Страница 3 из 4
— Повторим, Евграф Иваныч?
— Не повредит-с, Павел Львович! — осторожно выразил свое согласие штурман.
Они выпили еще по стакану.
Несколько отогревшийся Евграф Иванович поблагодарил за угощение и, пожелав капитану хорошо соснуть часок, ушел наверх, взглянув, разумеется, по дороге на барометр.
Поднявшись на мостик, он снова стал у компаса, тщетно стараясь что-нибудь увидать в свой большой бинокль в этом мраке бурной ночи.
— Хоть бы луна показалась! — воркнул он про себя.
Но луна не показывалась, а «Чайка» неслась среди окутывающей ее со всех сторон тьмы.
Капитан, бросившись на диван, как был в теплом пальто, тотчас же захрапел.
Но ненадолго…
Прошло не более четверти часа, как вдруг страшный удар подбросил его, заставив проснуться.
Он мгновенно вскочил с дивана и, внезапно побледневший, бросился вон из каюты.
«Чайка» не двигалась с места. Она со всего хода врезалась на мель.
— Свистать всех наверх! — раздался нервный, тревожный голос вахтенного офицера.
Но и без этого окрика все офицеры и матросы «Чайки» торопливо выбегали на палубу, полные ужаса и отчаяния.
IV
Капитан не потерялся в эти критические минуты.
Напротив!
Сознание опасности, которой подвергались вверенные ему люди и любимый им клипер, словно бы удесятерило его энергию, наэлектризовало мужество и изощрило находчивость.
Он взбежал на мостик, готовый или спасти клипер, или погибнуть, испробовав все средства, какие только были возможны.
И, в несколько мгновений оценивший положение «Чайки», беспомощно стоявшей на мели в бурную ночь, он уже наметил себе план действий.
С этой минуты ужас, охвативший его в момент пробуждения, уступил место жажде борьбы и надежде выйти из нее победителем.
Схвативши рупор из рук старшего офицера, выскочившего из своей каюты в одном сюртуке, чтобы распоряжаться авралом, капитан приставил рупор к губам и скомандовал:
— Паруса крепить, и молодцами, ребята! Марсовые, к вантам! По марсам! Бизань и фок на гитовы! Кливера долой!
Его громовой голос звучал властно, покойно и уверенно.
И эта властная уверенность, это крепкое словечко, которое он пустил рулевым, не дали панике охватить людские души, помутив рассудок. И матросы, закаленные строгой морской дисциплиной, без малейшего колебания исполнили команду капитана. Марсовые торопливо подымались в темноте по вантам, чтобы, стоя у реев, убрать марселя, а другие матросы внизу тянули снасти, подбиравшие нижние паруса и убиравшие кливера на носу «Чайки».
В ту же минуту капитан приказал позванному на мостик старшему механику немедленно разводить пары и прибавил с нервною дрожью в голосе:
— Но как можно скорей… Каждая минута…
Он не досказал и, приложив рупор, крикнул наверх во всю мочь своих крепких легких:
— По реям!
Старший механик стремглав бросился в машину и приказал зажигать топки. Машина быстро осветилась огнями ламп и фонарей. Вода уже была в котлах. Топки заряжены углем. Кочегары, взволнованные и бледные, торопливо зажигали уголь растопками и для скорости смачивали их керосином.
А капитан в эту минуту, наклонившись к уху старшего офицера, чтобы ветер не относил тех приказаний, которые он ему торопился отдавать, говорил вздрагивавшей от холода, приземистой, маленькой фигурке старшего офицера:
— Осмотрите трюмы. Нет ли где течи. Если есть, все помпы и пластыри на пробоины. Чтобы гребные суда готовы были к спуску. Унтер-офицеры с топорами у мачт. Приготовиться бросать орудия и другие тяжести за борт. Осветить палубы и наверх фонарей. Распорядитесь!
Капитан говорил быстро, отрывисто и нервно.
И когда отдал приказания, прибавил конфиденциально:
— Плотно врезались… Каков-то грунт!
— Плотно. А не прикажете палить о бедствии?
— Палите, но кто услышит в этой дыре!
Старший офицер ушел исполнять все капитанские распоряжения. Капитан искал глазами на мостике старшего штурмана.
