Эмиссар Черной Армады

– Ого, – покачал головой Парфентьев.

– Это решение кажется несколько необычным, – мило улыбаясь, нудила дикторша, – в свете того, что мы знаем о происходящем на Марсе. Вновь слово нашему гостю Хансу Родину.

– Происходит неслыханное! – Родин воспринял произошедшее чересчур близко к сердцу. Похоже, у него тут личный интерес. – Вновь наши права и свободы приносятся в жертву грязным политическим играм. Что происходит? Это же сговор высших властных структур планеты для уничтожения людей!

– Это он зря, – произнеся. – Заработал иск за неуважение к комиссии ОССН.

– Донг за него заплатит, – хмыкнул Парфентьев.

– Граждане Земли!.. – возопил Родин.

– Отбой, – приказал я, и СТ-проем затянулся, унося из кабинета одного из главных «гумиков» Земли.

– Как комиссия приняла такое решение? – удивился Парфентьев. – В лучшем случае я надеялся потянуть время, подавить банды, а потом под улюлюканье уйти в отставку, хорошо, если не через трибунал. А они фактически развязали нам руки.

– Так и есть.

– Почему? Не думаю, что их так убедил наш доклад. Где политические игры – там идёт борьба интересов, а не фактов. Факты никого не интересуют.

– Вот именно, интересов, – кивнул я. – С будущего года на Марсе будет разворачиваться внешняя линия противокосмической обороны Земли. Здесь будет крупнейший военный комплекс в Солнечной системе. По расчётам социологов, кавардак, который здесь творится, власть «крыс» и «Молочных братьев» резко снизят эффективность как при строительстве объектов, так и при их обслуживании. В общем, такое количество отребья вредно для обороноспособности Земли.

– И все?

– Нет, не все. Не забывайте – мы представители специальной комиссии. Тот мираж, который мы пытаемся уцепить за хвост и материализовать, слишком опасен для человечества, чтобы мы развозили сопли и думали о том, что скажут «гумики».

– Психоэкологические кризы.

– Точно. Сегодня – это тысячи унесённых жизней. Но мы не знаем более глубинных последствий. А началось всё здесь, на Марсе.

– Я почти ничего не знаю.

– И не надо, – отмахнулся я. – И так сказано слишком много.

Насколько я понимал, комиссия ОССН действительно склонялась к тому, чтобы начать отступление на Марсе, а то и найти козлов отпущения в нашем лице. Но тут вмешался некий фактор. Асгард. Наверное, доводы его представителя, примерно такие, которые я изложил сейчас Парфентьеву, только подкреплённые графиками, цифрами, строками из отчётов, в сочетании с ненавязчивыми, но убедительными угрозами, а то и неназойливым, но очень добротным шантажом в отношении наиболее непримиримых политиков, возымели своё действие. Комиссия, несмотря на бурные истерики пары её членов, встала на нашу позицию.

С «крысами» и с Кланом дела шли на поправку. Чего не скажешь о нашей проблеме с «голубикой». Сразу после того, как я выбил из Донга координаты лаборатории, мы двинули туда с Шестерневым и спецгруппой. И застали исчерченные пулями помещения, множество трупов и никаких следов оборудования и «голубики». Те, кто напал на лабораторию, унесли все с собой.

Естественно, с добычей наши конкуренты попытаются исчезнуть с Марса. Пусть попробуют. Я заранее позаботился об этом, задержав отправку на Землю двух пассажирских лайнеров и трёх грузовиков. Багаж обозлённых пассажиров, сами корабли продолжали осматривать таможенники и специалисты-техники из Полицейского управления. Без толку. Да и что такое – обыскать суперлайнер. Легко сказать.

На Марсе было два космопорта и четыре аэропорта, пригодных для старта низкоорбитальных самолётов. Их тоже поставили под контроль. И тоже пока без толку.

Вызов по шифрованному каналу.

– Включить, – приказал Парфентьев.

– Приветствую, – в СТ-проёме возникло лицо Шестернева.

– Взаимно, – кивнул я.

– Я с перевалочной базы института «Биореконструкция».

– Чем порадуешь?

– У них тут свой небольшой аэродром. И какая-то ерунда с данными регистрационного компьютера. Кажется, кто-то химичил с ним.

