Коп ушел

Марк даже заржал, когда вспомнил о кое-каких вещах, которые он может документально подтвердить, после чего пара старых, верных ему семей окончательно решат выступить против старика. Марк вспомнил недавний разговор.

— Вы в безвыходном положении, Папа.

— Ты так думаешь? — спросил Папа.

— Естественно, Папуля.

— Ты кое-что забываешь, Марк.

— Что же я забываю? — Марк скривился, когда старик в первый раз засмеялся. Момент был явно неподходящий для шуток.

— Выходит, все ждут, когда появится сильная фигура, человек, который может взять все? — спросил старик.

— Верно, Папа.

— Кто достаточно велик, чтобы мог таким стать, и чтобы я был вынужден пытаться удержаться?

— Вот именно, Папа.

Старик опять захихикал и очень медленно проговорил:

— Ты еще и дурак. Ты думаешь, что все знаешь. Может, ты и вправду знаешь много, но ты не знаешь главного.

Шелби почувствовал дрожь в плечах, потом расслабился и улыбнулся. Папа Менес всегда так обращался с людьми и теперь пытался заполучить его... Для старика это обычное дело, но с Шелби он должен быть более деликатным.

— Что это значит? — решился спросить Марк.

Старик хихикнул.

— Если ты не догадываешься и не догадаешься через десять часов, позвони мне. Я скажу тебе кое-что, от чего у тебя поубавится пылу.

Прежде чем Марк успел что-нибудь ответить, старик повесил трубку. Марк усмехнулся, глядя на замолчавший телефон, и тоже положил трубку. Он чувствовал себя неплохо. Времена, когда старик мог безнаказанно бить его, прошли, теперь сила в его руках. Единственное, что его беспокоило, так это то, что он не мог понять намеков старика. Дьявол!

Теперь-то, наконец, стало ясно, кто устроил первые налеты на организацию. Им мог быть только один опытный профессионал, который знает обо всех и который мог нанять и обучить стрелков со стороны. Который учитывал все детали, посылая на каждое дело лишь одного человека. Не удивительно, что они никак не могли разобраться. Но первоначальное суждение, вынесенное тогда на собрании, было верным. А мотив — полная власть над организацией. Правление должно было быть узурпировано диктатором.

И Папа Менес был единственным человеком, который мог выполнить все это столь чисто. На мгновение Марк снова ощутил приступ ярости. Старый грязный сукин сын наверняка рассчитал даже то, как он, Шелби, на это отреагирует и попытается использовать.

Но что-то не так... Он по-прежнему жив и сохраняет свою власть. «Всегда что-то не так с этими переворотами, — подумал Марк. — Какая-то паршивая мелочь оказывается не на своем месте или кто-то опаздывает, или кто-то решает взять деньги, прежде чем отправиться в контору — и весь великий план рушится».

Но лучше всего, сказал себе Марк, то, что его собственные планы были разработаны и начали осуществляться задолго до того, как Папа Менес почувствовал себя в опасности и стал принимать ответные меры. При этой мысли Шелби ощутил такое удовлетворение, что даже возбудился.

Подъехав к дому, он достал чек на пять долларов, протянул водителю и сказал, что сдачи не надо. Он надеялся, что Хельга приготовила для него какой-нибудь новенький сумасшедший сюрпризик. Эта ночь не должна походить на предыдущие.

Это будет удивительная ночь.

Когда он повернул ключ в замке и открыл дверь, то понял, что это будет самая дикая ночь из всех им испытанных. Хельга спрыгнула с кушетки во всей своей предельно возбуждающей наготе. Однако, Марк был слишком занят своими мыслями, чтобы понять, почему ему устроен такой необычный прием.

А дело было в том, что ее до смерти напугал журнал, который она случайно купила вместе с газетой, спецвыпуск, посвященный ужасным делам, которые произошло в Майами и в Чикаго. В нем был помещен снимок, сделанный одним ловким фотографом, теперь уже мертвым. На снимке были видны главари Синдиката, выходящие на улицу после конференции в отеле в деловой части города. На заднем плане, довольно расплывчатом, шел человек, которого она принимала за владельца овощного магазина из Трентона и который на самом деле был Марком Шелби, предполагаемым правителем всей мафии.

