Страница 1 из 11
Эдуард Макаревич
Филипп Бобков и пятое Управление КГБ: след в истории
Предисловие
Феномен Пятого управления Комитета государственной безопасности СССР заключался в том, что оно стало самым эффективным средством в холодной войне на внутреннем «фронте», но оно действовало, во многих случаях не находя поддержки партии. Как сказал его глава Ф. Д. Бобков, в холодной войне Пятое управление «чувствовало свое одиночество».
Пятое Управление было создано в конце 60-х годов ХХ века Ю. В. Андроповым – председателем КГБ, будущим главой советского государства. Пятое управление – это была политическая контрразведка. Она появилась в ответ на американский вызов, определивший стратегию холодной войны, мобилизовавший американских ученых на разработку идей и концепций для утверждения лидирующей роли США в глобальном масштабе.
Тогда в ЦРУ обрели самостоятельность тайные политические, идеологические и «культурологические» операции, нацеленные на слом политической власти в СССР. Субъектами противостояния американской политической разведки и советской политической контрразведки стали коммунистическая партия, советские люди, и прежде всего советская интеллигенция. Это противостояние проходило в определенных общественно-политических условиях. Одним из них стала тенденция к возрождению репрессивных мер в стране, появившаяся в конце 60-х годов прошлого века. Лишь появление Пятого управления сняло эту тенденцию. Его методы в борьбе с идеологическим противником оказались эффективнее репрессий. Управление изучало происходящие в стране процессы, благодаря чему удавалось предотвращать межнациональные конфликты, массовые беспорядки, которые происходили в стране ежегодно до появления «пятой службы». В своей деятельности Управление четко отделяло инакомыслящих от тех, кто, прикрываясь инакомыслием, действовал против существовавшего в стране конституционного строя.
В этой принципиальной войне за безопасность советского государства Пятое управление достигло своего могущества и вошло в неминуемый конфликт с партией, все чаще выступая в роли ее политического оппонента, обращая внимание на ошибки, интеллектуальную немощь и политическое безволие партийных лидеров.
Почти все годы действия Пятого управления его возглавлял или курировал по должности и по сути Филипп Денисович Бобков. Идеология, архитектура и технологии этого Управления были выстраданы им, несли особенности его контрразведывательного таланта и политического мышления, поддержанного Андроповым. Деятельность Бобкова предстает в контексте политических событий того времени, тайных операций ЦРУ, идей западных научных фанатиков, мнений и достижений известных персонажей советской эпохи, нашедших себя в науке, культуре, искусстве, политике и власти.
Бобкову удалость выстроить не узколобую организацию политического сыска, подчиненную партийной бюрократии, а организацию, выявляющую социологическими и агентурными методами политические и социальные процессы, познающую и контролирующую среду, в которой они разворачивались. Организацию не только информирующую власть, но и аналитически контролирующую ее, толкающую ее к определенным решениям. Не интригами, не провокационными действиями, а силой аналитической мысли и политических предложений для безопасности страны.
Деградирующая партия не могла допустить столь явного политического контроля и «аналитического» насилия над собой. Она пыталась навязать общественному мнению образ Пятого управления как интригующей спецслужбы, в чем смыкалась с антисоветской и фрондирующей частью интеллигенции. В определенный момент Бобков понял свое бессилие перед теми обстоятельствами, что не позволили Пятому управлению в составе КГБ информационными и политическими методами остановить лидеров партии, толкающих страну в пропасть – к геополитической катастрофе, к распаду СССР. В этом бессилии была его трагедия как советского человека, как коммуниста без фальши, как генерала, ответственного за безопасность государства. Но след Управления в истории государственной безопасности и в судьбе партии небезынтересен для будущих поколений.
Учиться контрразведке настоящим образом
О верности судьбе
Девятого января 1991 года первый заместитель председателя КГБ СССР, генерал армии Филипп Денисович Бобков покинул свой кабинет, окна которого смотрели на площадь Дзержинского и центральный московский универмаг «Детский мир». Сорок пять лет назад он, тогда младший лейтенант, выпускник школы СМЕРШ, впервые вошел в здание Министерства государственной безопасности, что так уверенно раскинулось на этой площади. На одном дыхании были прожиты эти сорок с лишним лет. И вот пришел день, когда он, уже «четырехзвездный» генерал, отвечавший за политическую безопасность Советского Союза, за восемь месяцев до его кончины, завершил свою службу.