– Сейчас буду, – сказал я, а внутри всё сжалось от нехорошего предчувствия…

Взлётно-посадочный комплекс института «Биореконструкция» служил в основном для грузоперевозок между Марсом и двумя орбитальными промышленными станциями – «Мягким кристаллом» и «Бионикой». Здесь имелось два орбитальных грузовика и три самолёта для доставки обслуживающего персонала. Поскольку этим транспортным средствам был закрыт доступ к пересадочным станциям, откуда устремляются суперлайнеры на Землю, то не было необходимости в таможенном, техническом, миграционном контроле.

Обычный захолустный аэропорт с оборудованием, ровно настолько совершенным, чтобы самолёты на падали при заходе на посадку. Через бронированный колпак полицейского глайдера я смотрел, как из-за скал появляются чёрные посадочные стеклобетонные полосы, серебряные ангары, унылые коробки складов, административные и жилые купола, затейливой формы антенна космической связи.

На площадке перед административным куполом уже стоял полицейский глайдер – на нём прибыл Шестернев, успевший навести здесь шорох.

Пилот посадил нашу машину рядом с полицейским глайдером. К нам подошёл высокий коп в зелёном боевом скафе.

– Следуйте за мной, – потребовал он. – Вас ждут.

Шестернев ждал нас в компьютерном центре.

– Докладывай, – велел я, плюхаясь на вибродиван.

– "Попрыгунчик" раз в неделю поднимает на «Мягкий кристалл» новую группу обслуживающего персонала из четырёх человек, небольшой груз и, соответственно, забирает старую команду и новый груз. Двое суток назад, как раз когда началась заваруха, «Попрыгунчик» поднялся только с пилотом на борту и грузом.

– А обслуживающий персонал?

– Остался на Марсе.

– Кто пилотировал?

– Ян Мартыньш. Шеф этого заведения. Одновременно он и руководитель лётной группы. А из-за постоянного недокомплекта лётного состава часто пилотирует «Попрыгунчик».

– Ты с ним говорил?

– Да. Говорит, изменение в графике дежурств. Мол, обычное дело. По разным причинам порой сменам приходится задерживаться на орбите. Вообще в институте редкий кавардак.

– Проверил?

– Да. Похоже, пересменок отменили на законном основании.

– Что тебя насторожило?

– Я просмотрел полётные записи «Попрыгунчика». Мне кажется, они не соответствуют истине. Их изменили.

– То есть? «Попрыгунчик» не состыковывался со станцией?

– Состыковывался. Но в другом режиме, чем записано в бортовом компе.

– Уже горячо, – потёр я руки. – Этого Мартыньша не допрашивал с пристрастием?

– Тебя ждал. Полчаса ничего не решат.

– И это правильно. Зови его.

Мартыньш оказался скользким неприятным типом лет под сорок на вид с высокомерно-снисходительны тоном – больше от страха.

– Ян Мартыньш? – осведомился я.

– А вы не знаете?

– Знаю. Вы недружелюбный человек?

– Я? Я сдержан не по обстановке. Вы без соответствующего разрешения вторгаетесь на территорию объекта института «Биореконструкция», который, кстати, является собственностью первой категории ОССН. Парализуете работу моих подчинённых. Что ещё вы здесь сделаете? Откроете огонь, как в Олимпик-полисе? Поджарите нас на медленном огне? Что вы о себе возомнили?

Этот вопрос мне задавали по много раз на дню.

– Если надо, то поджарим. Ян, ответьте откровенно – кто был на борту «Попрыгунчика» в последний полет.

– Кроме меня – никого. Читайте бортовой журнал.

– Вам не хуже меня известно, что в данные бортового журнала были внесены изменения.

– Ерунда!

– Ян, у меня нет времени на препирательства. Вот.

Я положил на стол пластинку часов, и в воздухе загорелись цифры.

– Что – вот? – недоуменно спросил Мартыньш.

– Через пять минут, если вы не надумаете мне рассказать чуть побольше, чем священнику на исповеди, я вас до отказа накачиваю альфа-пеномазином. Есть такой препарат для развязывания языков. Процедура болезненная. Даже очень болезненная.