Страница 35 из 58
Гневу Черчилля не было предела, и он выплеснул его в телеграмме в Москву, адресованной Бивербруку… Лорд в свою очередь накинулся на корреспондента «Ньюс Кроникл», но Иордан уже ничего не мог поправить, готовый к тому, что его карьера будет испорчена.
В этот вечер Сталин принял посланцев Черчилля и Рузвельта более радушно и ответил согласием на предложение Гарримана закончить конференцию как можно быстрее «с удовлетворением, пусть и при общей встревоженности».
– Тем более, – с усмешкой добавил Сталин, – что Берлинское радио уже передает заявления о полном провале нашей с вами конференции. Берлин уверяет, будто западные страны никогда не смогут договориться с большевиками. Теперь только мы втроем можем доказать, что Геббельс лгун.
Переждав, пока Литвинов переводил его слова и с удовлетворением отметив веселую реакцию на них присутствующих в кабинете, Сталин вдруг спросил, обращаясь к Бивербруку:
– А как поживает у вас Гесс?
Широкое лицо Бивербрука расплылось в улыбке, посветлело, морщины на нем разгладились. Сталин понял, что лорд сейчас поведает нечто небезынтересное. И верно:
– Я был у него восьмого сентября! – почти воскликнул Бивербрук, окидывая всех взглядом, призывавшим к вниманию.
– Разве он так гостеприимен? – Сталин не мог скрыть иронии и в то же время собираясь угадать, знает ли Бивербрук, что именно английская разведка заманила к себе первого чиновника Гитлера, дабы затеять переговоры с Германией о взаимном мире и возможном совместном походе против Советского Союза.
Бивербрук словно уловил тайную мысль Сталина и с видимым удовольствием стал рассказывать:
– Он находится в доме, обнесенном проволокой с решетками на окнах и под надежной охраной… Именно мне вручил Гесс меморандум в сорок – пятьдесят страниц, собственноручно им написанных, где развивается тезис против России. Он жалуется, что его, прилетевшего спасти Англию, держат за решеткой и не позволяют даже переписываться с родными. Особенно настаивает, чтобы ему разрешили снестись с Гитлером. – Лорд вновь обвел всех энергичным взглядом, как бы удостоверяясь, слушают ли его с должным вниманием, ибо собирался сказать, с его точки зрения, самое главное. – По моему личному мнению, которого не разделяет Черчилль, Гесс появился с чьего-то ведома в Англии… Рассчитывал приземлиться и встретиться со своими сторонниками, настроить их против английского правительства с целью замены Черчилля другим премьером, готовым на сговор с Гитлером, а затем улететь обратно. Но его, очевидно, не встречали в условленном месте или не подавали нужных сигналов. Горючее у самолета кончилось, и Гессу пришлось спуститься на парашюте… Черчилль же думает, что Гесс ненормален.
Наступило тягостное молчание. Все смотрели на Сталина, дожидаясь, что он скажет в ответ на услышанное.
Устремив глаза на пепельницу, в хрустальных ложбинках которой дробился отраженный свет потолочной люстры, он положил в пепельницу трубку, шевельнул в раздумье усами и приглушенно спросил, будто обращаясь к самому себе:
– А если бы господин Гесс, разумеется полетевший к вам с согласия Гитлера, обратился непосредственно к премьеру Черчиллю и предложил ему с соответствующими гарантиями мир с Германией в предвидении войны Германии против нас или даже совместный с Великобританией поход против Советского Союза?.. Ведь господин Черчилль не устает глаголить о своей ненависти к коммунизму?.. Как бы при такой ситуации развернулись события?..
Краем глаза Сталин заметил, как в руке Молотова сверкнул белизной платок, которым он стал промокать лоб, услышал, как тяжело задышал Литвинов. Понимал: допустил чудовищную недипломатичность и поставил Бивербрука в тяжелейшее положение. Но не сожалел о сказанном. Мысли его будто набирали разбег по холодной брусчатке ожесточения. Хотелось говорить еще и еще – о том, как враждебен мир капитала социализму и сколь кровожаден фашизм, алчность которого даже при классовом родстве буржуазного мира не признает границ. Так бывает, когда, оказавшись в одной банке, сильная крыса пожирает слабую. Впрочем, человечество тысячелетиями ведет войны, которые питают друг друга. Но то – в прошлом…
Кабинет будто наполнялся холодом, и тишина в нем становилась нестерпимой.
