Страница 24 из 62
И прибытие этого корабля страшно их беспокоило.
Оно означало, что теперь их товарища точно казнят.
В древние времена царь Крита потребовал от Афин так называемую «семерку» — семь юношей и девушек, которых он собирался принести в жертву страшному чудовищу Минотавру, пожиравшему людей. И вот Тесей отплыл под парусом с этой обреченной на смерть семеркой. А народ Афин поклялся Аполлону, что если молодых людей спасут, то каждый год они будут отправлять паломников на остров Делос, священную землю Аполлона. И вот храбрый Тесей убил Минотавра, чем спас себя и приговоренных к смерти, а афиняне в знак благодарности ни разу не нарушили клятвы и с тех самых пор каждый год отправляли на Делос корабль с паломниками — тот самый, на котором Тесей приплыл на Крит.
В этом году корму корабля освятил жрец Аполлона, и паруса на нем были подняты за день до того, как начался процесс в суде. Отплытие его означало, что в течение месяца жизнь подсудимого будет в неприкосновенности — согласно афинским законам, город должен оставаться «чистым» на время отсутствия корабля. А это, в свою очередь, означало, что казнить никого нельзя. И вот теперь корабль возвратился.
С того места, где собрались и продолжали собираться друзья, было хорошо видно вооруженных охранников, стоявших на страже у тюремных ворот. Накануне, навещая заключенного, товарищи умоляли его предпринять попытку бегства. Что было бы весьма затруднительно, учитывая все обстоятельства — стены высоченные, а единственный выход располагается совсем рядом с двухэтажным зданием казармы. На первом этаже находились офицеры и надзиратели, а на втором, так называемом «одиннадцатом», размещался магистрат со всеми тюремными службами и специальным отделением, ведающим исполнением смертных приговоров.
Сама тюрьма занимала свыше ста двадцати футов в длину, пятидесяти в ширину, таким образом, общая площадь составляла добрые шесть тысяч квадратных футов. Вдоль главного прохода располагались камеры — пять с одной стороны, три с другой. В ближайшей ко входу камере в пол был врыт огромный кувшин. Сейчас он был до краев наполнен дождевой водой, которую заключенные использовали для мытья. Южным своим концом коридор выходил во двор, именно по нему в основном и водили арестантов.
Друзья приговоренного подошли к воротам на рассвете, но охранники велели им подойти попозже, поскольку служащие «одиннадцатого» как раз в это время заняты тем, что снимают с приговоренного кандалы и готовят к казни. Минут пятнадцать спустя они вернулись и сообщили, что теперь друзья могут войти. И дали знак надзирателю отпереть ворота.
Путь они знали хорошо.
Его содержали в первой камере восточного крыла, в том ряду, где камер было всего три и каждая из них была куда просторнее любой из тех пяти, что напротив. Возможно, ему предоставили такую камеру из уважения, хотя в тюрьме за долгие годы ее существования успело перебывать немало знаменитых людей. А может, «одиннадцатое» отделение решило как-то смягчить тем суровость приговора, вынесенного одному из знаменитейших граждан города.
Наиболее традиционными и распространенными видами наказаний для разного рода нарушителей закона являлись в Афинах штрафы, ссылка или же смертная казнь. Каждое из них могло быть заменено длительным сроком тюремного заключения. Самым страшным преступлением являлось «отсутствие благочестия». Оно как бы делилось на две категории: «растление юношества» и «поклонение новым божествам» — то есть не тем, которых почитает город. И наш осужденный был уличен в обоих этих преступлениях и выслушал приговор с презрением. А потому сегодня должен умереть.
Приговоренному к смертной казни давали в Афинах выпить яду. Яд готовили предварительно — толкли в специальном сосуде листья болиголова. Мужчина, который должен был сегодня подать осужденному яд, предупредил его товарищей, что друг их сегодня что-то слишком разговорчив. Очевидно, сказывалось возбуждение последних дней. И это может отрицательно отразиться на исполнении приговора, поскольку у людей в моменты возбуждения повышается температура тела и это ослабляет силу яда. Свои слова он проиллюстрировал примером — известно, что вино разогревает кровь, а потому именно вино является общепризнанным противоядием, особенно когда имеешь дело с болиголовом.
