Мэйсон (ЛП)

      Мы уселись на диван, и она выглядела так, как будто хотела оказаться в любом другом месте, только не здесь, когда сказала: «Мне тяжело доверять людям и верить, что они являются теми, кем кажутся».

      — Я вроде как выяснил это, милая.

      Она сплела руки на коленях. «Но я хочу, чтобы ты знал почему…ну…в действительности я не очень хочу, чтобы ты знал, но думаю, ты должен знать и…».

      Я схватил ее руки в свои, успокаивая ее. «Все хорошо. Ты можешь сказать мне все что угодно. Только не торопись».

      Смирившись, она прислонилась к спинке дивана и начала: «Я говорила тебе, что мне было пять лет, когда мои родители погибли, и я попала в патронатную систему. Первые несколько мест, куда меня отправили, были ужасными. Слишком много детей загнаны в тесные комнатушки с двуярусными кроватями. Почти без присмотра. Старшие дети мучали меня, воровали мою еду.

      — Я не говорила почти год, и наконец школа сообщила в социальную службу. Меня взяла женатая пара, Фрэнки и Жанетт. В сравнении с тем, где я была раньше, это был рай. У меня была своя комната, и не было других детей. Они кормили меня, водили к врачу…заботились обо мне. Я посещала психолога дважды в неделю и со временем начала опять разговаривать. Я была счастлива. Какое-то время.

      Она сглотнула и встала: «Мне нужно выпить. Хочешь вина?»

      — Да, конечно, звучит неплохо. – Знаю, она пытается собраться с мыслями и набраться смелости, чтобы что-то рассказать. Избегая смотреть мне в глаза, она подала мне бокал вина, а свой поставила на кофейный столик.

      — Жанет была адвокатом, поэтому она много работала. Фрэнки торговал акциями и работал на дому. Именно он встречал меня со школы каждый день, помогал мне с домашним заданием и укрывал одеялом по вечерам. – Ее голос задрожал, и она выпила еще глоток вина.

      — Я жила с ними почти год, и они поговаривали о моем удочерении. Наконец-то у меня будет семья, мама и папа. Но такой хрени просто не бывает, правда? –сказала она с горечью.

      — В любом случае. – Когда она покачала головой, то волосы упали ей на лицо, и я потянулся к ней медленно, чтобы заправить их ей за ухо, за что получил маленькую улыбку. – Фрэнки говорил, что любит меня, что я была именно такой дочерью, о которой он всегда мечтал. А я так хотела иметь отца, Мэйсон, — простонала она, ее глаза умоляли меня понять ее. – Что я позволила ему делать то, что он хотел. Позволила ему трогать меня, трахать меня, — призналась она.

      — Твою ж мать, — пробормотал я. Я действительно надеялся, что ее история не примет такой поворот.

      — Я знаю. Это омерзительно. – Слеза скользнула по ее щеке, и она смахнула ее.

      — Нет, Панда, не ты. – Я притянул ее к себе на колени и обнял. – То, что он делал было омерзительно. Непростительно.

      — Он научил меня плавать и кататься на велосипеде. Он сходил в школу и сделал выговор директору, когда надо мной начали издеваться. Он всегда был рядом, вел себя как настоящий отец, как будто он любил меня. Поэтому, когда он начал трогать меня, я сказала себе, что так отцы выражают свою любовь. Вот что он обычно говорил. Веди себя хорошо, и позволь мне показать, как я тебя люблю.

      — Сколько тебе было лет?

      — Это началось, когда мне было почти девять. В течение года он только трогал меня и заставлял меня трогать его. Затем Жанет получила большое дело и начала оставаться в офисе на ночь все чаще и чаще. Он воспользовался ее отсутствием и начал трахать меня.

      — О, милая, мне так жаль. – Она уткнулась мне в шею лицом, когда я спросил. – Он попал в тюрьму за то, что изнасиловал тебя?

      — Не думаю, что это можно назвать насилием, — усмехнулась она. – Я говорила тебе. Я позволила ему. Я не хотела, чтобы меня отправили обратно в групповой дом или куда-нибудь еще хуже…, и я думала, что он любит меня.

