Страница 32 из 116
Олень, заметив Ксандру, решил отойти подальше — она ему была чужим человеком — и потянул веревку. Ксандра потянула ее обратно. Это не понравилось оленю, он принялся дергать сильней. Тогда Ксандра пошла к нему с уговором: «Глупенький, миленький, ну постой! Сейчас нарву тебе ягелю». Олень понял это как погоню, резко прянул, свалил веревкой Ксандру и поволок с бугра. Она успела схватиться за веревку, сжаться в комок и катила, будто со снеговой горки. Катила и кричала:
— Ма-а-ма-а! Ко-оля-ян!..
Сначала на ее истошный крик вскочила мать и тоже закричала:
— Караул! Спасите!
Потом вскочил Колян и, схватив аркан, лежавший на санках, поверх груза, пустился за оленем. Тот уже скатил Ксандру с горки на равнину, где стало трудней волочить: все-таки не малый груз, и сбавил прыти. Колян и заарканил его там. Когда подбежал к девочке, она лежала на боку, скрючившись. Он схватил ее за руки, начал поднимать. Тут появилась Катерина Павловна и бросилась обнимать ее, рыдая:
— Убили доченьку, убили. Единственную, солнышко мое!..
— Мама, не разводи панику! — сердито сказала дочь.
— Жива, доченька, жива… — И мать зарыдала от счастья. — Светит мое солнышко, светит…
— Мама, перестань! Терпеть не могу твои нюни! — Оттолкнув мать, Ксандра встала и с недоумением начала оглядывать себя. Когда она катилась с горки, ей казалось, что олень растреплет ее на косточки, вытрясет из нее все, а теперь даже стыдно пожаловаться. Только чуть-чуть ныла нога, за которую была привязана веревка. Одетая в толстый лыжный костюм, она прокатилась по густому, мягкому и влажному ягелю, как по перине.
— Что хоть случилось-то? — приставала к ней мать. — Олень поднял на рога?
— Нет, пока не удостоилась такого счастья. Да не все ли тебе равно. Цела доченька, и будь довольна, — отговаривалась Ксандра.
Но мать по словцу все же вытянула из нее правду.
— Привязала себя к оленю? — Катерина Павловна и дивилась, и смеялась, и сердилась: — Вот дурища-то! Зачем это?
— Сперва привязался Колян. А мне стало интересно: что из этого может получиться?
— Поняла?
— Ничегошеньки. Колян, ты зачем привязывался к оленю?
— Сразу делать четыре дела: спать, держать огонь, пасти оленя и видеть сон, что я — не человек, а сани, не надо бегать самому, везде таскает меня олень. Хорошо, легко жить.
— Вот выдумщик! — Ксандра прыснула, но тут же оборвала смех: из смешного выглянула трудная жизнь маленького проводника. — И так все время, пока мы дрыхли? — спросила она.
Колян смолчал. Он не привык и даже не умел жаловаться; все, что сваливалось на него, нес терпеливо, как и весь его народ, как истый сын суровой, неустроенной земли. Он не знал иной, легкой жизни, и своя казалась ему единственно, возможной, и хоть и трудной, но милой и счастливой.
— Но больше этого не будет. Я здорова. Мама, слышишь, больше я не лежу ни минутки в угоду тебе. Колян, что делают ваши девушки?
— Не рано ли, доченька, разошлась? — заметила мать.
— Я буду жить, как лапландские девушки. Колян, рассказывай, что делала бы сейчас твоя сестра!
— Костер. Чай. Все делала бы. Наши девушки все могут: добывать зверя, рыбу, варить, шить… У нас хорошие девушки.
— Вот и говори мне, что делать. Я — не пассажир, не барыня, а как сестра тебе. Условились?
— Как хочешь.
Решили вскипятить чай. Ксандра ушла к реке за водой, Колян — рубить, ломать, носить кустарник для очага. Топливо — мука лопаря. Иногда его мало, приходится искать; оно почти всегда сырое: летом поливают дожди, зимой заваливает глубоким снегом. И лопарь, едет ли на оленях, идет ли пешком, непременно берет в дорогу сухую растопку.
— Здорова, говоришь? — Колян спросил Ксандру за чаем.
— Вполне.
— Можешь ехать?
— Когда угодно. Хоть сейчас.
После чая Колян пошел ловить упряжных оленей. Ксандре сказал: если она хочет быть, как лапландская девушка, пусть разберет и уложит на санки куваксу.
