Страница 44 из 54
— Но где любовь, там и ревность, а ревность порой бывает страшной, — нерешительно возразил Сергей.
— Чушь! Ты ведь и сам так не думаешь! — настойчиво и требовательно заглядывая ему в глаза, пророкотала Добрынина.
— Не думаю, — медленно, словно обдумывая что-то, проговорил Шатров. — Но доказать обратное будет нелегко. Чтобы опровергнуть выводы следствия, надо предъявить полиции настоящего убийцу. А для того, чтобы его вычислить, необходимо время, а вот его-то как раз у меня и нет.
В этот момент к столику подошел официант и поставил перед Мариной чашку с белоснежной шапкой взбитых сливок и большой кусок шоколадного торта. Пожелав приятного аппетита, он деликатно удалился за стойку.
— А что там с паспортом этой девочки? Беловой, кажется? Тебе уже позвонил твой приятель? — спросила Добрынина, отломив вилкой большой кусок лакомства.
Шатров отрицательно покачал головой.
— Так чего ты ждешь? — возмутилась она, — Звони сам! Сереж, если ничего не предпринять сейчас, то настоящего преступника никогда не найдут! Так случилось, что по разным причинам всем здесь выгодно считать убийцей несчастную Элку. Был бы жив Ремизов, он бы точно нашел способ доказать, что она не виновата! А теперь, черт возьми, за нее, кроме нас, даже заступиться некому! Она-то уже этого сделать никогда не сможет! — От горечи и негодования, переполнявших ее, Марина Вячеславовна дышала громко и с каким-то забавным присвистом, — Ты ведь не хуже меня знаешь, что она не случайно умерла. Кому-то было очень выгодно свалить на нее эти убийства. И вот, пожалуйста вам, господа хорошие: и предсмертное письмо, и мотив, и снотворное в бутылке со спиртным. Подставили бедную Эллу, а все и проглотили!
И снова что-то царапнуло Сергея в словах Добрыниной. Что-то было не так. Что-то неправильное, нелогичное. Но что?! Додумать он не успел, потому что в этот момент его, молчавший до сих пор телефон, взорвался трелями. На ярко-синем дисплее высветилось имя: «Березин».
— Алло! — отозвался Сергей, проворно выныривая из-за стола и быстро направляясь к выходу, — Привет, Леха! Ну, наконец-то! Погоди, я выйду на улицу, здесь связь паршивая!
Добрынина проводила его глазами, с трудом подавив желание броситься следом. Разговор затянулся на добрых полчаса, за которые она успела не только доесть пирожное, впрочем, почти не ощутив вкуса, но и заказать новое.
Когда Шатров вернулся в бар, терпение Добрыниной было на исходе. Она буквально подпрыгивала на стуле, который под ее весом жалобно постанывал и поскрипывал.
— Ну, что там? Рассказывай быстрее!
— Марина Вячеславовна, а давайте не здесь. Пойдемте-ка к нам.
— Договорились, — с готовностью отозвалась она и вскочила, готовая бежать куда угодно.
— Молодой человек! — зычно крикнула она растерявшемуся официанту, который уже нес новый кусок торта, на этот раз — нежного суфле, — Отмените заказ. Мы уходим.
И она потянула Шатрова на выход.
За всю дорогу до коттеджа Шатров не проронил ни слова, а Добрынина лишь изредка косилась на него, пытаясь поймать его взгляд.
Алиса встретила их на пороге, а Мурка, как и ожидалось, с радостным лаем бросилась Сергею на грудь. В конце концов, они снова, как и некоторое время назад, расположились в гостиной.
— Давай, Шатров, не томи! Сам же говоришь, что времени у нас в обрез, — начала Марина Вячеславовна.
