В Скалистых горах

— Не беда! — сказал я, стараясь его ободрить. — Оленей здесь водится много, а до ночи еще далеко. Идем! Быть может, в следующий раз нам повезет.

— Я очень устал, — пожаловался он. — Не вернуться ли нам к костру? Отдохнем, выспимся, а завтра пойдем на охоту.

Питамакан все время шел впереди, прокладывая тропу по рыхлому снегу. Неудивительно, что он устал. Я предложил занять его место и проложить дорогу к реке, а затем идти по льду и высматривать дичь, бродившую в лесу, окаймлявшем реку.

— Ты прав! — воскликнул он, и лицо его осветилось улыбкой. — Иди вперед. Скорее бы добраться до реки!

Через несколько минут мы уже шагали по льду, и Питамакан снова шел впереди. Впервые с тех пор, как мы вышли на охоту, я перестал сомневаться в успехе и с уверенностью сказал себе, что домой мы вернемся не с пустыми руками. Наши ноги, обутые в мокасины, бесшумно ступали по гладкому льду: конечно, нам удастся близко подойти к намеченной добыче, и на этот раз Питамакан не промахнется. Мы спугивали тетеревов, заметили двух-трех выдр, но на снегу вдоль реки и дальше, в лесу, виднелось столько следов крупных животных, что на мелкую дичь мы решили не обращать внимания.

Мы приближались к тому месту, где высокие сосны подступали к самой реке. И вот тогда-то надежда вспыхнула с новой силой: мы увидели, как осыпался снег с ветвей молодой ивы и деревце затрепетало, словно по нему ударили топором. Мы остановились прислушиваясь, но вокруг было тихо. Потом посыпались хлопья снега с куста неподалеку от нас. Питамакан сжал лук. Из кустов вышел лось и остановился, повернувшись к нам боком, в шагах двадцати от реки.

«Ну уж он-то от нас не уйдет!» — подумал я.

Затаив дыхание, я ждал, посматривая то на лося, то на Питамакана.

Питамакан прицелился, натянул тетиву и вдруг, круто повернувшись, сел прямо на лед. Тетива разорвалась!

Это был страшный удар: мы лишились добычи, и всему виной была гнилая тетива! Лось скрылся из виду, как только Питамакан опустился на лед. Долго сидел он с опущенной головой, жалкий и подавленный. Наконец он глубоко вздохнул, встал и предложил идти домой.

— Подожди! Попробуем связать концы ремня, — сказал я. — Быть может, он протерся только в одном месте.

Питамакан безнадежно покачал головой и зашагал по льду. Но через минуту он остановился.

— Нет у меня надежды, но все-таки попробуем.

Ремень был длиннее, чем требовалось для тетивы. Мы связали концы узлом, и Питамакан, приладив стрелу, медленно стал натягивать тетиву. Мне казалось, что ремень выдержит, но вдруг раздался треск: тетива лопнула снова, и на этот раз в другом месте. Об охоте нечего было и думать, если мы не раздобудем новой, прочной тетивы. Питамакан молча продолжал путь, а я следовал за ним, тщетно стараясь найти какой-нибудь выход.

Мы шли по льду, следуя всем извивам реки, так как слишком устали, чтобы идти кратчайшим путем по глубокому снегу. До вечера было еще далеко, когда мы подошли к нашему шалашу, разложили костер и поджарили кусок кроличьего мяса.

— Теперь и кроликов у нас не будет, — заметил я. — На ремне столько узлов, что из него не сделаешь хорошей петли.

— Верно, брат, — отозвался Питамакан. — Выход у нас один: если в той пещере за рекой залег медведь, мы должны его убить.

— Дубинками?

— Да, конечно. Я уже тебе говорил, что не могу отрезать прядь волос. Значит, нам не из чего сделать новую тетиву.

— Идем! — в отчаянии крикнул я. — Идем к пещере и поскорее покончим с этим делом.

Поев кроличьего мяса и напившись воды из источника, мы срубили острыми камнями две молодые березки. Вооружившись тяжелыми дубинками, мы поспешили к реке. Много снегу выпало с того дня, как нашли мы здесь отпечатки лап черного медведя, но и сейчас еще можно было отыскать его следы, ведущие к пещере.

6. МЕДВЕДЬ И ЛОСЬ

Мы шли по едва заметным следам, ведущим через лес к пещере у подножия скал. Что касается меня, то я не имел ни малейшего желания спешить. На полпути я остановился и окликнул Питамакана.

