, веселиться… Глупость какая-то! Ну что может случиться со взрослым мужчиной, приземлившимся по расписанию в крупном городе? Нет, там все в порядке. Даже если он и с Инной Петровной. Это еще не беда. А вот как Светка?

Подошла к холодильнику, чтобы сделать себе бутерброд с сыром, и вдруг услышала шум. Неясное какое-то гудение, заполнившее всю квартиру. Холодильник? Нет, он шумит не так, а нежно, с перерывами. А тут без перерывов и все громче. Оглянулась вокруг: откуда б он мог исходить? И вдруг поняла: это моя голова. Вот новость: голова у меня никогда не болела, а тут на тебе! Нашла таблетку анальгина, выпила. Не помогло. Наоборот: гул усиливался, и меня начинало знобить. Простуда? Но откуда ей взяться? На улице жара, а я и зимой-то никогда не простуживаюсь. Легла в постель, все еще не веря, что это происходит со мной. Укрылась одеялом. Не согреваюсь. Потом вдруг бросило в жар. Надо бы уснуть, будет легче. Но как?

Нет, это вовсе не голова, это трещат кузнечики. Луг, залитый солнцем, пахучий клевер, ромашки. Кузнечики, бабочки. Девочка в короткой юбке… Светка! Что-то случилось со Светкой! Вскочила как от удара. Тело покрыто мелкими каплями пота. Голова чистая, жар отступил. Осталась слабая, пульсирующая боль: Светке плохо. Светке плохо…

Встала, пошла в кухню. Вытряхнула в свою сумку все имеющиеся в наличии лекарства. Потом положила бинты, йод и зачем-то домашние тапочки. Ничего другого не взяла. Надела плащ, на секунду остановилась у порога: «Так: деньги, ключи, паспорт. Кажется, все». Нисколько не удивилась, когда раздался телефонный звонок. Я его ждала.

— Мама, это ты? — спросила хватая трубку. — Что со Светкой? Простуда? Грипп? А если скарлатина?.. Да, я еду, я уже одета. Не волнуйся, как раз успеваю на последний поезд. Как чувствовала…

Свекровь

Галина Петровна посмотрела на часы — половина шестого, — и внутри у нее все похолодело: словно в погреб дверь открыли. Всегда так в это время: близился час возвращения с работы молодых. Правда, их дочке Танечке уже скоро пять, но она все еще называла их молодыми. Взяла лист бумаги, лежащий на кухонном столе, и села — впервые за этот долгий день, просматривая его. Это был список поручений, оставленных ей невесткой. В основном распорядок дня Танечки. Перечитывая его, она ставила крестики: сделано, значит. В восемь тридцать — завтрак: манная каша и тертое яблоко (крестик). С девяти до одиннадцати — прогулка на воздухе (крестик). В двенадцать усадила Танюшку писать палочки и буквы. Потом читала ей сказки Андерсена. С тринадцати до четырнадцати — обед. Потом уложила ее спать — на балконе, как велела мать. Долго возилась с ремнями: чтобы не вылезла из кроватки и не упала, если случайно проснется. Пока Танечка спала, Галина Петровна готовила обед для молодых.

Беспокойство ее усилилось: невестка, наверное, опять будет недовольна. Мясо она случайно пережарила — в это время заплакала Танечка, и она побежала на балкон. Гречневая каша слегка подгорела — по той же причине. Старая женщина уже слышала голос невестки: «Опять дымом пахнет!» — нос у нее очень уж чуткий.

Дальше шел перечень покупок, которые она должна была сделать. Масло, кефир, сырковая масса с изюмом, сметана. Молочные бутылки заодно сдала. Лук, апельсины, сухие хлебцы — для невестки: толстеть не хочет. Яблочный мармелад — это лакомство уже по собственной инициативе, для себя и для Танечки. Все это она купила во время вечерней прогулки с внучкой. Танечку оставляла на улице: «Пусть чистым кислородом дышит». А сама из окна за ней наблюдала. Туфли из починки принесла… Она тщательно послюнявила карандаш — он исписался и только царапал по бумаге. Полотера из Бюро добрых услуг на завтра вызвала. Кажется, все. С облегчением выдохнула. Словно на приеме у врача — «Не дышите», «Теперь дышите»…

Отложила список в сторону. Все в порядке. Невестка будет довольна. Еще раз вздохнула и поднялась, тяжело опираясь рукой на стол. Отчего это так тихо в доме?

— Таня! — молчание.

— Танечка! — В детской ее нет.

— Танюша! — Она заглянула в туалет, в ванную. Нигде нет. Пошла в столовую — пусто.

— Татьяна! — строго потребовала Галина Петровна и открыла платяной шкаф. У нее бульон выкипает, а внучка вздумала в прятки играть! Но в шкафу, кроме одежды и запаха нафталина, ничего не было. И вдруг — в бок словно шилом кольнуло — дверь на балкон распахнута. Танечка там. Взобралась на нижнюю железную рейку балкона, занесла ногу на вторую.

Она бросилась к балконной двери, а ноги — предательские старушечьи ноги — подкосились, и она стала оседать на пол. Ухватилась за спинку кресла.

— Таня, — крикнула что есть силы, но из горла вырвался лишь невнятный хрип.

В глазах потемнело. Она поняла, что теряет сознание. «Господи, всемогущий, всемилостивейший… пресвятая богородица…», — мысленно зашептала, уцепившись за последнюю, за единственную надежду — на чудо.