Тварь

— Дальше!

“Хладнокровная штучка”, — подумал я.

— Меня зовут Хаммер, Майк Хаммер. Йорк хочет, чтобы я отыскал парнишку. Как, по-вашему, что случилось?

— Я думаю, его похитили, мистер Хаммер. Уж это-то очевидно.

— Ничего не очевидно. Вас видели на шоссе поздно вечером в день пропажи мальчика. Почему?

Вместо ответа она сказала:

— Я не знала, что время его исчезновения установлено.

— Для меня оно установлено. Это случилось в тот самый вечер. Куда вы ездили?

Она начала раскачиваться на носках.

— Я была здесь. Если кто-то говорит, что видел меня в тот вечер, он ошибается.

— Вряд ли, — я пристально следил за ней. — У него зоркие глаза.

— Он ошибается, — повторила она.

— Ладно, замнем для ясности. В какое время вы уехали из дома Йорка?

— В шесть, как обычно. И поехала прямо домой.

Она несколько раз нетерпеливо ткнула ковер носком сандалии, потом достала из кармана сигарету и сунула ее в рот. Черт возьми, каждое ее движение напоминало мне что-то знакомое, хотя мне и не удавалось вспомнить, что именно. Закурив, она села на диван и опять уставилась на меня.

— Давайте перестанем играть в кошки-мышки, мисс Грэйндж. Йорк сказал, что вы были как мать для парнишки, и, надо полагать, вам хочется увидеть его живым и невредимым.

— Тогда не относите меня к категории подозреваемых, мистер Хаммер.

— Это сугубо временная мера. Вас подозревают, пока вы не предоставите удовлетворительное алиби, тогда не придется ходить вокруг да около, зря отнимать время и у себя, и у вас.

— Мое алиби принято?

— Конечно, — соврал я. — Теперь вы можете спокойно ответить на несколько вопросов?

— Спрашивайте.

— Вопрос первый. Подозрительные личности, бродящие вокруг дома перед исчезновением.

— Она на минуту задумалась, сведя брови и наморщив лоб.

— Ничего такого не припомню. Хотя ведь, я весь день не выхожу из дому, работаю в лаборатории. Я никого не смогла бы увидеть.

— Враги Йорка. Знаете таких?

— У Рудольфа... у мистера Йорка нет врагов, насколько мне известно. Некоторые лица, работающие в той же области, высказывали, скажем так, профессиональную зависть, но не более того.

— В чем она выражалась?

— О, обычное злословие в клубах, насмешки над его работой. Сами знаете.

Ничего такого я не знал, но все же кивнул.

— Что-нибудь серьезное?

— Ничего, что могло бы толкнуть на похищение ребенка. Да, были жаркие споры, но не часто. Мистер Йорк терпеть не мог обсуждать свою работу. Кроме того, ученый не станет прибегать к насилию.

— Это все о чужих. А теперь давайте немного о родственниках. Вы давно связаны с Йорком, что-нибудь приметили за ними.

— Я предпочла бы не обсуждать их, мистер Хаммер. Их дела меня не касаются.

— Не ломайтесь. Речь идет о похищении.

— Я все-таки не понимаю, какое они могут иметь отношение к этому.

— Черт побери! — взорвался я. — Вам и незачем понимать! Мне нужна информация, а я слышу от вас одни остроумные реплики. Еще немного времени, и я начну хватать таких как вы за глотку и выдавливать из них ответы.

— Право же, мистер Хаммер, в этом нет никакой необходимости.

— Уже слышал. Тогда выкладывайте!

— Членов семьи я вижу очень часто. Я ничего о них не знаю, хотя все они настойчиво выспрашивают меня о деталях нашей работы. Никаких сведений я им не давала. Незачем и говорить, что все они мне несимпатичны. Быть может, мое мнение и предвзято, но другого у меня нет.

— И они платят вам той же монетой?

— Думаю, они отнеслись бы очень ревниво ко всякому, кто связан с мистером Йорком так близко, как я, — ответила она с язвительной гримасой. — Этого следует ожидать от любого родственника богатого человека. Между прочим, хотя они этого и не знают, я располагаю собственными средствами, помимо жалования, которое получаю от мистера Йорка, и мне совершенно безразлично, как будет распределено наследство, если с ним что-нибудь случится. Из всего его достояния меня интересует только мальчик. Всю свою жизнь он провел со мной и, как вы сами сказали, стал мне сыном. Вас интересует что-нибудь еще?

— В чем состоит работа Йорка... и ваша?

— Если он не сказал вам сам, я не имею права. Вы, естественно, понимаете, что в центре ее стоит ребенок.

— Естественно, — я встал и взглянул на часы. Было девять пятнадцать. — Пожалуй, у меня все, мисс Грэйндж. Извините, что ворвался и взбудоражил вас, но может, мне еще доведется как-то это загладить. Чем вы тут занимаетесь по вечерам?

Ее брови полезли вверх, и она впервые улыбнулась. Это больше походило на сдерживаемый смех, чем на улыбку, и у меня появилось глупое ощущение, что смеются надо мной.

— Ничем таким, в чем вам хотелось бы участвовать, — ответила она.

Меня снова взяла злость, неизвестно почему. Стараясь не подавать виду, я нахлобучил шляпу и встал. За спиной я услышал приглушенный смешок.

Первым делом я быстро смотался на бензозаправочную станцию. Подождав, пока отъедет машина, я покатил к двери. Парень узнал меня и помахал рукой.

— Удачно? — ухмыльнулся он.

— Да, повидал ее. По-твоему, она старуха?

— Ну, она надутая такая. Слова не скажет.

— Слушай, — сказал я, — ты уверен, что видел ее прошлой ночью?

— Само собой, а что?

— Она говорит — нет. Теперь вспомни хорошенько. Ты видел ее или машину?

— Ну, машина была ее. Я знаю, она всегда в ней ездит, больше никто.

— Откуда ты знаешь?

— По антенне. Она погнута, так что сложить ее можно только до половины. Такой она и была с тех пор, как приобретена машина.

— Выходит, ты не можешь быть уверен, что она сидела в машине. Ты ведь не присягнул бы?

— Ну... нет. Пожалуй, нет... если так повернуть. Но машина была ее, — настойчиво повторил он.

— Большое спасибо, — я сунул ему еще доллар. — Забудь, что я здесь появлялся, идет?

— В жизни тебя не видел, — улыбнулся он.

Дальше я ехал без определенной цели, Я и из дома-то убрался только для того, чтобы успокоиться самому и успокоить Йорка. Дождь перестал, и я выключил дворники и взял курс на север, к поместью. Если похитители следовали обычному методу, надо вскоре ждать звонка или письма. Я мог только посоветовать Йорку постараться обеспечить возвращение мальчугана, а уж после пуститься по следу похитителей.