— А я хочу ловить оленей.
— Тоже дело.
— А ты, мамочка, уберешь куваксу?
— Ладно уж. Иди, только не попадайся оленям на рога!
Увидев Коляна с арканом в руке, лайки мгновенно поняли, что нужно делать, и, не ожидая команды, кинулись к стаду. Вскоре на бугор взбежал молодой испуганный олень, за ним — парочка, дальше пошли валом и сгрудились все неподалеку от куваксы.
— Какой, который катал меня? — спросила Коляна Ксандра.
— Скоро забыла, — посмеялся Колян.
— Олени-то все одинаковы, как комары, как солдаты.
— Пойдем, покажу. Хорошо катал. Надо сказать ему спасибо.
— Я боюсь. У них вон какие рожищи… — Ксандра попятилась.
И один олень грозен, страшен своими рогами, а тут большое стадо, плотно сгрудившееся. Если один поддаст рогами — упадешь на другие, а там еще и еще… Она представила эту картину и зажмурилась в страхе.
— Иди, не трусь, олешки умные. — Колян взял ее за руку и повел.
Со стороны казалось, что не протиснешься, так густо были рога и рога, но, едва подступили к стаду, олени начали пугливо сторониться и, куда бы не повернули Ксандра с Коляном, им освобождали широкий проход.
Хоть и давно, тысячи лет, живет олень рядом с человеком, служит ему, но все еще осторожный, недоверчивый, полудикий зверь. Редкие олени берут что-либо, даже лакомство, из рук человека, еще реже такие, что позволяют без сопротивления прикоснуться к себе, надеть сбрую. Полного приручения не выходит потому, что домашние олени до сих пор во многом живут как дикие: пасут их только зимой, летом они бродят совсем без присмотра, запрягают не часто, посменно, еду и питье они всегда добывают сами первобытным способом.
Олень, которого искали, напуганный недавним приключением, упрямо забивался в гущу стада. Ксандра наконец отступилась от него. Тогда Колян подвел ее к паре белым-белых оленей — ирвасу и важенке. Ирваса звали Лебедем, важенку — Лебедушкой.
— Мама, иди к нам — крикнула Ксандра. — Здесь такие хорошие олени. Иди! Они смирные, ничего не сделают.
Уверенная заранее, что назревает новая беда, Катерина Павловна тотчас явилась.
— О Господи, когда же кончится моя мука?! — взмолилась она. — Давно ли трепал ее олень, и опять залезла в самые рога! Да что с тобой? Дома была как надо. А здесь уже который раз суешься прямо на смерть. Ох, несдобровать тебе, девка!
— Я не виновата, не виновата, — твердила Ксандра.
— А кто же?
— Дома не было ни реки такой, ни оленей.
— Олени, река виноваты? Хитро придумано.
С большим трудом Колян успокоил Катерину Павловну, что в весеннее время олени сами боятся всего: рога-то у них молодые, болючие. Олень только и думает, чтобы никого-ничего не задеть ими.
Ксандра спросила Коляна, можно ли погладить Лебедушку.
— Нет, рано. Погладишь потом, когда привыкнет к тебе.
— Ах, эти «потом»!..
Чисто-белые олени редки. Лопари считают их особыми созданиями, более благородными, чем олени других мастей, и связывают с ними всякие дивеса. И солнце, и луна — жена солнца, и звезды — их дети, и богатыри, и мудрецы — все ездят на белых оленях. Такой олень считается самым дорогим подарком.
Колян мысленно поставил Лебедя с Лебедушкой в одну упряжку, а Ксандру посадил в санки, получилось — лучше не придумаешь, и сказал:
— Дарю.
— Мне?! — изумилась, даже испугалась Ксандра. — Я не возьму. Они ж не твои. Нельзя дарить чужое. У нас не дарят.
— Мои. Максим обещал мне за работу десять оленей. Любых, какие понравятся.
— И ты решил взять самых красивых — это нехорошо, — упрекнула Коляна Ксандра.
— Я не себе, — отвел он упрек.
— Значит, мне. Тогда тем более не возьму. С какой стати ты, сам пеший, нищий, будешь дарить мне. Нет, нет! — Ксандра сердито замахала руками. — Не возьму. Больше не выдумывай таких глупостей!
— Да, да. Это ребячество, — осудила Коляна и Катерина Павловна. — Надо будет оленей, мы купим. А брать даром, снимать последнюю суму с нищего — нет, мы не такие.