Древо Жизора

— Ваше величество, смею вам напомнить, что я лично по вашей просьбе сопровождал вас и вашего поверенного коннетабля де Шомона к Старцу Горы Синану в замок Субейба, где вы, уединившись с дьяволоподобным вождем секты убийц, о чем-то долго беседовали, после чего, в вашу честь, Синан приказал своим фидаинам один за другим прыгать в пропасть, и они покорно прыгали, покуда после десятого или двенадцатого юноши вы не приказали Синану остановить ужасное зрелище. Так вот, позвольте вас спросить, о чем вы тогда беседовали с Синаном? Не о том ли, как избавиться от своего главного соперника, от Конрада?

— Ну что же, — промолвил Ричард и вот тут-то как раз лицо его осенила ироническая усмешка, — всем известна старинная байка о том, как кто бы ни приехал к старцам горы, к Хасану ли, к Синану, — им немедленно показывают этот приевшийся фокус — заставляют прыгать в пропасть несчастных фидаинов. Если собрать все байки, то этих прыгунов наберется столько, что можно будет ими населить такой замечательный город, как Шпейер. И вы, многоуважаемый сенешаль, могли бы придумать что-нибудь поновее. Допустим, что в знак особенной привязанности ко мне, Синан заставил своих преданных фидаинов сигать на луну, и те послушно сигали.

По залу, где собрался сейм, прокатилась волна смеха. Тут Ричард нахмурился и продолжил:

— Жаль, что доблестного коннетабля де Шомона уже нет в живых. Его до смерти замучали палачи герцога Леопольда, выпытывая у него место моего нахождения. И вы прекрасно знаете, мсье де Жизор, что у этого свидетеля рот надежно закрыт. А что касается посещения замка Субейба, то я советую вам, мсье сенешаль, получше припомнить, со мною ли вы туда ездили или, быть может, с вашим дорогим другом Саладином аль-Аюби? Скажите, а старца Синана вы случайно не прихватили сюда с собой в качестве свидетеля? Нет? Жаль!

В зале снова прокатился смех, а Жан де Жизор воскликнул:

— Вы что же, хотите сказать, что я лжец?

— Именно! — отвечал доблестный король Ричард. — Старый, законченный и гнусный лжец, вор, сплетник и негодяй, если желаете, я могу доказать вам это в честном поединке. Ну что? Хотите сразиться с королем Англии?

Вопрос о поединке каким-то образом был замят, а Жан де Жизор незаметно исчез из Шпейера. Обвинители же дружно согласились, что Ричард во многом сумел оправдать себя, особенно после того, как он признал, что мог совершать грехи и ошибки, но не подлости и не предательства. Император до того расчувствовался, что заключил Ричарда в объятия и заявил:

— Жаль, что в жизни не довелось мне дружить с этим честным и гордым монархом.

Это, однако, не подвигло его отказаться от требований выкупа. Правда, оставив Ричарда у себя в качестве пленника, он поселил его в замке Трифель, расположенном на высокой горе в Эльзасе и окруженном прекрасной речной долиной; в густых лесах в окрестностях Трифеля в необычайном избытке водилась всяческая живность, шарфенбергские чащобы издавна славились как одно из лучших охотничьих угодий Германии. Ричарду разрешено было охотиться сколько душа пожелает, чем он с удовольствием и занялся, удрученный безвылазным заточением в Дюренштейне. Почетная охрана из пятидесяти рыцарей постоянно сопровождала короля Англии, следя за тем, чтобы он не совершил побег. Обходились с ним самым любезным образом, он снова начал сочинять песни, на сей раз в жанре элегии, немного подражая Овидию. Первая, из написанных в Трифеле, начиналась с рассуждения о том, что обидеть пленника так же просто и безопасно, как обидеть покойника, а посему никто этим не занимается, находя сие занятие скучным и глупым.

Епископ Бове, неведомо за что столь люто ненавидящий Ричарда, посетил его однажды в замке Трифель, остался недоволен тем, как содержится пленник, наговорил Ричарду множество благоглупостей, заставляя покаяться в содомских грехах, король долго крепился, но не выдержал и разломал о лысую голову епископа табуретку. Через пару недель после отъезда Бове из Трифеля в один прекрасный день Ричарда посадили на цепь и увешали всевозможными металлическими предметами, при этом зачитав послание от императора, в котором Генрих извинялся перед Ричардом, что вынужден так поступить с ним, ибо дал клятву епископу Бове наложить подобную епитимью. Ричард вытерпел несколько часов, но когда он зарычал, вспомнив об огромном кабане, которого он и рыцари-стражи собирались затравить в тот день, его избавили от епитимьи раньше времени и начали собираться на охоту.