Он был из того поколения, о котором Эрнест Хемингуэй сказал: коммунисты – хорошие солдаты. Бобков был хорошим солдатом и в пехотной цепи на поле брани, и в борьбе за государственную безопасность страны. Только в той цепи можно было получить «подарок» от немецких фашистов – сорок осколочных ранений и пробитое легкое. Таким для него была цена одного боя в Белоруссии. А в политической борьбе за государственную безопасность раны были моральные и душевные. За них не давали нашивки на форму, они становились отметинами на сердце.
Он стал солдатом в шестнадцать, а в восемнадцать гвардии старшина Бобков, фронтовик, кавалер солдатского ордена «Славы», встретил победу в Курляндии. Недалеко от тех мест, где закончил воевать за два месяца до той же победы капитан Красной армии Солженицын, арестованный фронтовой контрразведкой СМЕРШ за нелестные слова о Верховном главнокомандующем.
Кто мог предположить в те дни, что жизненные линии старшины-фронтовика и арестованного капитана спустя тридцать лет пересекутся в точке идейного противостояния. Старшина к тому времени стал генерал-майором, начальником Пятого управления КГБ, а капитан – известным писателем и выдающимся «диссидентом».
Погрузившись в историю, вдруг неожиданно видишь, как соприкасаются жизненные линии людей в определенное время в определенном пространстве. А потом наступает другое время, и это соприкосновение повторяется в другом качестве. Меняются принципы и позиции. И жизни человеческие круто меняются. Но есть люди, что остаются верными своей судьбе, несмотря на любое качество времени.
Все начиналось с сопротивления обстоятельствам
Детство Бобкова связано с индустриальным городом Макеевка, что в Донбассе. Про его самые яркие детские впечатления можно сказать, что запомнилось прежде всего то, что было пережито. И первым таким переживанием для семилетнего мальчишки стал голод 1932–1933 годов.
Трудно передать словами это сосущее состояние голода. Каждый день все мысли и желания только о еде. Голоду сопротивлялись тем, что добывали съестное, где могли. Великой радостью были трава и картофельная ботва, водоросли и мелкая рыбешка, вычерпнутые из местных прудов и речушек. А уж арбузные корки, которые однажды принес отец, стали чуть ли не деликатесом. Все, что можно было жевать и проглотить, шло на стол.
Тогда в Макеевку хлынули голодающие из российских областей – Белгородской и Курской – в поисках все той же еды, ставшей источником выживания. Это хорошо сохранила детская память.
Спустя десятилетия тот голод недоброжелатели России назвали «голодомором» и сделали оружием пропагандистской войны. С циничной практичностью, так хорошо известной Бобкову по работе в контрразведке, американцы взялись за новое «прочтение» того голода, что поразил людей в СССР много лет назад.
Воспользовавшись тем, что с начала тех событий прошло 75 лет (дата, выступающая как информационный и политический повод), палата представителей Конгресса США 23 сентября 2008 года осудила «голодомор на Украине», признала его «геноцидом против украинского народа» и назвала источник той страшной беды – «советский диктатор Иосиф Сталин и его окружение, сталинское правительство, по воле которых был искусственно создан голод в 1932–1933 годах, жертвами которого стали почти 10 млн. жителей Украины». Констатировав это, американские конгрессмены осудили источник этой трагедии – советское правительство – за «систематические нарушения прав человека, в том числе и свободы самоопределения и свободы слова украинского народа». Но интерпретация «голодомора» в версии американских и украинских политологов и политиков игнорировала тот факт, что трагедия на Украине не была трагедией, сделанной для Украины. Такая же трагедия тогда постигла целый ряд областей в России и в Казахстане. Причинами голода были и неурожай, и некомпетентность руководителей на Украине, в Казахстане, в областях России; и жестокая политика Сталина, требовавшего обеспечить запланированную сдачу зерна для продажи Западу, чтобы закупать оборудование и станки для строящихся заводов. И эти причины касались всех зернопроизводящих областей Советского Союза. При этом смертность от голода в СССР в 1932–1933 годы, по подсчетам российских исследователей на основе архивных материалов и с учетом неучтенной смертности, составила 3,8 млн. человек, но никак не 10 млн, безосновательно указанных в американской резолюции.