Наконец Сталин поднял глаза на Бивербрука и сказал:
– Я не требую от вас ответа. Я просто размышляю. А мы сейчас в таком положении, что можем задавать себе вопросы без дипломатического этикета… Давайте вернемся к нашему делу.
– Да-да! – впервые подал голос Молотов. – Мы несколько сбились с курса. Нас ждут конкретные дела.
Сталин с пониманием посмотрел на него, грустно улыбнулся и, видя, что Гарриман взял в руки листы бумаги с напечатанным текстом, сказал ему:
– Мы слушаем вас, господин Гарриман.
Посланец Рузвельта, обращаясь к Литвинову, как переводчику, стал медленно читать записку, содержавшую ответы британской и американской делегации., по отдельным пунктам списка советских заявок, составленных с учетом мнений совместных рабочих комиссий. Затем вручил записку Сталину и тут же положил перед ним список товаров, которые желательно получить Англии и США из СССР.
Никто не понял, почему Сталин, взглянув на бумаги, хмыкнул. Ему показалось забавным, что записка о возможных поставках союзников Советскому Союзу изложена на английском языке, а списки поставок из СССР – на русском. Всмотревшись в документы, он сказал:
– Мы могли бы взять восемь – десять тысяч трехтонных грузовиков в месяц. Если невозможно, то согласны были бы взять часть полутора – и двухтонными. Более тяжелые машины нам не нужны – многие наши мосты не очень грузоподъемны…
Итак, пункт за пунктом обсуждали весь «список предметов снабжения».
Список, в общем-то, был внушительным. США и Англия брали на себя обязательство с 1 октября 1941 года по 30 июня 1942 года ежемесячно поставлять в Советский Союз 400 самолетов, 500 танков, 2 тысячи тонн алюминия, зенитные и противотанковые орудия, автомашины, полевые телефонные аппараты, олово, свинец – всего около семидесяти наименований.
Когда завершилось обсуждение и уточнение списка, Сталин пристально посмотрел на Молотова, словно собираясь задать ему какой-то важный вопрос, но ни о чем не спросил и обратился к Гарриману:
– Я полагаю, что эти замечательные результаты наших переговоров должны быть завершены нашим с вами письменным соглашением.
Такое предложение было неожиданным для Гарримана. Его утонченное интеллигентное лицо покрылось румянцем, и он, взглянув на Бивербрука, сбивчиво ответил:
– Господин Сталин, у меня нет полномочий подписывать что-либо… А для получения инструкции из Вашингтона требуется время…
– Это ненужная формальность, – поддержал коллегу Бивербрук. – Ведь соглашение о взаимопомощи между США и Великобританией тоже является неофициальным.
– Вам проще, – настаивал Сталин. – У вас банковские связи, сотрудничество корпораций. Да и конференции на сей счет у вас не было… А кроме того, в нашем документе мы закрепим обязательства Советского Союза о сырьевых поставках Англии.
Гарриман заколебался, но при этом сказал:
– Соединенные Штаты посылали миссию к Чан Кайши и поставляли ему вооружение тоже без подписания какого-либо документа…
– И мы нескольку месяцев назад отправили в Китай самолеты и артиллерию для их борьбы с японцами, – сказал Сталин.
– Как?! – удивился Гарриман. – У вас же с Японией договор о нейтралитете!
– В договоре нет пункта, запрещающего нам отправлять оружие китайцам… Кстати, надо изобретать клин, чтобы вбить его между японцами и немцами, исходя из того, что Япония не терпит какой-либо зависимости. Япония – это ведь не Италия.
Тема переговоров иссякла. Все сошлись на том, что вопрос о трехстороннем письменном соглашении будет решен завтра с Молотовым при участии послов США и Великобритании.
Упоминание о послах неожиданно вызвало разговор, который, как окажется позже, приведет к отзыву из Москвы сэра Стаффорда Крипса и посла США Штейнгардта, а из Вашингтона – советского посла Уманского.