И в камере сегодня не было ни капли вина.
В ней находились лишь старые друзья, пришедшие сказать «прощай» храбрецу, который в ответ на это заметил: «А вы не обращайте на палача внимания. Пусть делает свое дело, готовит отраву. Хоть две дозы, хоть три, на его усмотрение».
Где-то в середине дня он прошел по длинному коридору к камере, где находилась «ванная», и искупался в ней последний раз, и обратился к друзьям со следующими словами: «Приятно все же принять ванну перед тем, как отведать яду. И женщинам меньше хлопот, не придется обмывать покойника».
Вскоре после захода солнца ему принесли болиголов. И хотя палач торжественно называл этот сосуд «чашей», на деле он больше походил на маленькую бутылочку или флакончик — вроде тех, в которых обычно хранят лекарства. Узкое горлышко, чуть выступающий на нем «язычок», округлые бока и плоское дно. И никаких ручек. Дешевая простенькая глиняная бутылочка, которую предстояло разбить сразу же после того, как содержимое ее перейдет в желудок приговоренного.
— Что ж, друг мой, — сказал он палачу, — вы в этих делах настоящий мастер. Что прикажете делать?
— Да просто выпейте, и все дела, — ответил палач. — Потом можете походить. Как только почувствуете тяжесть в ногах, прилягте, а уж дальше яд довершит свое дело.
И он протянул ему бутылочку.
И приговоренный взял ее.
Поднес ко рту, прижал к губам и выпил яд. Потом принялся ходить по камере. И когда ощутил тяжесть в ногах, лег на спину. Палач подошел, пощупал ступни и ноги, крепко ущипнул за пятку и спросил, чувствует ли он что-нибудь. И умирающий ответил, что нет, не чувствует, и тогда палач стал щупать ему бедра, и рука его поднималась все выше и выше.
— Когда холод достигнет сердца, — объяснил палач, — можно считать, что он покойник.
Было это в 399 году до нашей эры.
В 1977 году археологи проводили раскопки в Афинах и обнаружили старое здание тюрьмы. И вот в самом дальнем его помещении, что в северо-восточном крыле, они нашли тринадцать бутылочек, напоминавших те, в которых древние греки хранили лекарства и прочие снадобья. Им показалось странным такое количество бутылочек, найденных в одном месте, — ведь за время всех раскопок их было обнаружено всего двадцать одна штука. Эксперты пришли к однозначному выводу: бутылки после использования тут же уничтожались. А в тех, что сохранились, было обнаружено одно и то же вещество — составленный в умелых пропорциях яд из растения под названием болиголов. Которым, очевидно, и травили несчастных узников.
На дне одной из бутылочек обнаружили выцарапанные в глине три греческие буквы: «ΣOK».
Это был самый настоящий музей. Стояли указатели, подсказывающие людям, где следует парковаться, стояли стрелки, показывающие, где находится вход. Короче говоря, Музей изящных искусств «Ка Де Пед» города Калуза, штат Флорида, и все такое прочее. Кэндейс Ноулз — Господь да защитит любого мужчину, женщину или ребенка, посмевшего обратиться к ней просто Кэнди, — запарковала свой маленький белый «Порше» на практически пустой в это время стоянке. Что и понятно, было всего четыре дня, понедельник. Яркое солнце Флориды нарядно высвечивало черепичные крыши музея, и они были видны еще издали. Она заперла машину и подумала, что непременно надела бы туфли без каблуков, зная, что эта проклятая стоянка вымощена гравием, затем опустила ключи в сумочку и перебросила ее ремешок через плечо. Обычно в эту самую сумочку она клала еще и «браунинг» 25-го калибра, но сегодня не тот случай. Ей совершенно ни к чему, чтоб сегодня ее остановил какой-нибудь музейный охранник и стал бы расспрашивать, для чего это и зачем у нее в сумочке огнестрельное оружие, пусть даже на него и выдано разрешение властями солнечного штата Флорида. Нет, сегодня ей совершенно ни к чему, чтоб кто-либо стал задавать ей всякие каверзные вопросы. Она явилась сюда по делу и намерена исполнить его, как подобает. Поскольку сегодня, насколько ей известно, двадцать седьмое января, а это означает, что до назначенного дня ограбления осталось пять дней.