Узор счастья

Поскольку ему приходилось, пятясь, почти тащить Светлану и одновременно наблюдать за Максимом, который явно только и ждал малейшей оплошности с его стороны, Костя ударился спиной о косяк двери. И он не мог видеть того, что видел Максим... Тяжелое африканское копье, которое вручил Максу перед смертью Поль, соскользнуло с крюков. Словно сработало какое-то древнее заклинание.

Наверное, не случайно Поль так подробно инструктировал его. И Максим, зная, что его верный друг и наставник ничего не говорит просто так, строго следовал его заветам. Тяжелое древко с острым наконечником пронзило ступню Кости. Но он словно бы не чувствовал боли. Просто замер на месте, пытаясь понять, может ли использовать в своих целях это неожиданное оружие. И решил, что судьба сама подсказывает, чем он должен убить противника. Ему не удалось вытащить Светку незаметно, а потому раньше или позже, но пришлось бы стрелять.

Пальба вызовет тревогу, а проткнуть копьем ненавистного соперника — это доставило бы Косте истинное наслаждение. Главное — отключить Светку, чтобы она не мешалась под ногами. И, ни секунды не колеблясь, он ударил ее по голове тяжелой рукояткой пистолета.

Светлана, даже не охнув, рухнула к его ногам.

...Какая-то яркая вспышка — последнее, что она успела увидеть, прежде чем погрузиться в тяжелый, душный и почему-то тесный мрак. Она искала в нем выход и не находила. Приближалась к стене и не могла обнаружить ни щелочки, ни трещинки. «Где же я?» — вяло думала она и медленно переходила к другой стене. Это длилось целую вечность.

И вдруг она услышала откуда-то издалека голос Максима, который звал ее. «Неужели и он оказался здесь?» — со страхом подумала она, и этот страх заставил ее открыть глаза.

Максим нес ее к выходу на руках. На лестнице слышался топот чьих-то ног. Потом ее положили на что-то, и это что-то покатилось. Но Максим все время держал ее за руку, и ей было не страшно. На смену ужасу пришла странная легкость и пустота. Она снова закрыла глаза, и все закружилось перед ней.

Когда она в следующий раз очнулась, Максим по-прежнему держал ее за руку. Вокруг все было белым. Какая-то женщина, тоже в белом, стоявшая рядом с Максимом, бинтовала ему левую руку и что-то говорила. Светлана не могла разобрать слов, но осознала: эта незнакомая женщина на что-то сердится.

«Как она может сердиться, — вяло подумала Светлана, — если Максим — вот он, а Костя...» Ужас снова охватил ее, и она застонала.

— Я здесь, — Макс сжал ее ладонь.

— Больной, сидите спокойно, у вас очень глубокая рана, — одернула его женщина.

Светлана попыталась что-то проговорить, но он понял ее без слов и кивнул:

— Хорошо. Хорошо, не волнуйся. Я буду сидеть как сфинкс.

По его тону Светлана поняла, что ему больше ничего не угрожает. Но как это все произошло?

Максим не сразу рассказал ей, как закончился этот поединок. Он не хотел волновать ее. Но когда понял, что Светлане будет намного спокойнее, если она узнает все, очень коротко описал минувшие события.

Увидев, что Светлана падает, он, на секунду забыв обо всем, бросился к ней.

— Это было неразумно, — недовольно поморщившись, упрекнул он сам себя. — Не могу понять, почему я так поступил. Хуже ребенка. Мы ведь с Полем отрабатывали приемы боя, и я знал, как уходят от удара копьем. Мы тысячу раз проделывали это. Но тогда мне показалось, что он ударил тебя в висок... В общем, он выстрелил. Я все же успел увернуться — пуля пробила руку. Я даже не почувствовал боли, но это сразу отрезвило меня. Ему не удалось задеть меня копьем. Он как бешеный...

— Он и был бешеным, — перебила его Светлана. — Не могу простить себе, что не поняла это сразу, еще когда он избивал Сашу. Если бы я тогда догадалась, то...

