Оперативное вмешательство

– Мне интересно, кто окажется крайним, если мы промахнемся.

– Ты, Алистер. Как глава ОКР. Так что не промахивайся, старина, – спокойно сказал Ньюджент и протянул ему руку, давая понять, что аудиенция окончена.

Дождавшись, чтобы присутствующие спокойно расселись по местам, Берк повернулся к бригадиру Крэддоку:

– Мистер Крэддок, пожалуйста, начинайте.

Нахмурившись, Итон достал безликую белую бумажку и заскрипел своим голосом, похожим на плохо смазанную телегу. Он уныло перечислил потери противника, не забыв упомянуть о двух погибших бойцах SFSG, сообщил о первой реакции на акцию русского командования.

– Вы не забыли сказать про исчезновение полевого агента Шика, бригадир? Это ставит под угрозу всю дальнейшую операцию, – неожиданно заявил Дуайт Николсон, бросив презрительный взгляд на директора Секретной службы. В конце концов, Питон-Крэддок хоть и закреплен за DIS, а работает напрямую с говнюком Финли. Его креатура.

– Что? – дернулся барон Эртон. – Это как – «пропал»?

– Очень просто! – нехотя ответил Кельт – Джон Финли. – В начале операции был, а потом – исчез.

– Вы отдаете себе отчет в том, что произошло? – не выдержал Берк. – Джон, вы понимаете, что уже практически сорвали всю операцию в дебюте… Вы нашли этого человека?

Директор МИ-6 поднял вверх узкую ладонь, прося его выслушать.

– Шику некуда деваться. Он не уйдет даже к русским. По крайней мере – сейчас. Он умен и хитер и будет ждать момента, чтобы обменять свою ценную информацию на свою голову. Когда операция войдет в решающую стадию, он себя проявит, тут мы его и перехватим. Да, это неприятный инцидент, но на реализацию плана он не повлияет.

– На кой черт вы вообще с ним связались? Неужели на Кавказе не найдется других, надежных, людей?

– Надежных – мало… Опытных – почти нет. Если бы Шик не знал так хорошо регион, если бы не имел своих связей и знакомств, отряд сэра Крэддока никогда бы не попал на Кавказ.

– Ага. А этот Шик сразу побежит к своим бывшим коллегам из КГБ.

– Не побежит. Для новой власти он – террорист номер один. Он это знает. Не будем повторяться.

Берк повернул голову к Дэйву Оллфорду, мастеру психологической войны:

– Что скажете?

– Мистер Финли прав. Сейчас беглец не опасен. Он затаится и будет выжидать.

– Что скажете о реакции Кремля на кавказские события?

– Благодаря работе нашего барона, – Оллфорд кивнул в сторону Эртона, – который крутит кадры с изувеченными телами русского спецназа почти круглые сутки по всему миру через сеть вещания ВВС, Москва крайне раздражена. Но пока держит себя в руках.

Лоутон качнул головой.

– Это плохо. Нужно дальнейшее раскачивание ситуации. Иначе мы не сдвинемся с места.

Берк усмехнулся.

– Вы за это не переживайте, дружище. Обострение ситуации обязательно будет. Это дело полевых оперативников, а не ваших высоколобых аналитиков.

Обсуждение технических вопросов заняло еще час, и, перед тем как расходиться, Алистер Берк попросил остаться двоих – барона Кристофера Эртона и Джона Финли.

– Барон, что скажете по американскому направлению?

– Бедняга Обайя слишком долго играл в социалиста и слишком много потратил денег из федерального бюджета на поддержку малоимущих. Америка – это не Франция, там социалистов не любят. Плюс эти совместные игры с русскими против Китая и Европы. Консерваторы ему такие вещи не простят. Чтобы выиграть выборы у кандидата от республиканцев, Обайя будет вынужден ужесточать позицию. Особенно по отношению к Москве.

Берк снова усмехнулся.

– Сэр, так мы можем рассчитывать на наших американских друзей?

– Без сомнения. Они не слезут с Обайи живьем и заставят его реагировать на европейские дела.

– Это хорошо. Джон, что скажешь?

– Делаем следующий шаг.

– Не слишком быстро?

– Не думаю. Напряжение должно нарастать постепенно.

– Готовы ли люди для акций прямого действия?

– Да.