— Короче так. Семья Кати Беловой до недавнего времени была совершенно непримечательной. Обычная счастливая, не особенно состоятельная, проще говоря — среднестатистическая ячейка общества: мама, папа и две дочки — Катя и Наташа. Пару лет назад родители девочек попали в жуткую автокатастрофу и погибли на месте. Родных у них больше не осталось. На тот момент девочке Кате было девятнадцать, а ее сестре соответственно шестнадцать лет. После смерти родителей им, конечно, пришлось туговато, но Катя худо-бедно подрабатывала, и на еду им вполне хватало. Все бы шло хорошо, но тут младшая Наташа забеременела. По всей видимости, отец ребенка не пожелал создавать с ней семью, однако девочка все же решила оставить ребенка. Не знаю, что и как, но мальчик родился мертвым, о чем есть соответствующая запись в роддоме. Однако Наташа была на все сто процентов уверена в том, что ее сын был жив, и его у нее просто отобрали. Якобы она слышала, что ее малыш громко закричал, и слышала разговоры врачей, о том, что все его жизненные показатели были в норме. Роды были довольно тяжелыми и затяжными, и на тот момент девушка была почти без сознания. Вполне возможно, что все это ей просто показалось. Но, несмотря на уверения врачей, Наташа твердо стояла на своем и все-таки подала заявление в полицию. Однако там ее слова никто не принял всерьез.
Добрынина возмущенно фыркнула.
— Подожди, Сереж, — спросила Алиса, — ведь если мальчик умер, то матери должны отдать тело.
— Не должны, — покачал головой Шатров, — Там какие-то свои правила на этот счет.
— Хорошенькие правила! Не дать матери даже похоронить ребенка! Врагу такого не пожелаешь, — возмутилась Марина Вячеславовна. — Продолжай.
— После смерти мальчика, девушка явно была не в себе. Она бросила школу, постоянно плакала, качала пустую коляску, разговаривала с умершим сыном, так, будто бы он живой. Проще говоря — начала сходить с ума. Однажды, вернувшись с работы, Катя застала сестру в кухне с петлей на шее. Рядом лежала записка. Что-то вроде того: «Не могу больше так жить. Если мой малыш умер, то и мне здесь делать нечего, я ему нужна, ухожу к сыну».
— Господи помилуй, — пробормотала, потрясенная услышанным, Алиса.
— Катя, сразу же после смерти любимой сестры, уволилась с работы. Поговаривали, что все свое время она тратила на то, чтобы найти виновных в смерти племянника и Наташи. Она, кстати, единственная верила Наташе. Нередко она заговаривала о мести, но ее слова мало кто принимал всерьез. Считали, что она тоже немного тронулась, — Сергей повертел у виска пальцем. — Да и не удивительно, за такой маленький срок потерять всю семью — кто такое может выдержать!
— Ты тоже думаешь, что Белова была сумасшедшей? — недоверчиво спросила Добрынина.
Шатров покачал головой.
— Нет, лично я так не думаю. Напротив, мне почему-то кажется, что Наташа была права, и ребенок появился на свет живым и вполне здоровым. А вся эта сказка о мертворождении — ложь от начала и до конца. Вот только кому и зачем понадобилось отбирать мальчика у матери?
— Напрашивается очевидный ответ, — после некоторой паузы проговорила Алиса. — Ты же сам мне говорил, что Крутицкий занимался подобного рода грязными делишками. А тут — такая удача. Одна — несовершеннолетняя мать-одиночка, другая — ее сестра, больна астмой. Заступиться за них некому — делай, что хочешь!
— Да, но почему именно они?
— В смысле? — не поняла Алиса.
— Видишь ли, когда я работал по делу фонда, мне удалось выяснить, что сотрудничал Крутицкий только с несколькими роддомами. Я так понимаю, что там у него были, так сказать, хорошо прикормленные эскулапы. А вот Наташа Белова рожала в совершенно другом месте. И вот еще что интересно. Главврач и акушерка, которые принимали те самые роды, очень поспешно уволились.
— И о чем это говорит?
Сергей пожал плечами.
— Может и ни о чем, но мне кажется, что это был совершенно определенный заказ, за который Крутицкому, да и врачам нехило заплатили.
— То есть, ты хочешь сказать, что кому-то было выгодно, чтобы ребенка Беловой официально признали умершим? — догадалась Алиса.
— Именно, Лисенок. Но на самом деле, мальчика просто продали в другую семью. Считай, что Крутицкий на этом деле заработал дважды.
— Дикость какая-то! Но кому это могло быть нужно?!
Повисло тягостное молчание.
— Послушай, Сереж, а ты случайно не знаешь имени отца ребенка Наташи Беловой? — осторожно поинтересовалась Добрынина. — Потому что если разобраться, то кроме него, заинтересованных людей больше нет.
Сергей слегка улыбнулся и кивнул.