Страница 2 из 10
– А как же Саймон?
Он взглянул на нее лучистыми глазами:
– А кто такой Саймон?
Клэри почувствовала, как земля уходит у нее из-под ног. Она протянула руку, чтобы опереться на брата, но рука прошла сквозь него. Он был неосязаем, как воздух. Зеленая лужайка, юноша и девочка на траве улетели от нее, она упала и сильно ударилась о землю локтями, тело обожгла боль.
Задыхаясь, Клэри повернулась на бок. Она лежала на клочке выжженной земли. Из земли выступали обломки булыжников, над ней нависали выгоревшие остовы каменных домов. Холодное стальное небо пронизывали черные облака, похожие на жилы вампиров. Это был мертвый мир, мир, начисто лишенный цвета и жизни вообще. Девушка свернулась на земле; перед внутренним взором были глаза брата и сестры, которых она больше не увидит.
Саймон стоял у окна. Перед ним простирался Манхэттен.
Вид впечатляющий. Центральный парк и Метрополитен, а еще дальше – небоскребы делового центра города. Опускалась ночь, один за другим зажигались городские огни – целая клумба ярких электрических цветов.
Электрические цветы. Он нахмурился. Неплохое выражение, надо бы записать. Последнее время ему некогда было работать над лирикой. Все время съедали другие дела: реклама, поездки, автографы, встречи с читателями. Порой с трудом вспоминалось, что его основная работа – сочинение музыки.
Покой. Обрести его – проблема. Темнеющее небо превратило окно в зеркало. Саймон улыбнулся своему отражению. Взъерошенные волосы, джинсы, винтажная футболка с принтом. У себя за спиной он видел комнату: целые акры пола из твердой древесины, блестящая сталь и кожаная мебель, на стене единственная изящная картина в золоченой раме. Шагал, любимый художник Клэри; пастельные розовые, голубые и зеленые тона, неподходящие к современному стилю апартаментов.
Ваза с гортензией на островке кухни, подарок матери, поздравившей его с исполнением джиги на прошлой неделе. К цветам прилагалась записка: Люблю тебя. Горжусь тобой.
Он пристально посмотрел на цветы. Гортензия… Странно. Если у него и были любимые цветы, то это розы, и мама знала это. Он отвернулся от окна и еще пристальнее посмотрел на вазу. Это и были розы. Он помотал головой. Белые розы. И ничего больше. Точно.
Он услышал звон ключей, и дверь распахнулась. Появилась миниатюрная девушка с длинными рыжими волосами и сияющей улыбкой.
– О, мой бог, – сказала Клэри, то ли смеясь, то ли запыхавшись. Она захлопнула за собой дверь и прислонилась к косяку. – Не лобби, а зоопарк. Пресса, фотографы. Потрясно выйти сегодня вечером.
Она прошла по комнате, небрежно бросив на стол ключи. На ней было длинное платье из желтого шелка с разноцветными бабочками; в рыжих волосах красовалась заколка в виде бабочки. Девушка казалась теплой, любящей и открытой. И когда она приблизилась к нему и протянула руки, он подошел поцеловать ее.
Та к он поступал каждый день, когда она возвращалась домой.
Чудный запах Клэри, ее духов и мыла… а пальцы в краске. Не отрываясь от его губ, она запустила пальцы ему в волосы и, смеясь, потянула так, что он едва не упал.
– Пора тебе носить туфли на каблуках, Клэри Фрэй. – Он прикоснулся губами к ее щеке.
– Терпеть не могу каблуки. Тебе придется купить мне портативную лестницу. – Она шутливо заглянула ему в лицо. – Разве что тебе захочется бросить меня ради очень высокой поклонницы.
– Никогда. – Он заправил прядь волос ей за ухо. – Разве очень высокая поклонница знает все мои любимые блюда? Помнит, что у меня была кровать в форме гоночного автомобиля? Умеет беспощадно обыграть меня в скрэббл? Захочет терпеть Мэтта, Кирка и Эрика?
– Поклонница способна и на большее.
– Не шали. – Он улыбнулся ей. – Тебе от меня не отделаться.
– Переживу. – Она сдернула с него очки и положила на стол. На него смотрели темные, широко открытые глаза.
На этот раз поцелуй был более жарким. Он обнял ее и прижал к себе, и Клэри прошептала:
– Я люблю тебя. Я всегда любила тебя.
– Я тоже тебя люблю, – промолвил он. – Боже, как я люблю тебя, Изабель.