– Смотрите не ошибитесь еще раз, мистер Финли, как на Кавказе.

– Да, сэр. Ошибок не будет, обещаю. Можно вопрос?

– Спрашивайте, Джон.

– Почему вы так уверены в реакции правительства КНР, Алистер? Наша агентура…

– Ваша агентура, Джон, не стоит ничего по сравнению с моим агентом. И поэтому я уверен в реакции китайского руководства. А теперь извините, Джон, мне пора.

Санкт-Петербург. Русь. 9 мая

Фронтовику и коренному ленинградцу Сергею Фадеевичу Батурину всю предпраздничную ночь нездоровилось. Сильно кололо в боку, тошнило, кружилась голова. Проклиная возраст и старые болячки, он ворочался, часто вставал, ходил по комнате, как его наставлял лечащий врач. Сон все не шел, скоро час ночи, а ровно в шесть надо встать, одеться, побриться и позавтракать. Ровно в семь тридцать придет автобус, который заберет его, Батурина, и еще одну фронтовичку, Октябрину Сафроновну Колупаеву, и отвезет их на Пискаревское кладбище к памятнику Родине-матери. Там они возложат своими трясущимися старческими руками четное число гвоздик к гранитным плитам, поминая миллионы павших в той войне…

В этот раз помимо городского начальства и генерал-губернатора федерального округа венок к памятнику возложит сам президент, или, как его сейчас называют, глава государства. Это правильно, «президент» – слово импортное, «глава» – наше, русское…

Стрельченко, честно говоря, особо старику не нравился. Хотя молодые, его сын и сноха (хотя какие молодые, уже дед с бабкой) и внук с женой, президента защищали, старик, верный коммунист, все равно упрямо считал его «буржуем и олигархом», купившим свою должность.

Но когда три недели назад ему позвонили из военкомата (не из собеса, а именно из военкомата, как бывшему офицеру) и, извинившись, спросили о возможности на Девятое мая поучаствовать вместе с главой государства в возложении цветов на Пискаревке, он сразу же согласился. Не из-за Стрельченко, конечно. А из-за всех ребят его стрелковой роты 45-й гвардейской дивизии, тех, которые не дожили до Победы, устлав своими костями сотни километров от страшных Синявинских высот до Курляндского котла.

Младший лейтенант после краткосрочных курсов почти год отсидел в штабе полка, юный Батурин попал на фронт в январе сорок третьего, с ходу угодив в мясорубку операции «Искра», когда, захлебываясь в собственной и немецкой крови, гвардейцы рвали удушающее кольцо блокады. Войну он закончил в Прибалтике уже старшим лейтенантом, получив пулю немецкого снайпера в живот третьего мая сорок пятого и едва не отдав богу душу.

Все бы ничего, но за две недели до Дня Победы ему сообщили о плановой операции. Камни в почках периодически мучили его уже три десятка лет, а тут такая удача. Нашлись благодетели, оплатившие лечение сразу нескольким старикам.

– Что вы, что вы! – всплеснул руками врач, когда Сергей Фадеевич сообщил ему о мероприятиях на Девятое мая. – Конечно, успеете, дорогой вы мой ветеран. Операция займет не больше часа, сделаем небольшой разрез и вытащим эту гадость из вас. Анализы у вас хорошие, сердце – тоже. Все в норме. Через неделю будете бегать на танцы, за девушками приударять! Вы же люди стального поколения, Сергей Фадеевич! Не то что мы, хлипкие людишки…

Действительно, операция прошла успешно. Только с тех пор Сергей Фадеевич стал ощущать легкий дискомфорт в боку. «Видимо, ранка затягивается», – думал он до сегодняшней ночи. Сегодня ночью понял, что надо звонить сыну или внуку. Пусть везут к врачу. Что-то здорово в боку дергает. Ладно, главное, день Победы пройдет, сразу и поедем.

* * *

– Ты уверен, что сработает? – Человек с волевым подбородком и серыми глазами и прозвищем Волевой повернулся к сидящему справа от него интеллигентному очкарику.

– Сто процентов! – спокойно ответил тот и вновь отвернулся, разглядывая в окно BMW длинноногих питерских девушек, с утра гуляющих по Невскому.

Волевой цыкнул зубом.

– Слушай, гений, блин, непризнанный. Я тебя последний раз спрашиваю, откуда такая уверенность?