Убийственно прекрасная

— Конечно, вам обоим охота поехать со мной, — заявила Макс, отбрасывая на спину длинные вьющиеся волосы. — Но ведь это я должна с ним трахнуться. Это моя месть, поэтому нечего вам дуться и ревновать, понятно?

— Трахнешься, если мамочка тебя отпустит, — язвительно заметила Куки, поправляя бретельку купальника.

— Я что-нибудь придумаю, — уверенно заявила Макс. Она-то знала, что поедет в Биг-Беар независимо от того, отпустит ее Лаки или нет.

— Надеюсь, этот твой парень не извращенец, — сказала Куки и устроилась поудобнее. Крошечные трусики ее розового купальника натянулись, туго облегая аппетитную попку.

— А я надеюсь, что наоборот! — взволнованно воскликнул Гарри. — Потому что когда ты вернешься, то сможешь рассказать нам обо всех его странностях.

— Если вернется, — заметила Куки, выразительно округлив глаза. — Потому что, если он настоящий извращенец, он может разрезать Макс на тысячу кусочков и закопать где-нибудь в лесу.

— Спасибо, дорогая, ты меня очень ободрила, — сказала Макс ледяным тоном и прикусила нижнюю губу. — Ничего он мне не сделает. Если уж кто-то кого-то разрежет на кусочки, так скорее я его. Я-то знаю, как надо обращаться с такими, как он… Надеюсь, никто из вас в этом не сомневается?

— Так-то оно так, но всякое может случиться, — глубокомысленно промолвила Куки. — Я читала про одну женщину, которая тоже познакомилась по Интернету с очень интересным парнем, а потом он ее задушил, потому что, когда они еще только переписывались, она упомянула, что получает удовольствие от секса, только когда ее немного придушат… Вот совпадение-то, а?

— Грант совершенно нормальный, — небрежно сказала Макс. — Я знаю.

— Как ты можешь это знать, ведь ты его даже ни разу не видела? — спросила Куки.

— У меня хорошая интуиция.

— И все равно — ты лучше отвечай на звонки, когда мы будем звонить тебе по мобильнику, — предупредил Гарри. — Мы будем наготове, и, если что…

— Я что, должна отвечать на ваши дурацкие звонки, даже когда мы будем трахаться? — едко осведомилась Макс.

— Что-что? — Гарри даже покраснел.

— Меня тошнит от ваших благоразумных советов, — заявила Макс и, захихикав, как бешеная, потянулась за кремом для загара. — Когда-нибудь мне все равно придется сделать это, так почему не сейчас, не с Грантом? Мне кажется, он вполне для этого подходит.

— Вот как? А почему? — удивилась Куки.

— Во-первых, — объяснила Макс, — он не здешний и не сможет раззвонить о нас по всему городу. Ну а во-вторых, ему уже двадцать два, значит, у него должен быть в этих делах определенный опыт.

— Ладно, убедила… — Куки на пальцах показала подруге букву «V». — Валяй, встречайся с Грантом — он у тебя настоящая куколка, даже завидно. Только постарайся все-таки, чтобы он тебя не расчленил, о’кей?

— Ты по-прежнему думаешь, что Грант может оказаться маньяком? — фыркнула Макс, закалывая волосы на макушке. — А тебе никто не говорил, что у тебя больное воображение?

— Может, ему нравятся фильмы ужасов, — сказал Гарри, делая страшное лицо. — И он старается подражать их героям. Такие психи думают — раз девушка готова встретиться с незнакомым мужчиной в уединенном месте, значит, ей просто необходимо перерезать горло, потому что так полагается по сюжету.

— Да ну вас! — отмахнулась Макс. — Друзья, называется! Только пугают, вместо того чтобы подбодрить! — И с этими словами она вскочила и, разбежавшись, прыгнула в бассейн.

На самом деле ей было наплевать, кто бы что ни говорил. Она поедет на это свидание — и точка.

И даже Лаки не сумеет ей помешать.

8

В последнее время Ирма Бонар все чаще думала о том, чтобы завести любовника. Ей уже исполнилось тридцать два, и она была не прочь хоть чем-то заполнить пустую, одинокую жизнь, которую она проводила в окружении слуг и охранников в огромном поместье неподалеку от Мехико-Сити. Именно здесь, решил муж Ирмы Энтони, она должна оставаться, пока он будет разъезжать по свету и делать все, что пожелает.