Всем известно, с каким рвением престарелая Элеонора Аквитанская принялась собирать деньги, чтобы заплатить выкуп за сына императору Генриху, и каким возмущением наполнялись сочинения трубадуров и труверов, вставших на защиту короля среди поэтов и поэта среди королей. Не нужно напоминать и о заступничестве папы, который наконец вспомнил, что с пленением Ричарда нарушена священная неприкосновенность крестоносца, притом одного из вождей крестоносцев, и заявил, что если Ричард не будет отпущен, то императора Генриха и короля Франции Филиппа предадут анафеме. В конце-концов, Ричард был выпущен из замка Трифель, где он успел крепко подружиться со своими стражами, но не век же сидеть в шарфенбергских лесах, пусть даже таких желанных для заядлого охотника. Первое, что сделал Ричард по освобождении, конечно же, послал гонца в Святую Землю к Анри Шампанскому и всем князьям Иерусалимского королевства, уведомляя их, что как только он поправит свои дела и наведет порядок в собственных владениях, то сразу же соберет новое ополчение и вернется в Левант, дабы предпринять новую попытку к овладению священным Иерусалимом. Тем более, что его доблестный враг Саладин, увы, так и не совершил то, о чем говорили Ричарду в Бетнубе тамплиер де Жизор и благородный Сафадин, — он не принял христианство, возможно, передумав, а, может быть, просто не успел, поскольку некая странная лихорадка унесла великого султана в мир иной в том году, когда короля Англии судили в Шпейере. В том же году от подобной же болезни скончался великий магистр тамплиеров Робер де Сабле, к новым главой ордена сделался сенешаль Жильбер Эрай, стремительно перед этим поднявшийся по ступенькам орденской иерархии, благодаря благосклонному покровительству сенешаля Жана де Жизора, который по-прежнему считался одним из самых влиятельных людей в среде храмовников.

Однако обещанию Ричарда не суждено было исполниться, поскольку дома его ждала новая вереница междоусобных войн, из сетей которых невозможно было выпутаться. Начинать пришлось с подавления восстания в Англии, где главными помощниками короля явились верный Меркадье и архиепископ Кентерберийский. Расправившись с бунтовщиками и заговорщиками, Ричард созвал совет в Ноттингеме, лишил должностей огромное множество шерифов и комендантов крепостей, ввел суровый налог с духовенства и рыцарства и потребовал суда над Джоном Лэклендом. Когда относительный порядок в Англии был установлен, Ричард высадился в Нормандии и начал войну против тех, кто не желал видеть его государем континентальных владений английской короны.

Тем временем многое изменилось в судьбе различных героев нашей книги, о коих немало было написано в ее начале и середине. Достаточно сказать, что Элеонора Аквитанская, всю свою жизнь уклонявшаяся от совершения таинств Святого Причастия, на склоне лет все же обратилась душой к Господу и поселилась в аббатстве Фонтевро, где ей и суждено было испустить свой последний вздох. Некогда любивший ее трубадур Бернар де Вентадорн, по ее примеру, тоже обосновался в монашеской обители, а славный Раймон Тулузский и вовсе скончался в год освобождения короля Ричарда Львиное Сердце из-под стражи.

Не нужно, я думаю, подробно описывать гибель великого короля трубадуров и трубадура королей, ибо она описана множеством замечательных авторов, и всем известно, что война между Ричардом и французским Филиппом затянулась на целых пять лет, а когда Ричард осадил замок Шалю, принадлежавший лиможскому виконту Адемару, арбалетчик по имени Бертран де Гудрун ранил его в руку отравленной стрелой. Сколько таких стрел и прочих смертоносных предметов пролетало над доблестным Ричардом в течение его жизни, полной военных подвигов, но надобно было так случиться, что именно в этот день, у стен Шалю, где, по мысли Ричарда было запрятано несметное сокровище, его ужалила остроносая дарительница безвременной кончины. Почувствовав действие яда, король приказал своему верному другу Меркадье атаковать замок, а сам поспешил вернуться в лагерь, где его ожидала последняя в жизни постель. Меркадье, овладев твердыней лиможского виконта, в отчаянии перевешал всех защитников Шалю, а арбалетчика Бертрана де Гудруна привел к умирающему льву. В эту минуту Ричард только что закончил составление завещания. Он полностью простил своего коварного брата Джона Лэкленда, уступив ему Англию со всеми землями, замками и подданными, а также три четверти сокровищ. Личные драгоценности он завещал племяннику, императору Отто, а три четверти сокровищ королевской казны расписал между верными слугами и что оставалось велел раздать беднякам. После этого им овладело настроение умиротворенности и покоя, которое удвоилось после соборования и принятия Святых Даров, коим предшествовала покаянная исповедь. И когда пред ним возникла фигура арбалетчика Бертрана, Ричард воззрел на своего убийцу если и не с любовью, то во всяком случае без ненависти.