Страница 24 из 35
С этими гневными обличительными словами Николай Нилович обратился через «Комсомольскую правду» к молодым воинам Красной Армии, и прежде всего к санинструкторам-комсомольцам, призывая их не оставлять на поле боя ни одного раненого, напоминая, что товарищеская выручка всегда была священной традицией русских воинов.
По заданию правительства Бурденко руководил расследованием преступлений фашистских захватчиков в Смоленской и Орловской областях. Кроме того, он возглавлял специальную правительственную комиссию по установлению обстоятельств расстрела немцами военнопленных польских офицеров в Катынском лесу.
...В Смоленск Бурденко прибыл сразу же после изгнания оттуда вражеских войск. Густая пелена дыма обволакивала развалины города. Весь центр, все общественные здания, большие дома были взорваны и сожжены. Из 8 тысяч домов уцелело на окраинах несколько сот. Разрушенные электростанции и водопровод, искалеченные трамвайные пути, уничтоженный железнодорожный узел — таким предстал Смоленск глазам своих освободителей.
Все лечебные учреждения, школы, музеи, памятники старины древнего Смоленска — все было стерто с лица земли фашистами. Не ограничиваясь этим, они решили держать под угрозой смерти всех, кто вступит в город и после его освобождения: улицы были минированы.
Комиссия тщательно подсчитала стоимость разрушенного и разграбленного. Она исчислялась многими сотнями миллионов рублей.
«Но есть еще более страшные цифры, — писал тогда Н. Н. Бурденко в «Правде». — Эти цифры вообще не выразишь ни в каких суммах.
Я имею в виду те сто тридцать пять тысяч зверски замученных и уничтоженных оккупантами мирных жителей Смоленска и военнопленных, трупы которых мы обнаружили в восьмидесяти семи ямах-могилах города и его окрестностей.
Специальная комиссия судебно-медицинской экспертизы, работу которой мне было поручено возглавить, произвела эксгумацию и судебно-медицинское исследование трупов в местах погребения. Комиссия установила, что оккупанты систематически истребляли советских граждан, зверски убивали их ударами по черепу, отравляли их газом, морили голодом, прежде чем отправить свои жертвы в могилу...»
В только что освобожденном Орле была такая же картина. Скелеты домов еще дымились. В разных концах города то и дело земля сотрясалась от взрывов: взлетали в
воздух дома, оставленные в качестве «приманки», — с минами замедленного действия.
Первая забота Бурденко была обращена на спасенных — мирных советских людей и раненых бойцов Красной Армии. Они нуждались в медицинской помощи, и Бурденко, не медля ни часа, организовал ее.
В эти же первые дни в разговорах с уцелевшими жителями Орла стали выясняться страшные подробности зверств, которые чинили здесь гитлеровцы. Массовые казни в лагере и в тюрьме, расстрелы тысяч мужчин и женщин...
Несколько дней Бурденко руководил раскопками могил, сам обследовал трупы, сам вглядывался в тела маленьких ребятишек, которых, как было установлено, гитлеровцы закапывали в землю живыми. Он был в эти дни, как никогда, молчалив и сосредоточен. До глубины души его потрясли огромные масштабы злодеяний.
Нужна была большая физическая и нервная выдержка, чтобы до конца выполнить свой долг, хладнокровно, с объективностью ученого-эксперта, подсчитать все до единой человеческие жертвы, раскрыть всю страшную механику фашистской фабрики смерти.
Возвратившись в Москву, Бурденко обратился к войнам-фронтовикам с взволнованными словами:
«Дорогие братья! Великое счастье выпало на долю нашего поколения, стоящего на рубеже двух эпох. Нам привелось пережить, всем существом своим перечувствовать ломку старых отношений между людьми и рождение новой жизни народов, населяющих обширную территорию нашего Отечества. Эта новая Россия, созданная светлым гением Ленина... сейчас в грандиозных, невиданных в истории человечества боях отстаивает свое право на существование.
Мы имеем возможность сравнивать. И мы со всей определенностью говорим: «Эта Россия не может не победить!»