Энтони Бонар был тяжелым человеком. Тяжелым, самодовольным и властным. Типичный самодур, да еще с закидонами. Вскоре после рождения детей он решил, что больше не будет спать с Ирмой, и ей это совсем не понравилось. За первые несколько лет, прожитых с ним в браке, она успела привыкнуть к яростному, почти жестокому сексу в исполнении Энтони, и теперь ей было непонятно, почему он вдруг решил положить конец их близости. Она несколько раз пыталась выяснить это, но муж всякий раз придумывал какой-то предлог. Причиной номер один была непонятная язвочка у него на члене; Энтони якобы не знал, что это такое, и не хотел заниматься с ней сексом, пока болячка не пройдет.

Но однажды Ирма тщательно осмотрела его мужское достоинство и ничего не обнаружила.

«Она там, — настаивал Энтони. — Так что, если не хочешь подхватить какую-нибудь заразу — слушай, что тебе говорят».

Испугавшись, Ирма на время забыла о своих притязаниях. Она почти поверила, что у него герпес или что-то подобное. Прошло, однако, совсем немного времени, прежде чем Энтони, поссорившись с любовницей, приехал домой в крайне возбужденном состоянии и, ни секунды не колеблясь, заставил Ирму взять свой якобы пораженный язвой орган в рот. После этого случая герпес перестал быть достаточно весомым аргументом, и Энтони придумал другой. Он сказал Ирме, что, по словам его врача, уровень тестостерона у него в организме резко упал и ему придется на неопределенное время отказаться от секса.

Постепенно до Ирмы все же дошло, что ее драгоценный муж больше не хочет заниматься с ней любовью и что она сможет быть с ним, только когда Энтони самому этого захочется, что происходило крайне редко и всегда либо поздно ночью, либо рано утром, пока она еще спала. Ирме это было особенно обидно еще и потому, что во всех случаях, когда муж все-таки снисходил до близости с ней, он никогда не кончал в нее. Несомненно, Энтони решил больше не иметь детей, считая, что двоих ему вполне достаточно.

В конце концов Ирма поступила именно так, как он и ожидал, целиком сосредоточившись на детях. Она ревностно следила за тем, чтобы Эдуардо и Каролина получали все самое лучшее, а также занималась украшением многочисленных домов и квартир, но как только очередное жилище оказывалось подобающим образом обставлено, Энтони отсылал ее назад, в Мексику, ибо ему хотелось, чтобы она жила именно там. Он часто повторял, что любит особняк в Мехико-Сити больше всего, но Ирма не могла не задаться вопросом, почему в таком случае сам он не живет там постоянно. Энтони действительно бывал в Мексике лишь наездами, тогда как сама она была вынуждена проводить в четырех стенах все свое время, не имея поблизости ни одного человека, с которым можно было бы просто обменяться несколькими словами.

Все дело было в том, что Энтони не разрешал ей заводить знакомства, хотя во время своих нечастых приездов домой неизменно окружал себя «любящими друзьями» или прихлебателями, как называла их про себя Ирма. В подавляющем большинстве случаев это было несколько супружеских пар из числа высокопоставленных мексиканских чиновников, которых он каждый раз приглашал в гости. Одна из женщин, правда, была американкой, но Энтони строго-настрого запретил Ирме общаться с ней, пока его нет дома.

«Почему?» — спросила Ирма.

«Потому что я не хочу, чтобы кто-то посторонний узнал о моем бизнесе, — отрезал Энтони. — Научись жить одна, Ирма. Считай, что это мой приказ».

Когда дети немного подросли, Энтони решил, что они должны учиться в Соединенных Штатах. Поначалу Ирма обрадовалась — ей уже давно не терпелось вернуться на родину. Но относительно нее у Энтони имелись другие планы.

«Ты никуда не поедешь, — заявил он ей не терпящим возражений тоном. — Ты останешься в Мексике. Здесь наш основной дом, следовательно, и твое место — здесь».

«Как же так, Энтони? — удивилась Ирма. — Разве я не должна быть с детьми? Они еще маленькие, и я им нужна!»

«Даже не думай! — оборвал муж. — Дети быстро растут, к тому же я уже нанял женщину, настоящую английскую няню, которая будет следить, чтобы они хорошо питались и делали свои домашние задания. К тому же в Майами за ними присмотрит Франческа. А сюда они будут приезжать на каникулы».