Он почувствовал, как она застыла в его объятиях, а потом мир вокруг него, казалось, покрылся черными линиями, как разбитое зеркало. Его слух наполнил тонкий вой, и он отступил, спотыкаясь, вкручиваясь в темноту.
– Не смотри, не смотри…
Изабель засмеялась:
– Я не смотрю.
Она почувствовала руки у себя на глазах: мягкие руки Саймона. Он обнял ее в тот самый момент, когда она вошла в дверь квартиры, даже сумки с покупками выпали из рук.
– У меня для тебя сюрприз. – Судя по голосу, он улыбался. – Не подглядывай. Нет, правда. Я не шучу.
– Терпеть не могу сюрпризы, – сказала Изабель, – ты же знаешь.
Она видела только край коврика под руками Саймона. Коврик выбрала она сама: плотный, ярко-розовый и пушистый. В их маленькой и уютной квартирке, как ни странно, хватало места для гитар и японских мечей катана, винтажных постеров и ядовито-розовых покрывал. Когда они вселились, Саймон притащил своего кота Йоссариана. Изабель была против, но в глубине души он ей нравился. Покинув Институт, она скучала по Чёрчу.
Розовый коврик исчез, и теперь каблуки Изабель стукнулись о плитки пола на кухне.
– О’кей. – Саймон разжал руки. – Сюрприз!
– Сюприз!
На кухне было полно народу: ее родители, Джейс, Алек и Макс, Клэри, Джордан и Майя, Кирк, Мэтт и Эрик. Магнус держал бенгальский огонь, и во все стороны сыпались искры, одна из них попала на футболку Джейса, и тот громко вскрикнул. Клэри держала написанный неровными буквами плакатик: С ДНЕМ РОЖДЕНИЯ, ИЗАБЕЛЬ! Она размахивала им, подняв высоко над головой.
Изабель набросилась на Саймона:
– Ты все это подстроил!
– Конечно. – Он притянул ее к себе. – Сумеречные охотники, возможно, и не помнят о днях рождения, а я помню. – Он поцеловал ее в ушко и прошептал: – У тебя должно быть все, Иззи. – Он отпустил ее, и к ней устремилась вся ее семья.
Шквал объятий, подарков и пирог… Его испек Эрик, у которого была какая-то склонность к работе с тестом, а Магнус украсил пирог яркой глазурью, оказавшейся на вкус гораздо лучше, чем на вид. Роберт обнял Маризу, а она прижалась к нему, гордо и довольно глядя, как Магнус, одной рукой взлохмачивая волосы Алека, уговаривал Макса надеть шляпу. У Макса, девятилетнего парнишки, никакого желания надевать шляпу не было. Он бесцеремонно отмахнулся от Магнуса со словами:
– Иззи, это я написал. Ты видела?
Иззи посмотрела на плакатик, лежавший на столе, теперь уже испачканный глазурью; Клэри подмигнула ей:
– Это здорово, Макс. Спасибо.
– Я хотел написать, какой по счету этот день рождения, но Джейс сказал, что после двадцати ты уже старая, и теперь это не имеет значения.
Рука Джейса с вилкой застыла на полпути ко рту:
– Я так сказал?
– Вот так мы все начинаем чувствовать себя древними стариками. – Саймон откинул волосы со лба и улыбнулся ей.
Изабель ощутила в груди некий спазм – она так любила Саймона за то, что он для нее делает, за то, что он всегда думает о ней. Она не помнила, чтобы когда-либо она не любила его или не верила ему; он просто не давал ей повода для этого.
Изабель встала с табуретки и опустилась на колени перед младшим братишкой. Они оба отражались в серебристой стали холодильника. Ее темные волосы теперь были подстрижены по плечи – она смутно помнила, что много лет назад у нее были волосы по пояс. У Макса были каштановые кудри и очки.
– Знаешь, сколько мне лет? – спросила она.
– Двадцать два. – В голосе Макса звучало недоумение: почему она задает такой глупый вопрос?
Двадцать два, подумала она. Она всегда была на семь лет старше Макса, Макса-братишки, Макса-сюрприза, которого она не ждала.
Макса, которому теперь было бы пятнадцать лет.
Изабель похолодела. Все вокруг нее продолжали разговаривать и смеяться, но смех звучал, как эхо, как будто долетая издали. Она увидела Саймона. Он стоял у стола, сложив руки на груди, и смотрел на нее, но в его взгляде ничего не читалось.