Ночь пяти стихий

— Знаю, — кивнул Раомон. — А также знаю, что секрет его утерян давно. Лишь ходят легенды, что он еще где-то создается.

Видящий маг закончил работу, протянул от мешочков жгут, пропитанный горящим материалом, аккуратно все отмерив. Мешочки должны взорваться одновременно. Он рассчитывал, что взрыв не разрушит верхушку пирамиды.

Выбрались наружу. Тут Хакмас поджег жгут и велел всем спрятаться за валунами.

Принц, лежа на теплой земле, ощущал ее неизмеримую мощь. Трясти вроде бы стало немного больше. Это будет несправедливо, если их накроет извержением вулкана. Сколько сил потрачено, сколько препятствий преодолено. Но принц в очередной раз убеждался, как ничтожны проблемы и суета людей по сравнению с жизнью и буйством стихий.

Послышался грохот. Стены пирамиды выдержали. Внутри была разворочена почва. Немного времени понадобилось, чтобы раскопать уходящий внутрь пирамиды проход. Он был придавлен большой плитой. Опять пригодился огненный порошок. И наконец путь был открыт.

Тут пирамиду затрясло.

— Хрустальный змей гневается, — воскликнул Аргон.

— Ты боишься его? — осведомился принц.

— Я радуюсь его злости!

Принц почувствовал, будто по волосам прошлась чья-то рука, ощутил легкий шелест. Какое-то давление. И ему стало нехорошо. Он знал это ощущение, помнил его. Ему было восемь лет, и это было за минуту до того, как в провинции Паркас, где располагается весенний Императорский дворец, началось землетрясение. Не погиб тогда он лишь чудом.

— Нам надо торопиться! Сейчас взорвется вулкан, — произнес принц.

— Уходите. А я не уйду без «жала», — ответил Видящий маг, отшвыривая последние осколки породы.

— Нет, — крикнул принц.

Видящий маг вынул из кармана светящийся шар, которым обычно освещаются улицы городов Атлантиды. Тот мерцал в темноте, разгораясь и бросая на стены причудливые розовые отблески.

Вниз шла лестница со стершимися ступеньками. Раомон и Аргон наотрез отказались уходить и устремились вслед за своими хозяевами.

Здесь было душно, жарко, давили стены, разрисованные яркими, будто сегодня созданными рисунками. Скоро все очутились в просторном помещении. В центре него стояла металлическая, черного блестящего сплава плита. На ней под прозрачным колпаком находился бриллиант, похожий на «Бриллиант Таримана» — удлиненный, раздваивающийся и действительно напоминающий чем-то змеиное жало. Пол заходил ходуном. Слышался рокот.

— Началось извержение! — воскликнул принц. Видящий маг поднял булыжник и ударил о колпак. Тот не поддался. Тогда принц врезал по нему киркой — без видимого эффекта. И тогда за колпак принялись все трое. Тоже безуспешно. Вместе с тем пол трясло все сильнее.

— Уходите! — приказал Видящий маг.

— Или с тобой. Или никто! — воскликнул принц. — Огненный порошок.

От взрыва порошка купол пошел трещинами. Довершили дело кирки. Видящий маг положил на ладонь бриллиант. И помещение прорезал радостный вопль.

— Вырвано жало у Хрустального змея! — Проводник упал на колени и радостно ударил ладонями по теплому полу.

— Уходим! — прикрикнул Хакмас. Они пробрались наверх. Снаружи шел жар, как из открытой печки. Извержение началось.

— Быстрее! — крикнул принц. Он почувствовал неладное.

Еще раз тряхнуло пол. И узкий луч света, падавший снаружи, исчез.

— Что случилось? — воскликнул Раомон.

— Обрушился кусок скалы и завалил выход, — сказал принц.

— Мы не сдвинем его, — вздохнул Раомон.

— Нет, — покачал головой принц…

РУСЬ. ТОРГ

Роман рассудил здраво, что в самом городе ему пока появляться не след. Если боярина Матвея удалось прикончить, то сейчас в городе такой шум и суета, что ловят и правых, и виноватых. А уж кабак наверняка вверх дном перевернули. Поэтому с Иосифом он заранее договорился встретиться в заброшенном займище у скрытой в лесах просеки.