Хельга была далеко не дурочкой. В свободное время она, от нечего делать, много читала. Она умела думать и соображать. Прошлое Хельги состояло из массы различных деяний, выходящих за рамки общепринятой нормальной жизни. Она умела сопоставлять факты и делать выводы. Поэтому Хельга пришла к заключению, от которого содрогнулся бы и мужчина. Но она, будучи всего лишь женщиной, не впала в панику.

Хельга вошла в ванную, что было вовсе не обязательно, и, как ребенок после фильма ужасов, умылась над раковиной, избавляясь от страшных переживаний.

«Не взять ли у Шелби пистолет и не застрелить ли его? — подумала она, вытираясь. — Нет, это слишком рискованно. Да ведь я и вовсе не такая храбрая».

Всем существом она ощущала неведомые силы. Казалось, они изменили даже воздух, которым она дышала. Город жил в каком-то напряжении, люди, что бы они ни делали, подсознательно ощущали опасность. Накопившаяся энергия висела над ними в ночном небе, зловеще погромыхивая вспышками, ожидая и надеясь, что кто-нибудь все же не окажется настолько безумным и даст последний толчок, который выведет ее из неустойчивого равновесия, Элен Скенлон глядела на Берка и капитана Лонга, чувствуя, что в их дружбе происходит нечто такое, что ставит под вопрос все, что выковывало их привязанность в течение многих лет. Если это произойдет — неважно, каким образом, — оба будут в проигрыше.

Она понимала, что сейчас ей здесь не место. Настало время мужчин, но Элен ощущала себя катализатором, который может сдержать или ускорить катастрофу. Каждый из них хранил какую-то тайну, и они пытали друг друга, кто быстрее раскроется, пусть не полностью, но одного слова, одной выказанной эмоции будет достаточно, чтобы сделать соответствующие выводы.

На мгновение она испытала вспышку ненависти к миру, способному превращать людей в животных, а всю землю — в лабораторию всеобщего распада к выгоде отдельных развращенных умов.

Элен взглянула на часы: без четверти девять.

Билл Лонг отставил кофе и взял предложенную Джилом сигарету.

— Если ты прав, — сказал он, — то весь наш Департамент выглядит сборищем тупиц или просто находится в безвыходном положении.

— Не обязательно.

— Да? — Лонг нагнулся над горящей спичкой и выпустил струю дыма. — Ты понимаешь, сколько людей работает над проблемой?

— Конечно.

— Лучшие парни, вовсе не новички. Они ничего от тебя не скрывают, говорят все, что есть, и неважно, что они обнаружили.

— А обнаружили они много, не так ли?

— Ты не можешь отрицать того, что они установили.

— А я отрицаю, — заявил Берк. — Я не нахожу этому достаточно доказательств.

— Почему же ты не уходишь, а все чего-то ковыряешься?

— Не хочу и без того все ухудшать. У меня и так много чего накопилось, так что отступать не приходится. Оснований больше чем достаточно. Все, что я смогу сделать, это еще больше ухудшить положение ты знаешь это. Когда это становится достоянием публики и политиканы могут нажить капиталец, выбирать не приходится. Будь я проклят, если еще раз попадусь этим свиньям! Правление лучше знало дело, когда предложило мне работу. Мне не пришлось раздумывать. За месяц я сделал больше, чем за год, когда находился на службе, потому что мне незачем было все время заглядывать в инструкции, которые мешали работать, и нечего было оглядываться на толпу противников среди полицейских и наивысших чинов, которых заботит лишь предстоящий уход на пенсию.

— Не говори так, Джил!

— Что ты можешь сделать, дружище?

— Оставить твое дело открытым, пока кое-что не прояснится.

— Выглядит это неплохо, но я не люблю голодать... — Он замолчал, махнул рукой и покачал головой. — Другая сторона немного умнее твоих парней. Им не нужно преодолевать сборники инструкций. Они могут делать все, что хотят. Они очень ловко выдернули мне зубы и проследили, чтобы, когда меня не стало, для них все определилось в лучшую сторону. В общем, после этого у них все пошло нормально.