Русская весна

Удар после предупреждения – говорит советский министр обороны

Папа римский начинает пост во имя мира

Городскому населению Советского Союза приказано спуститься в убежища

Хладнокровный Нат отказывается объявить чрезвычайное положение и намерен обратиться с речью к мировому сообществу

– Что он сделает теперь? – спросил отец.

– Что-нибудь немыслимое, – ответил Бобби словами, которые услышал от Сары, когда они в последний раз говорили по телефону.

– В каком роде? – спросила Франя.

– Не могу себе представить.

– Но ты играл в покер с этим человеком, – сказала свое слово мать. – Как бы он поступил, если бы это была партия в покер? Почти одно и то же, а?

Бобби пожал плечами.

– Кабы я знал, он бы меня не обставлял.

Он видел, что воспоминания о чудесном мастерстве Вольфовица за карточным столом ободряют семейство, но сам он слабо верил, что Нату удастся сорвать банк – при таких-то картах на руках! Особенно теперь, когда Кронько куражился как человек, у которого в руке все тузы. За два часа до назначенной заранее речи Вольфовица Кронько изложил то, что он назвал своей «последней позицией», – похоже, не замечая мрачной игры слов.

Красной Армии предоставляется двадцать четыре часа, чтобы отойти на пятьдесят километров от границы с Украиной. В противном случае по воинским формированиям будут выпущены три ракеты, по пяти ядерных боеголовок на каждой. Еще три ракеты – по флоту у берегов Украины. Если Советский Союз нападет на украинские города, удар будет нанесен по российским городам. Если американцы не пустят в дело «Космокрепость Америка» для уничтожения советских ракет, кровь украинцев будет и на их руках.

«Тем самым мы даем понять всем, что готовы умереть за свободу нации, – недрогнувшим голосом заявил он. – Кто готов умереть, чтобы отнять у нас эту свободу?»

...И вот – ответное выступление президента США; ответ обоим советским президентам.

Бобби видел, как Нат разыгрывает такие партии. У партнера четыре карты, и он повышает ставку, будто у него на руках еще одна нужной масти. А Вольфовиц спокойно торгуется до шестой карты, словно она у него и он знает, что поднимающий ставку блефует. Но на сей раз, какие бы карты у Вольфовица ни были, он не мог пасовать. Если он не выиграет эту партию, следующей не будет...

«Дамы и господа, президент Соединенных Штатов будет говорить с вами из Овального кабинета в Белом доме».

На Вольфовице был ярко-зеленый блайзер, белоснежная сорочка и черный узкий галстук. Он выглядел как пароходный шулер, который только что сорвал банк. Его глаза горели торжеством – в этом не было сомнений.

– Люди, можете расслабиться, – сказал Бобби, ухмыляясь до ушей. – Можно кричать «ура».

– С чего ты взял? – недоверчиво спросила мать.

– Ясно каждому, кто хоть раз имел несчастье видеть его за покерным столом, – пояснил Бобби. – Раз у него такое выражение на роже, то выигрыш у него в кармане, ему уже плевать на реакцию партнеров. Все карты у него на руках.

«Красная Армия потребовала, чтобы я вывез наши ракеты с Украины, – начал президент со знакомым уже презрением к официозному стилю. – Поверьте, я бы с удовольствием, да вот не могу, а потому и не буду. – Он пожал плечами. – Я не намерен защищать бредовую политику своего предшественника. Мы голосовали за людей с птичьими мозгами, мы выписали колоссальнейший в истории финансов деревянный чек, всучили его нашим прежним друзьям и стали из них жилы тянуть, как самые распоследние международные паразиты. Денежки, которые мы в результате загребли, ухлопаны на хромированного белого слона под названием “Космокрепость Америка”, и мы аккуратно угодили в экономическую черную дыру, из которой вроде бы начали вылезать. Мы стали спасать нашу бедную экономику, всаживая бездну средств в военную промышленность, и – по крайней мере на бумаге – у нас концы с концами сходились. Мы прятались за ядерным щитом, а раздутая военная машина находила себе работу, ставя и свергая марионеточные правительства в Латинской Америке...»