Но его не было. С фонарем в руках он уже делал обмер глубины кругом всего клипера.
Паруса закреплены.
Время от времени клипер, приподнимаемый волнением, бьется о дно, и эти удары производят подавляющее впечатление.
Кажется, что вот-вот клипер треснет пополам.
Старший штурман поднялся на мостик и докладывает капитану, что у передней части клипера глубина двенадцать футов, а у кормы четырнадцать.
— Ну, слава богу… Не очень врезались. А каков грунт?
— Песок.
В сердце капитана надежда растет. И она становится еще больше, когда мичман, посланный старшим офицером, докладывает, что течи нигде нет.
Вдобавок и ветер начинает заметно стихать.
Тем не менее он еще был достаточно крепок, и волны, большие и яростные, со всех сторон нападали на «Чайку» и грозили ее залить. Они уже свободно перекатывались через бак, попадали и с кормы, и матросы крепко держались за протянутые по обеим сторонам судна леера (веревки), чтоб не быть смытыми волнами.
Грянул выстрел, возвещающий о бедствии… По прошествии минуты — другой, третий…
Матросы толпились у грот-мачты, посредине клипера. Слабый свет развешанных фонарей освещал их напряженные серьезные лица. При каждом ударе клипера о дно среди матросов проносился вздох.
И вдруг вкатилась волна, обдала толпу и унесла двух матросов в море.
Капитан это увидал и крикнул:
— Держись, ребята, крепче. Не зевай!
Матросы крестились. Гибель двух товарищей произвела на всех удручающее впечатление. Еще за минуту не терявшие надежды на спасение, многие теперь были полны отчаяния.
И кто-то сказал:
— Скоро всем помирать, братцы!
Проходивший мимо старший офицер, услышав эти слова, крикнул:
— Вот и глупости говоришь! Видно, что первогодок! К утру сойдем с мели. До утра недолго ждать.
Он проговорил эти слова уверенным тоном, хотя сам далеко не был уверен в том, что говорил. Но он понимал, что паника заразительна, и счел своим долгом подбодрить матросов.
И действительно подбодрил на минуту. В этот момент из-за клочковатой тучи выглянула луна. Красивая и холодная, она осветила бушующее море, покрытое седыми буграми, и сбившуюся толпу людей, и кучку офицеров, и капитана, и штурмана на мостике.
При лунном свете море казалось еще ужаснее и положение беспомощнее.
Капитан и старший штурман направили бинокли вперед, стараясь увидать берег. Но мгла заволакивала горизонт.
— Видите, Евграф Иваныч, что-нибудь? — спросил капитан.
— Ничего-с!
— Сигнальщик! Видишь берег?
— Никак нет, вашескородие… Одна мгла.
Капитан все еще медлил принимать решительные меры, надеясь сняться с мели, как только будут готовы пары, приказавши дать полный задний ход. Но ранее часа пары не могли быть подняты, а час — целая вечность в таком положении.
А волны продолжали вкатываться, и палуба была покрыта водою. Удары учащались. Клипер шлепался о дно, казалось, с большею силой.
Старший офицер поднялся на мостик и доложил капитану, что все исполнено.
— Да вы пальто бы надели, Николай Николаич! Простудитесь! Ишь ведь, собака погода!
— Надо надеть.
И он послал сигнальщика за пальто.
— Придется баковое орудие за борт! — сердито сказал капитан.
— Да… Иначе не сойдем! — промолвил старший офицер.
— И выбросить все, что можно… чтоб облегчить нос.
— Прикажете?
— Да. Выбрасывайте!..
И капитан крикнул в рупор:
— Баковое орудие за борт…
Боцман Никитич повторил команду и прокричал:
— Вали, ребята, орудия кидать!
Шлепая по воде, матросы побежали на бак, где стояла большая пушка, через которую ходили волны.
— Не подступиться к ей! — сказал кто-то.
— Так волной и смоет…
Тогда один из старых матросов крикнул:
— Не бойтесь, подступимся.
И, обратившись к старшему офицеру, сказал:
— Дозвольте, ваше благородие, обвязаться концом. Я на орудию аркан наброшу.