— Ты же не психиатр, как ты можешь ставить диагноз? — сжал ее руку Максим. — Один Поль... знал. Но он умирал и не смог мне объяснить. Только подарил это копье, предупредив, что я не должен прикасаться к нему, после того как привезу в дом. И я всегда помнил его наказ. Я осторожно развернул материю, как Поль сказал, и повесил копье, продолжая удерживать концы ткани. Меня поражало, почему все копья Поля были тщательно отполированными, а это нет. Все в каких-то зазубринах...

— Почему? — спросила Светлана, начиная смутно догадываться.

— Потому что Поль пропитал его наконечник ядом, который сварил сам. Африканский яд может убить человека сразу, как только попадет в кровь. Только если знаешь противоядие, можно спасти человека, — объяснил Максим.

— Поль спас нас всех, — проговорила Светлана, вспоминая взгляд темных глаз, в которых она словно растворилась там, в Драгомее.

— Да, — вздохнул Максим. — Поль пришел мне на помощь даже после своей смерти.

— Больной, вам нельзя... — нарочито строго сказала Светлана, но не выдержала и прильнула к его груди, стараясь не задеть раненую руку, висевшую на повязке.

За окном расстилался укрытый белым чистым снегом сад. И Светлана видела, как по расчищенной дорожке идут студенты ее группы. Их встречала теперь не только Екатерина Игоревна с бутербродами — в мастерской ожидала их прихода Елена Васильевна. Сначала она ни за что не хотела оставаться в Москве, считая, что будет сидеть здесь без дела. После долгих препираний сошлись на том, что зиму Елена Васильевна проведет в особняке, а весной поедет в Верхнегорск.

Елена Васильевна не капризничала. Хотя случилось невероятное: она вдруг вернулась в родной дом, в котором прошло ее детство, она все равно чувствовала себя здесь лишней. Но как-то — это вышло само собой, — она оказалась в студии, где работали студенты. Кто-то из ребят спросил ее совета. Елена Васильевна внимательно посмотрела его работу и поняла, отчего у него не получается натюрморт.

— Постановка у вас в теплых тонах, а вы пытаетесь навязать ей холодную гамму. Попробуйте найти главный цвет и к нему подбирайте дополнительные.

Совет оказался очень точным. Так постепенно Елена Васильевна стала нештатным педагогом, который добровольно проводил несколько часов в студии вместе с ребятами.

А когда устраивались чаепития, она рассказывала им о своей учебе в художественном институте, о своих учителях, о работе в театре с Пыжовой и Бибиковым, о том, какие у них были замечательные национальные студии и сколько главных театров в республиках выросло благодаря их выпускникам. И если вдруг Елена Васильевна по какой-то причине задерживалась и не приходила, ребятам словно чего-то не хватало. И кто-нибудь непременно отправлялся узнать, не заболела ли она, а если нет, то почему забросила их.

Постепенно она перестала ощущать себя обузой — слишком родной и знакомой была творческая атмосфера. В ее советах нуждалась и Светлана, которая не только занималась по программе, но еще и по нескольку часов проводила в мастерских театра. Особенно в те дни, когда началась монтировка сцены и установка света. От освещения зависело, как будет смотреться задник — будет ли он светиться, играть всеми красками или просто превратится в красный фон.

В эти дни Светлана возвращалась настолько уставшая, что просто валилась с ног.

Но, засыпая в объятиях Максима, она чувствовала, как силы возвращаются к ней.

— Послушай, — совершенно серьезным тоном спросила она его однажды утром, — а я случайно не энергетический вампир?

— С чего ты решила? — удивился Макс и даже отставил чашку.

— Потому что прихожу выжатая, как лимон. А... просыпаюсь, будто все батарейки включили. Вдруг это я из тебя энергию черпаю?

Максим посмотрел на нее и увидел, что, несмотря на шутливый тон, Светлана и в самом деле немного встревожена.

— А ты спроси, с каким ощущением просыпаюсь я?

— С каким?

— Как Антей, который припал к земле. Может, это я у тебя энергию выкачиваю?

— Правда? — спросила она, и глаза ее радостно вспыхнули.

— Не смотри на меня так, — предупредил Максим. — Иначе ты опоздаешь на занятия.