Все самое низкое, подлое, злое, что было в старом мире, породившее фашизм, собрало свои темные силы по ту сторону громыхающего смертоносным металлом фронта. Все лучшее, благородное и справедливое, что живет в человечестве, встало грудью навстречу страшному губительному натиску кровавого фашизма. Велика разрушительная сила старого мира, наносит она человечеству глубокие раны в безумном стремлении повернуть его вспять, к истокам цивилизации, в мрачное царство рабов и господ. Но несокрушима созидающая, животворная сила нового мира, ведущая род человеческий по пути вечного прогресса.
Это стремление вперед, этот великий дух жизнеутверждения наперекор разложению и смерти движет сейчас славными нашими воинами в их смертельной схватке с врагом человечества. И никаким «тиграм» и «фердинандам» не пожрать его, не истребить!
Три недели я пробыл среди вас, дорогие наши поборники права и справедливости, защитники нашей жизни, чести и свободы.
Каждый раз, когда я побываю на фронте, я уношу с собой могучий заряд бодрости, уверенности в себе, жажды трудиться над общим делом не покладая рук. Теперь, когда я был с вами, меня еще раз осенила славными своими крылами победа, ведущая вас через великие трудности к конечному торжеству над врагом.
Я видел кровавые слезы зверя, изгоняемого вами из пределов нашей страны, страшные следы дикой оргии человекоподобных, в слепой ярости уничтожающих все, чем удалось было им вероломно завладеть и с чем вы заставляете их теперь расстаться навсегда.
Я видел трупы замученных, слезы оставшихся в живых, лишенных всего, что им было дорого и мило, незабываемые руины городов, зловещие остатки деревень. Я видел такую бездну человеческого горя, что старое, видавшее виды сердце мое, пережившее японскую, первую мировую и гражданскую войны, содрогнулось от боли.
Но я знаю, что кровожадного зверя уже настигает справедливое возмездие. Во множестве устилают дороги отступления вражьи трупы, его поверженная богатая техника, с которой пришел он побеждать наш народ. Идет великое истребление хищника, позарившегося на нашу землю. Святой огонь мщения горит в глазах наших бойцов. Слова ненависти п презрения шлют они вдогонку своему недостойному противнику, опозорившему навеки себя и свой народ кровавыми злодеяниями.
И мы знаем, как встречают вас, освободителей, наши исстрадавшиеся братья и сестры. На руках у бойцов улыбаются дети. Навстречу вам из лесов и подземелий выходят уцелевшие люди и сквозь слезы пережитого из глаз иx светится радость. Немедленно принимаются они за восстановление разрушенного, и тотчас же братскую руку помощи протягивает им великий народ со всех концов необъятной нашей страны. И я твердо знаю — на кладбищах, в которые превратил лютый враг цветущие города и села, снова многоцветными красками засияет свободная счастливая жизнь.
Так идите же неустанно вперед, дорогие воины! Там, впереди, с нетерпеливой надеждой ожидают вас изнывающая под тяжким игом многострадальная Белоруссия и оставшиеся еще в кровавых лапах зверя города и села жемчужины СССР — Украины.
Спешите! Не давайте злодеям множить свои преступления над ни в чем неповинными советскими людьми. Каждый час дорог!»
Страстные слова ученого дошли до сердец воинов-фронтовиков — об этом свидетельствовали многочисленные письма с фронта, приходившие к Бурденко.
Николай Нилович использовал каждую возможность, чтобы рассказать гражданам нашей страны, всего мира о кровавых преступлениях фашизма.
11 июля 1943 г. в Москве, в Колонном зале Дома союзов, состоялся второй антифашистский митинг советских ученых. Академик Бурденко, оправившийся после болезни, выступил на этом митинге с небольшой, но страстной речью. Это была гневная речь свидетеля, обвинителя, судьи.
Он перечислял факты — они вскоре обошли печать многих стран. Он рассказывал о больных детях, выброшенных немцами из инфекционной больницы на улицу, о разрушенных детских яслях, о замученной и растерзанной вместе с десятимесячной дочерью женщине-враче Ладыгиной, о сожженных живыми раненых красноармейцах, о десятках тысяч семей, насильно угнанных в рабство.