      Она ахнула, когда я взял ее подбородок и заставил посмотреть на меня. Стыд и страдание в ее глазах разрывали мое сердце. «Послушай меня, Эверли. Это безусловно было изнасилование. Он растил тебя, завоевал твое доверие, а потом надругался над тобой. Если бы ты услышала такую историю от одного из детей из СБД, ты бы винила их?

      — Конечно же нет!

      — Когда взрослый мужчина домогается, а потом спит с одной из тех девочек, это считается изнасилованием?

      Она прикусила губу, прежде чем ответила: «Да».

      — Но в твоем случае это не так?

      — Я…черт…я не знаю.

      — Нет, ты знаешь. Это не твоя вина, детка. Ты знаешь это. Тебе нужно только принять это. – Наконец, она слегка кивнула. – Как это закончилось, любимая?

      — Через несколько дней после моего десятого дня рождения, Фрэнки пригласил на ужин своего друга Марка. Мы играли в видео игры и ели пиццу. Было весело…пока не наступило время ложиться спать. Когда Фрэнки пришел в мою комнату, с ним был Марк.

      О бл..ть. Нет. Я не хочу этого слышать.

      — Он сказал, что у Марка есть маленькая девочка и он собирается присоединиться к нам, чтобы научиться любить ее. Я отказалась, умоляя его не позволять Марку трогать меня. Я боролась и кричала, кусалась и царапалась, но он держал меня, пока Марк не закончил.

      У нее перехватило дыхание, и все, что я мог сделать, это крепче ее обнять. «Они были очень грубыми, и было так больно. Это то, что я больше всего запомнила. Боль и кровь. Они не прекращали нападать на меня, и в конечном итоге я отключилась, когда они все еще чередовались.

      — Когда я очнулась, они ушли. Кто-то поменял мои простыни и вымыл меня. Если бы не боль в животе и промежности, я бы подумала, что мне все это приснилось.

      — Что ты сделала? Кому ты в конечном итоге рассказала?

      Она слезла с моих колен и подтянула свои ноги к себе, обняв их руками: «Я никому не рассказала. Я сбежала. – Ее измученный взгляд встретился с моим. – Вот что я сделала.

      — Не от меня, Эви. Больше никогда.

      Она кивнула и продолжила: «Полицейские подобрали меня на следующий день и отправили в групповой дом, где я жила до совершеннолетия».

      — Эверли. – Она прильнула к моей руке, когда я погладил ее по щеке. – Мне так чертовски жаль, что тебе пришлось пройти через это. Если я найду этого парня, он покойник.

      Ее мягкая рука скользнула в мою: «Это давно в прошлом. Мне жаль, что я позволила этому разрушить то, что у нас было. Я просто…если мужчина мог потратить год, убеждая меня, что любит, заставляя меня полюбить его в ответ, а затем позволяя какому-то незнакомцу насиловать меня…»

      — Твой новый парень, будучи торговцем женщинами, не такое уж большое изменение. Я понял, детка.

      — Вот поэтому я не вступаю в отношения. У меня больше проблем, чем в журнале Тайм. Это не честно по отношению к тебе. Прости.

      Выражение ее лица разрывает меня на части. Чувство вины и сожаление борются со стыдом и болью. Но есть и еще что-то, кусочек облегчения, что наконец-то она разделила свой ночной кошмар с кем-то, лучик надежды, что я пойму, что может быть это не слишком много. «Ты никогда никому не рассказывала об этом?» — спросил я.

      — Ян кое-что знает об этом. Я не хотела, чтобы кто-то об этом знал, но я знаю, что обидела тебя, поэтому я хотела, чтобы ты знал, что дело не в тебе. Ты был так добр ко мне. Я верю, что ты никому не расскажешь, даже если мы не сможем остаться друзьями.

      Боже, что мне с ней делать? «Я не могу быть твоим другом, Эверли».

      Ее взгляд упал на диванную подушку, когда она кивнула: «Я понимаю».

      — Я не трахаюсь со своими друзьями и чертовски уверен, что не влюбляюсь в них. – Шок, отразившийся на ее лице, когда я сгреб ее в охапку и усадил к себе на колени, почти заставил меня рассмеяться. – Ты моя, Эви. Моя, чтобы любить и защищать тебя. Чем раньше ты с этим согласишься, тем лучше.

      Теплые руки обняли меня за шею так сильно, что я почти не мог дышать. «Я люблю тебя».