Всегда готовый к неожиданностям, атаман осторожно выглянул из-за деревьев, внимательно осмотрелся. Непохоже, чтобы здесь сейчас была устроена засада. Успокоившись на этот счет, он бодрым шагом направился к вросшему в землю домику.

Покосившаяся черная избушка вид имела убогий, но большинство крестьянских домов на Руси выглядели не лучше. Стоили они недорого, возводились быстро и легко, так что издавна простой человек не был сильно привязан к земле, завсегда мог сняться и с небогатым скарбом в сопровождении семьи отбыть куда глаза глядят. Страдали от того и крупные землевладельцы, и государь, и это было также одной из причин прикрепления суровыми законами крестьян к земле.

— День добрый, — сказал атаман, распахивая дверь и кивая сидящему за столом кабатчику.

— Заходь, заходь, гость знатный. Чувствуй себя как дома, — Иосиф встал и, лукаво улыбнувшись, отвесил земной поклон атаману.

— Не до церемоний.

Роман уселся на лавку и резко спросил:

— Ну как, с Матвеем ребята мои разобрались?

— Эх, одно расстройство, — махнул рукой Иосиф.

Обделались они, как корова, травы пережравшая. Не то что они с ним ничего сделать не смогли, так он сам их чуть было всех не поубивал.

— Чего такое?

— Того такое. Столько шума — весь город переполошили, а народ сегодня только о том и говорит.

— Сучьи дети! — Атаман так стукнул кулаком по столу, что рассохшиеся доски едва не треснули, а стоявший под рукой кувшин с брагой, который притащил с собой Иосиф, опрокинулся, и вонючая жидкость растеклась по столу и тонкой струйкой потекла на пол.

Атаман вскочил и отряхнул кафтан.

— Сейчас уберем все, твоя милость, — Иосиф вскочил и побежал в угол за тряпкой. Он был рад повременить немного, пока гнев в груди атамановой перекипит.

— Ну, сучьи дети, — повторил атаман, плюхаясь на скамью и качая головой. — Доверил дуракам деньги считать. Поубиваю их всех!

— Да на что тебе этот Матвей сдался? Мало тебе, что ль, дворян, которых попроще прибить можно?

— Знакомец он мой старый. И ненавидит меня пуще всего на свете. И друзья его в Москве тоже меня ненавидят. Есть за что! И если друзья эти в Москве узнают, что я здесь, так слетятся по мою душу, как коршуны. Рыскать повсюду будут, обложат, словно медведя в берлоге. Они — это не ваш дурак-воевода. Коль вцепятся, так не успокоятся, пока до смерти меня не изведут.

— Чем же ты им дорогу перешел?

— Про то долго говорить, да и не твоего ума это дело… Плохо. Теперь Матвей знает, что мне про него все известно.

— Может, пора убираться тебе отсюда? — спросил Иосиф, прищурившись.

— Надо бы, да дела важные держат.

— Тогда на судьбу свою счастливую надейся. Пока она тебя не подводила. Может, еще попробовать его пристукнуть?

— Теперь его врасплох не застать — ушлый, вражина. Да и смысла нет. Наверняка он еще письмо накатал и все продумал.

— Не знаю, что и посоветовать, — с деланной горечью вздохнул кабатчик.

— Да что ты, мозги твои телячьи, присоветовать можешь? Бревно дубовое, так твою растак! — На атамана вновь нахлынула ярость, и он опять двинул кулаком по столу.

Иосиф пожал плечами и решил попридержать язык. Сейчас что ни скажи — все поперек будет, а коль на атамана злость накатит — так под руку не попадайся. Рука у Романа тяжелая. А что касается ругательств и оскорблений, так они на Иосифа вообще не действовали. Пытаться унизить его и наказать таким образом — все равно, что пробовать оглушить быка плевком. Ну и что — матюками обложили да родителей нехорошим словом помянули. Как с гуся вода. Даже посмеивался он всегда над обидчиками. Слова же не розги, от них шрамов не остается. А тот, кто ругается, нервами весь исходит, кровью наливается, горло у него, бедняги, перехватывает, а сердце колотится как бешеное и боль отдается в нем. Так кому от этой ругани хуже приходится — ругающему или обругиваемому? Иосиф любил изредка еще немножко человека подзавести, чтоб тому совсем худо стало. С атаманом, правда, играть в такую игру он не отважился бы.