Страница 42 из 54
— Что ж, если все здесь, то давайте начнем, — сухим пронзительным голосом заговорил Проскурин, на секунду заглянув в свои бумаги.
— А что все-таки случилось с Эллой Эдуардовной? — нервным жестом поправив очки, задал вопрос Пахомов. — Мне сказали, что она скончалась сегодня ночью. Это что, чья-то глупая шутка?
— Давайте не будем торопиться, господа, — отвечал Проскурин.
Сейчас он больше всего напоминал актера, наслаждающегося своим триумфом. Судя по его раздувающимся ноздрям, пахло головокружительным разоблачением и стремительным продвижением по карьерной лестнице.
— Я человек прямой, а потому не стану долго ходить вокруг да около. Всем вам известно, что за последние сутки в «Сосновом» произошел ряд преступлений. Вчера вечером я пообещал господину Касаткину, что вполне в силах раскрыть эти убийства без помощи московских коллег. Егор Николаевич дал мне на все про все три дня, — он едва заметно усмехнулся и скромно присовокупил: — Что ж, я выполнил свое обещание!
«Знайте, господа столичные жители, мы здесь тоже не лаптем щи хлебаем!» — отчетливо читалось в его искрящихся глазах.
— Дело оказалось не таким уж сложным, — продолжал Проскурин свой монолог победителя. — Сегодня мной было обнаружено тело Эллы Эдуардовны Крутицкой. В бутылке с виски, которая стояла на прикроватной тумбочке, оказалось сильнодействующее снотворное, которое в сочетании с алкоголем в девяноста девяти процентах случаев провоцирует летальный исход. Судя по всему, она покончила с собой, не в силах нести тяжкий грех на своей душе.
По залу прокатилось шуршащее «Ах!»
— Да-да, у следствия есть вполне веские причины считать, что это именно она задушила любовницу своего мужа, а потом рассчиталась и с ним.
— Господи помилуй, — тихо воскликнула Анна Витальевна и обхватила щеки ладонями так, что из-за оттянутых вниз век глаза ее стали напоминать глаза старого бульдога.
— Подождите, какую такую любовницу? — с сомнением переспросила Алиса. — Вы сейчас имеете в виду ту самую задушенную в лесу девушку?
— Так точно, — ответил Проскурин, явно недовольный тем, что его перебили.
— И что же это за веские причины, разрешите полюбопытствовать? — спросил Шатров.
— Ну, во-первых, на бутылке присутствуют отпечатки пальцев только покойной. А главное — в комнате была обнаружена посмертная записка, где она открыто призналась во всех этих преступлениях, а также ручка, которая судя по дарственной гравировке, принадлежала Элле Эдуардовне.
— И что же было в этой записке? — спросил Шатров.
— Сергей Евгеньевич, в данный момент я по ряду обстоятельств не имею права разглашать содержание этого документа. Скажу лишь одно: сомнений в том, что она совершила все эти убийства, быть не может. Ни в первом, ни во втором случаях у Эллы Эдуардовны нет алиби, это раз, — Проскурин начал зажимать толстые, пожелтевшие от сигаретного дыма, пальцы, — Как нет у нее алиби и на случай обыска в вашем, господин Шатров, доме. Женщина она высокая, сильная, так что вполне могла и задушить, и зарезать. Это два. И наконец — самое главное! — в отличие от всех остальных здесь присутствующих, у нее был веский мотив. Ее муж, Крутицкий Антон Владимирович, регулярно изменял ей. А ревность, господа, это одно из самых мощных оснований для подобного рода преступлений.
— Все равно, это странно, — медленно проговорила Добрынина. — А вы уверены, что записка была написана именно Эллой?
— Судя по предварительному заключению экспертизы, это ее почерк. И думаю, что уже к вечеру я смогу сказать об этом со стопроцентной уверенностью, — присовокупил он.
— Значит, уже завтра мы сможем отсюда уехать? — встрепенулась молчавшая до сих пор Кристина.
— Надеюсь, что да. Как видите, господа, — сдержанно сказал Проскурин, обращаясь главным образом к Касаткину, — расследование и в самом деле не заняло много времени. Конечно, прискорбно, что все это испортило ваш отдых, но тут уж нет моей вины. Надеюсь, что моя работа будет оценена вами по достоинству. Не смею вас больше задерживать.