— Давай придумаем какой-нибудь план, — предложил я. — Обсудим, как взяться за дело.

— Не знаю, какой тут может быть план, — отозвался он, поворачиваясь ко мне.

— Мы подойдем к пещере, заглянем в нее и крикнем: «Эй, медведь, вылезай!» Он испугается и вылезет, а мы с поднятыми дубинками будем стоять справа и слева от входа. Как только он выйдет, мы изо всех сил ударим его по переносице. Он упадет, и мы будем его бить дубинками, пока он не издохнет.

Я припоминал рассказы индейцев и трапперов об охоте на медведей; никогда не слыхал я, чтобы медведя убивали дубинками.

— Та-ак, — протянул я, выслушав план Питамакана.

— Что? Почему ты замолчал? Что ты хотел сказать?

— Боюсь, что мы подвергаемся большой опасности, — сказал я. — Мне говорили, что зверь, загнанный в тупик, всегда защищается.

— Но мы никуда не будем загонять этого медведя, Мы займем места по обеим сторонам входа. Из пещеры он может бежать по склону прямо в лес. Он увидит, что путь свободен, и мы едва успеем нанести ему удар. Помни: бить нужно изо всех сил. Если он не упадет после первого же удара, мы его не догоним — он убежит в лес.

Мы побрели дальше. Слова Питамакана меня успокоили; теперь мне хотелось поскорее довести дело до конца. Судьба наша зависела от того, убьем ли мы медведя. Если он от нас уйдет, размышлял я, быть может, Питамакан преодолеет суеверный страх и срежет прядь волос для тетивы, Выйдя из лесу, мы стали карабкаться по крутому склону. Шагах в двадцати от пещеры мы сделали печальное открытие: тропа, по которой мы шли, круто сворачивала налево, а затем уводила назад, в лес. Мы переглянулись и Питамакан глухо сказал:

— Конец охоте. Медведь почуял наш запах и побоялся идти в пещеру. Значит, у него на примете какая-нибудь другая берлога.

«Плохо дело! — подумал я. — Неужели Питамакан не согласится срезать прядь волос? Постараюсь его убедить…»

Но убеждать его мне не пришлось. Осматриваясь по сторонам, я заметил справа от пещеры следы медвежьих лап, тянувшиеся вдоль подножия скал. Молча схватил я Питамакана за руку и указал ему на эти следы. Глаза его сверкнули, он улыбнулся во весь рот и чуть было не пустился в пляс.

— А, так вот почему тот медведь убежал в лес! — воскликнул он. — Другой медведь уже занял его берлогу, а он побоялся вступить с ним в бой. Идем, идем!

Но, пройдя несколько шагов, он остановился и задумался. Потом повернулся и посмотрел на меня как-то странно, словно впервые меня увидел. Вглядываясь в мое лицо, он, казалось, старался угадать, что я за человек. Не очень-то приятно, когда на тебя так смотрят! Сначала я терпел, потом рассердился и спросил, что ему нужно. Ответ был неожиданный.

— Мне пришло в голову, что там, в пещере, залег не черный медведь, а гризли. Конечно, я в этом не уверен. Как нам быть? Идти ли вперед — быть может, навстречу смерти — или вернуться? Если ты боишься, повернем назад.

Конечно, я боялся, но положение наше было отчаянное, а кроме того, мне стыдно было признаться в трусости.

— Идем, — сказал я, — идем! Я ни на шаг от тебя не отстану.

Мы вскарабкались по склону и остановились перед пещерой. Низкий ход был завален снегом, только в середине виднелась узкая щель: снег засыпал дыру, в которую пролез медведь. Следы, ведущие к пещере, были почти заметены снегом, и мы не могли определить, кто здесь прошел — черный медведь или гризли.

Одно было несомненно: зверь находился там, в этой темной берлоге, в нескольких шагах. Пар от его дыхания вырывался из узкой щели. Питамакан приказал мне стать справа от входа, а сам занял место слева. Когда я по его знаку поднял дубинку, он наклонился к щели и закричал:

— Пак-си-куо-йи, сак-сит! (Липкий Рот, выходи!)

Медведь не показывался. Ни одного звука не доносилось из пещеры. Питамакан крикнул еще несколько раз, но безрезультатно. Знаком приказав мне следовать за ним, он стал спускаться по склону.