Преисподняя

На улице, в людской толпе, Такэси вдруг очень захотелось снова повидать Идзуми. С ним по крайней мере можно хоть нормально поговорить, развеяться. Где он сейчас? Такэси зашагал к стоявшим впереди зданиям, где, должно быть, размещались офисы. Так и оказалось.

А Идзуми в это время ехал в электричке. Он устроился в самой середине вагона, очень похожего на те, в которых он при жизни добирался до работы. Садясь в поезд, он заметил Сасаки, который входил на ту же площадку, и поспешил ретироваться в соседний вагон. Одного взгляда на Сасаки было достаточно, чтобы Идзуми понял: его выгнали с работы из-за того дела с откатом. Потом он увидел, какой смертью умер Сасаки. Трагический конец, ничего не скажешь, однако угрызений совести Идзуми не чувствовал. Повстречайся они лицом к лицу, Идзуми, наверное, сказал бы, что поступил отвратительно и страшно жалеет о случившемся, но искренности в этих словах не было бы ни на грош. Сожаление, сострадание… В Преисподней такие чувства отмирают. Впрочем, Сасаки вряд ли будет затевать свару. Какой смысл переносить сюда обиды из реальности, раз уж они здесь оказались? Вид у Сасаки был измученный донельзя, Идзуми заметил, что на нём всё тот же потёртый костюм, в котором он всегда ходил. Только галстук куда-то делся. Идзуми мог бы его окликнуть, но, сказать по правде, Сасаки был ему совершенно неинтересен.

Он избегал его, потому что с головой погрузился в воспоминания и не хотел с ними расставаться. Всеми мыслями Идзуми был в том самом клубе.

Юмико Ханава, хозяйка телевизионного шоу «Primiere 21», как обычно, приехала в тот вечер в «Ночной ходок». Её сопровождали продюсер Нисидзава и приглашённые в программу гости — всего человек десять. Юмико прошла по танцполу, приковывая к себе взгляды сидевших за столиками посетителей. За ней следовала свита — кто в ярких сценических костюмам, кто в модной свободной одежде, кто, как менеджер Юмико и телевизионщики, в деловых костюмах. Идзуми пришёл в клуб пораньше, сидел и ждал. Он выбрал место рядом с просторным отгороженным боксом с несколькими столиками, который весь вечер оставался незанятым в надежде, что это место зарезервировано для Юмико. Его ожидания оправдались.

— Видишь типчика за соседним столиком? На клерка похож, — шепнул Юмико Кондзо Итикава, молодой актёр театра кабуки. Он не отличался богатой актёрской родословной, но считался восходящей звездой и благодаря умению удачно пошутить уже несколько раз получал приглашение на шоу «Premiere 21». — Он часто здесь появляется. И всё время один.

— Вон тот? О! Один из моих поклонников. Клуб-менеджер говорит, он тут каждую среду бывает.

— Ага! — В глазах Кондзо вспыхнул озорной огонёк. — Он тебя прямо готов съесть глазами.

— Может, пожалеешь бедолагу? — фыркнул певец Мамору Касивадзаки, один из постоянных гостей шоу, пользовавшийся репутацией человека грубого и своенравного. — Переспи с ним, и он голову потеряет — любой твой каприз за его деньги. Я таких типов знаю.

— Вот будет ржач! — обрадовался Осанаи, менеджер Мамору Касивадзаки. Ему очень понравилась эта идея, и он хотел, чтобы её поддержали все. — Поболтала бы ты с ним, а мы бы посмотрели, как он заёрзает. Вот был бы кайф!

— Ну вы даёте! — Юмико фальшиво закатила глаза к потолку, изображая возмущение, хотя во взгляде её мелькнул огонёк. Идея явно не оставила Юмико равнодушной, и все это поняли.

— Я бы тоже поглядел с большим удовольствием, — заявил Касивадзаки, легонько хлопнув по спине Маюми Сибату, которая работала в шоу Юмико ассистенткой.

— Ну конечно, — без энтузиазма отозвалась Сибата. — Само собой.

— Будь я женщиной, я бы с ним переспал, — сказал Кондзо. — Чтобы посмотреть, как он по стенке размажется. Для пущего вдохновения переспал бы.

В соседнем кабинете писатель Ёсио Торикаи, бывший в тот вечер одним из гостей шоу, жаловался продюсеру Нисидзаве на какого-то критика. Нисидзава не имел к литературе никакого отношения и был единственным, кто выслушивал нытьё молодого дарования.