– Это уму непостижимо, что он говорит! – воскликнул отец.

– А что? – мрачно спросил Бобби. – Разве это не правда?

– Но... Он же президент! Соединенных Штатов!

– Да, он, – прошептал Бобби. – Именно он...

Вольфовиц еще раз пожал плечами.

«Что я могу вам сказать? На протяжении жизни двух поколений нами правили недоумки и беспринципные жулики, а мы за них голосовали: за бывшего артиста-комика, за разных шимпанзе, вплоть до оплаканного нами господина Карсона, который устроил последнюю заваруху».

У Бобби голова кругом шла. Нат Вольфовиц говорил то же самое, что он тысячу раз повторял в Беркли, в Малой Москве – там это было обычной темой застольных разговоров. Но теперь он был не гуру из Малой Москвы, и не кандидат в конгресс, ведущий сумасшедшую избирательную кампанию, и даже не лихой кандидат в президенты.

Говорил президент Соединенных Штатов.

И тем не менее он говорил как тот Вольфовиц, что был с Бобби в туалетной комнате Белого дома.

Вот – вдруг дошло до Бобби, вот он, источник магии Вольфовица. Плевал он на свой президентский образ. Он играет без грима. Он хочет, чтобы все поняли: в Овальном кабинете сидит парень, с которым можно перекинуться фразой-другой возле писсуара. Это был лучший из мыслимых президентских образов.

Лицо президента Вольфовица посуровело. Он продолжал:

«Мне приходится доигрывать партию, которую начали они, как и господин Горбачев принужден был играть против дурных традиций, накопленных за семьдесят лет. Так и президенту Горченко пришлось взять в руки чужие крапленые карты. Друзья, в этом мире неоткуда взяться справедливости, если мы сами не будем поступать справедливо. А потому надо поставить крест на прошлом, сесть за честную игру и попробовать зажечь хоть несколько свечей во мраке».

– И у тебя сейчас верная карта, Нат? – пробормотал Бобби, не отрывая глаз от экрана. Он не знал, как легли карты, но ясно видел, что Нат выигрывает. Уж очень уверенно он положил руки ладонями вниз на стол и подался в сторону камеры.

«Президент Горченко попросил меня первым зажечь свечу, – сказал он. – Он предложил изъять Украину из-под ядерного зонтика “Космокрепости Америка”. Я могу это сделать. Но это не воспрепятствует украинцам использовать ракеты “хлопушка” против Советского Союза и Красной Армии, а тогда дьявол атомной войны вырвется на свободу».

Вольфовиц помолчал, почесал затылок, насупил брови, словно изучал карты – изображая при этом нерешительность.

«А потому, без дальних слов, предлагаю поднять ставки всерьез, чтобы отделить мужчин от мальчиков, а мальчиков – от их игрушек...»

– Сейчас выдаст – ох выдаст! – бормотал Бобби.

«Почему, собственно говоря, “Космокрепость Америка” должна защищать одних в ущерб другим? – продолжал президент. – Заявляю официально, что отныне ее защита простирается над всем миром, включая всю территорию Советского Союза и Украины. С настоящего момента любая ракета, выпущенная против кого-то, будет уничтожена. Если кто сомневается в наших возможностях – извольте, рискните. Зарядов у нас хватит, чтобы превратить Марс в ровную площадку, а случая их испытать у нас не было, и за пультами сидит уйма пай-мальчиков, у которых лет двадцать руки чешутся понажимать кнопки – так, чтобы пострелять в цель. Ах да, господин Кронько, вот что еще: это мы программировали системы управления ваших ракет...»

– Господи, это блестяще! – завопил Бобби.

– Блестяще? – сказала мать. – Это гарантия, что Красная Армия займет Украину!