Эти слова были произнесены с подобающей случаю величавостью.
Участники собрания медленно потянулись к выходу и вскоре за столом остались сидеть только Шатров и Проскурин.
— Что-то еще? Я же сказал, молодой человек, следствие завершено, — недовольно произнес капитан, складывая бумаги в портфель.
— Мне кажется, что вы должны знать, что сегодня утром мне удалось обнаружить кое-что любопытное.
С этими словами Сергей выложил перед Проскуриным паспорт в прозрачной обложке.
— Что это?
— Это документ, который принадлежал убитой девушке. Если позволите, я вкратце расскажу о том, как и откуда он попал ко мне в руки.
И Сергей коротко поведал о своем утреннем расследовании. По мере того, как он говорил, лицо Проскурина наливалось пунцовой краской.
— Значит, вы, все-таки, решили взяться за дело сами? — мрачно поинтересовался он, когда тот закончил. — Не доверяете нам, значит?
— Дело не в этом, капитан. Просто так совпало. Уверяю вас, что я встретился с этой женщиной совершенно случайно.
— И случайно затеяли обыск в ее доме? Вы хоть понимаете, что это незаконно?
— Но я же ничего от вас не утаиваю, наоборот, стараюсь помочь. Очень скоро мне позвонит мой хороший приятель, который работает в МУРе, и мы будем знать все о погибшей.
— И что это изменит? — голос капитана вибрировал от негодования.
Черт возьми! Только все наладилось! Убийца найден, начальство довольно, а тут этот, со своими гипотезами! И надо же было ему позвонить-таки в Москву! Вот только МУРа нам здесь и не хватало! И кто его просил?!
— Как — что? Разве это не важно?
— Уверяю вас, что мы справились бы и без вашей помощи! И без помощи этого вашего МУРа. Крутицкая отравилась снотворным. Она оставила предсмертную записку, в которой созналась в содеянном. Там же, в спальне под тумбочкой, мы нашли ручку, которой она была написана. Напомню, что ручка не простая — с памятной гравировкой. Так что сомнений в том, что она принадлежала именно Элле Эдуардовне, у меня лично никаких нет. Чего вам еще не хватает-то?!
— Так значит, Элла Эдуардовна приняла снотворное? — еще раз переспросил Шатров.
Что-то в этой фразе царапнуло его.
— Да, именно. А в сочетании с алкоголем это гремучая смесь. И все, молодой человек, дискуссия закончена. Я тороплюсь.
— Последний вопрос. Я могу взглянуть на записку?
— Это еще зачем?
— Простое любопытство.
— У меня ее с собой нет. Есть только копия, — поколебавшись, проговорил Проскурин.
— Так я могу взглянуть?
— Только для того, чтобы прекратить этот пустой разговор.
Проскурин вытащил из портфеля тонкий листок, засунутый в прозрачный файл. Крупным, размашистым почерком там было написано следующее:
«…моя вина. Бедная девочка! Она виновата лишь в том, что очутилась не в том месте и не в то время. Никогда не думала, что он способен на такое! Я больше не могу терпеть такую жизнь: обман, измены, а теперь еще и это. Все кончено…»
— Вы удовлетворены? — с сарказмом спросил Проскурин, забирая листок из рук Сергея. — Засим позвольте откланяться.
Он вышел, оставив Шатрова в недоумении и глубокой задумчивости.
Алиса вышла из здания и направилась в сторону своего коттеджа. К вечеру дождь прекратился, но поднялся сильный ветер. Он непрерывно клонил деревья к земле и заунывно стонал в верхушках сосен. За весь день солнце ни разу не блеснуло сквозь серую скатерть низких дождевых туч, но сейчас его туманный, багровый диск время от времени проглядывал сквозь разорванные клочья облаков. Алиса поневоле ускорила шаг.
Все закончилось. Бедная Элла. Странно, но почему-то несмотря ни на что, сейчас Алиса чувствовала еще большее беспокойство. Наверное, это просто расшатанные нервы. А может еще и погода. Как странно, в разгар лета такой холод и дождь. Не иначе, как в небесной канцелярии новая секретарша, которая явно что-то напутала. Алиса улыбнулась своим мыслям.