— Он поливает грязью мои книги. Все. Как-то я встретился с ним на банкете и всё ему высказал. И что вы думаете, он ответил? «А вы напишите опровержение на мою статью. Вам за него что-нибудь заплатят. Получится, что мы оба подзаработаем». Вот такая концепция! У этих типов нет денег. Чтобы заработать, они пишут про писателей всякие гадости. А если писатель станет что-то там опровергать — им от этого опять же прибыль. Потому что на его опровержение они ещё что-нибудь напишут.

— Не помешаю?

Когда в тот вечер Юмико предстала перед Идзуми в белом с бежевым платье, кровь у него заиграла, точно сидр. Он уже раньше заметил, как Юмико и её друзья посматривали на него, перешёптывались между собой, но не мог и предположить, что Юмико вдруг возьмёт и подойдёт к нему. Идзуми совершенно растерялся и лишился дара речи. Хотел сказать: «Конечно, не возражаю», предложить сесть, но слова застряли в горле. Единственное, что получилось, — это хлебнуть из стакана виски с содовой. Полируя столик носовым платком, наконец выдавил из себя улыбку и отчаянно тряхнул головой. Юмико присела рядом, не обращая внимания на расплывшееся по дивану влажное пятно. Воздух колыхнулся от её движения и донёс до Идзуми аромат духов «Poison». Он почувствовал, как диван чуть подался под весом её тела.

— Вы здесь часто бываете?

— Да, каждую среду.

— Уж не на меня ли приходите посмотреть?

— Можно и так сказать. Э-э… Ха-ха! — Идзуми поднял руку, призывая официанта, и опять приложился к стакану.

В другом кабинете устроились компаньоны Юмико — Кондзо Итикава, Мамору Касивадзаки, Осанаи и Маюми Сибата. Опустив глаза, они делали вид, что разглядывают свои руки, а плечи их тряслись от смеха. Идзуми это видел, но ему было не до них — подошёл официант, надо заказать выпивку себе и Юмико. Спросить, что она предпочитает. Потом надо открыться — рассказать, как он очарован. Что это всё похоже на сон. Какая у него боль в груди. А потом… потом… потом…

Спустя какое-то время разговор между Идзуми и Юмико наладился, и её друзья потеряли к ним интерес, переключились на другие темы, смеялись шуткам Итикавы и Касивадзаки. Идзуми поведал Юмико, что впервые увидел её в главной роли в спектакле «Дневник Анны Франк» где-то на периферии и с тех пор стал её горячим поклонником. Она тут же принялась многословно описывать, какие адские муки претерпела на этой работе.

— У меня великоватый нос, как у еврейки, тебе не кажется? Наверное, из-за этого меня и выбрали на эту роль. Я так жалею, что пошла тогда на пробы. Честное слово. Сначала мы выступали в Токио. Целый месяц. Спектакль принимали на ура. Конечно, я была счастлива. Но потом начались гастроли. Играли в залах префектур, культурных центрах, домах культуры, даже в школах. Кажется, мы объездили все префектуры, все до единой. Желающих посмотреть пьесу про такую знаменитую историю было море. Естественно, на спектакли целыми группами приводили школьников, поэтому мы везде играли при полных залах. Не помню уж, сколько городов мы объездили, но разъезды продолжались три года. Три года! Представляешь, какой кошмар?! День за днём одни и те же реплики, движения… Приходилось, конечно, иногда слегка менять мизансцены в зависимости от размера и сцены, но это такая мелочь! Сценический эффект, не больше. Я думала, сойду с ума от тоски!

Юмико говорила без остановки. Видно, она тогда действительно натерпелась, тот отрезок жизни оставил глубокий шрам в её душе. Позже, снимая платье перед сидевшим на кровати Идзуми, она продолжала тараторить:

— Спектакль, переезд, спектакль, переезд, спектакль, переезд, выходной, спектакль, спектакль, переезд, опять выходной. Вот такой график. Привезут, бывало, в такую дыру, что там в выходной и делать-то нечего. Ну, давай раздевайся по-быстрому. Несколько человек из труппы не выдержали — сбежали. А мне куда деваться? Я же в главной роли. Найти замену не так-то просто. Некоторые зрители специально ходили на мою Анну. И я три года её играла! Представляешь? Первые три месяца радовалась аплодисментам, а потом всё кончилось. Ни волнения, ни эмоций — ничего. Выходила на сцену, как автомат, каждый день одно и то же.