Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 15 из 20



В суде Корчак видит также орган, который помогает строить отношения воспитателей и воспитанников на основе взаимного уважения и сотрудничества. Спокойно обсуждая с детьми возникшие конфликты, воспитатель может добиться желаемого, избежав ненужного и зачастую бесполезного давления. «Задача суда, — пишет Корчак, — заменить драку работой мысли, взрывы злости — педагогическим влиянием» (2, с. 252).

Как орган, защищающий права ребенка, суд должен был серьезно разобраться в каждом, даже на вид пустячном деле, за которым, быть может, скрывается чья-то боль или гнев. Детский суд никому не отказывает в помощи, всегда находит время внимательно выслушать обе стороны и принимает справедливые и мудрые решения. Не случайно Корчак отмечает, что дети часто лучше воспитателя знают, кто и в какой степени не прав (2, с. 252).

Заседания товарищеского суда проходили один раз в неделю. Судей (их было пятеро) выбирали жеребьевкой из тех ребят, на которых за предыдущую неделю ни разу не подавали в суд. Так в работу суда вовлекались все дети, и судьями становились не только честолюбивые, привыкшие быть на первом плане. Это была не иерархия маленьких начальников, а настоящий, справедливый суд детей.

Суд имел своего секретаря. По сути, это был взрослый, направлявший деятельность самоуправления. Это был воспитатель, который не судил, а лишь собирал показания и зачитывал их на заседании суда. Он также вел судебную стенную доску, книгу показаний и приговоров, стенную доску поломок и повреждений. Он же заведовал фондом материальных потерь, редактировал газету. Секретарь имел право передавать особо сложные дела на рассмотрение судебного совета или расширенного судебного заседания, в котором принимали участие все дети. Таким образом Корчак проводил в жизнь идею «разумного воспитания»: не давить, ни в коем случае не нарушать принцип равноправия в детском доме.

Суд принимал решения согласно Кодексу, который был составлен самим Корчаком. Кодекс учил детей справедливости, внимательному отношению к бедам товарищей, воспитывал и «судей»,и «истцов», и «подсудимых». Кодекс конкретизировал принцип уважения личности и прав ребенка и доверия к нему; и имел в виду не наказание, а прежде всего исправление ребенка. Знаменательно в этом отношении Вступление к Кодексу:

«Если кто-нибудь совершил проступок, лучше всего его простить. Если он совершил проступок потому, что он не знал, теперь он уже знает. Если он совершил проступок нечаянно, он станет осмотрительнее. Если он совершил просту-пок потому, что ему трудно привыкнуть поступать по-другому, он постарается привыкнуть. Если он совершил проступок потому, что его уговорили ребята, он больше уже не станет их слушать.

Если кто-нибудь совершил проступок, лучше всего его простить в надежде, что он исправится» (1, с, 207).

«…По сути дела он является ничем иным, как моральной оценкой наиболее типичных проступков с широкой шкалой определений», — писал о Кодексе И.Неверли (8, с. 443).

Кодекс состоит из статей. Статья с 1 по 99 носят оправдательный характер. Так, статьи с 1–9 охватывают случаи, когда суд не рассматривает дела. Например, А простил Б и забрал жалобу обратно, или суд считает обвинение вздорным, или просто принимает к сведению сообщение о проступке.

Уже в первом номере «Судебной газеты» отмечается, что чаще всего в ходу у ребят статья 1, гласящая, что жалоба взята обратно. Это значило, что в течение недели ребенок успевал обдумать случившееся, гнев проходил, и он прощал. Там же отмечается, что из 120 дел, рассматривавшихся за неделю, в 62 случаях тот, кто подавал в суд, прощал сам (1, с. 218). По мнению Корчака, «такие процессы приучают одних уважать своих ближних, а других — быть снисходительными» (1, с. 222).

Б следующих группах приговоров суд не только не находит вины обвиняемого, но и признает его правым, возлагая ответственность за происшедшее на обстоятельства, случай или даже самого обвинителя. Упор в них делается на снисхождение и убеждение. Единственное следствие проступка — нарушитель должен постараться больше так не делать.



Суть первых «прощающих» статей Кодекса в том, что они помогают «подсудимому» разобраться в причинах совершенного ЕМ проступка и найти верный выход. Делается это, без всякой морализации, с необыкновенной простотой, точностью и проникновением в детскую душу. Суд считает, что А не мог поступить по-другому; было бы несправедливо осуждать одного, раз так поступали многие; суд прощает А, который мог не знать или не понимать, что он делает, и выражает надежду, что это больше не повторится; суд прощает А потому, что он сделал это в гневе, он ведь вспыльчивый, он исправится; суд прощает, потому что А жалеет, что он так поступил; суд прощает А, потому что полагает, что на него можно действовать только лаской. Удивительный документ детской психологии для воспитателей, мудрый и поучительный!

Обвинительные приговоры начинались лишь с сотой статьи. Остальные 10 статей (для большей солидности счет им вели сотнями) выносили за проступок определенный приговор, причем каждая из статей постепенно усугубляла степень порицания. Все они, подтверждая вину, давали моральную оценку поступку, и наказание выражало общественное осуждение.

Статья сотая констатировала, что А совершил то, в чем его обвиняют, и суд не прощает. Только и всего — суд не прощает. Естественно возникает вопрос: в чем же тут наказание? Нужна ли вообще такая статья? Словно отвечая на этот вопрос, Корчак писал в «Судебной газете» № 1: хотя среди ребят есть такие, которые утверждают, что статья сотая не наказание, никто из них не хотел бы ее получить. А если получить ее — не такая уж большая неприятность — так ведь суд как раз того и хочет; чтобы все вели себя хорошо просто так, а не из страха перед судом или перед тем, что на них рассердятся (1, с. 219). Думается, прав Неверли, утверждая, что в интернате, где все всерьез, на виду и по-честному, подобный приговор имел для ребенка то же значение, что для нас осуждение коллектива или широкой общественности (10, с. X Ш).

Статьи двухсотая, трехсотая я четырехсотая также не имеют карательных-санкций, но в них выражено отношение суда к проступку: «Он поступил неправильно… Он поступил плохо… Он поступил очень плохо». В них содержится вначале просьба, а затем и требование больше не повторять проступка. Статья четырехсотая является последней попыткой избавить виновного от конкретного наказания.

В остальных пяти статьях (500-1000), кроме констатации того, что А поступил очень плохо (ему нет дела до просьб и требований близких, и он не уважает ни себя, ни своих товарищей), суд назначает определенное наказание: приговор с именем и фамилией опубликовывается в газете (ст. 500), приговор опубликовывается в газете и вывешивается на судебной доске объявлений сроком на неделю (ст. 600), по статье 700, кроме вышеназванных мер воздействия на провинившегося, о содержании приговора оповещают семью или родных («Может быть, виновного придется исключить. Значит надо предупредить семью. Если сразу скажешь: «Забирайте его домой», родные могут обидеться, что, мол, сразу не предупредили, скрыли» (1, с. 212).

«По приговорам нашего суда, — писал Корчак в газете Нашего дома, — никого не бьют, не запирают в темных комнатах, не лишают еды или игр. Параграфы нашего кодекса — это только предостережение и напоминание. Они говорят: поступил плохо, очень плохо, старайся исправиться!» (4, т. 2, с. 78).

Статья 800 лишает А гражданских прав на неделю. За эту неделю он не может подавать на кого-нибудь в суд и на него никто не может подавать в суд. Приговор опубликовывается в газете, вывешивается на доске объявлений, для беседы вызывают членов его семьи.

В статье 900 — последний сигнал бедствия. Если среди товарищей в течение двух недель не найдется никого, кто возьмет его под свою опеку, кто поверит в его исправление и выразит согласие помочь ему в этом, провинившийся будет исключен из интерната.

По статье тысячной суд исключает А из интерната без дополнительных оговорок. Это значит, что он опасен для окружающих, неисправим, все способы воздействия на него себя не оправдали.