Страница 2 из 16
– Эдуард взбесился, да?
– Нет-нет! Все это был юношеский каприз, и он давно стал историей. Отец уже простил его.
Я больше не задавал вопросов, хотя мне и стоило бы внимательнее отнестись к этой новости.
– Так в чем состоит послание Эдуарда? – спросил я.
Мы стояли на нижнем лугу моего поместья в Буккингахамме, которое находилось на востоке Мерсии. По сути, эта земля принадлежала Этельфлед, но я платил ей аренду продуктами, а поместье было настолько большим, что могло прокормить тридцать дружинников, многие из которых в это утро отправились в церковь.
– Кстати, а почему ты не в церкви? – спросил я у Уиллиболда прежде, чем он успел ответить на мой первый вопрос. – Сегодня же праздник, верно?
– День Святого Алнота, – сообщил он с каким-то особенным удовольствием. – Мне нужно было найти тебя! – Его голос зазвучал восторженно. – У меня для тебя новости от короля Эдуарда. Каждый день похож…
– За редким исключением, – грубо перебил я его.
– Да, лорд, – покорно произнес он, потом озадаченно нахмурился, – но чем ты тут занимаешься?
– Смотрю на овец, – ответил я, и это было правдой. Я действительно смотрел на две или больше сотни овец, которые тоже глядели на меня и трогательно блеяли.
Уиллиболд повернулся к отаре.
– Замечательные животные, – сказал он так, будто знал, о чем говорит.
– Всего лишь баранина и шерсть, – сказал я, – и я решаю, какая из них будет жить дальше, а какая умрет.
Это было время забоя овец, тот мрачный период года, когда мы резали наших животных. Несколько штук мы оставляли на развод весной, а большую часть забивали, потому что на всю зиму для всех отар и стад корма не хватало.
– Понаблюдай за их спинами, – сказал я Уиллиболду. – Быстрее всего снег тает на шерсти самых здоровых. Вот они-то и останутся в живых.
Я приподнял его шерстяную шляпу и потрепал старика по седеющим волосам.
– А на твоих волосах снега нет, – весело сообщил я, – иначе мне пришлось бы перерезать тебе горло.
Я указал на овцу со сломанным рогом:
– Бери эту!
– Слушаюсь, лорд, – откликнулся пастух, маленький шишковатый дядька с бородой, закрывавшей пол-лица.
Он приказал своим двум гончим оставаться на месте, врезался в отару, с помощью крюка на своей палке зацепил овцу, подтянул ее к краю поля и погнал к другим животным, собранным в дальнем конце луга. Одна из гончих – драный, покрытый шрамами пес, – принялся покусывать овцу за задние ноги, пока пастух не прикрикнул на него. Вообще-то пастух не нуждался в помощи при выборе тех овец, которым предстояло жить или умереть. Он с детства умел отбирать животных, но лорд, который отдает приказ забивать животных, должен проявить к ним хоть крохотное, но уважение, проведя с ними некоторое время.
– Судный день, – сказал Уиллиболд, натягивая шляпу почти до самых ушей.
– Сколько уже? – спросил я у пастуха.
– Джиггит и мумф, – ответил он.
– Этого хватит?
– Хватит, лорд.
– Тогда режь остальных, – сказал я.
– Джиггит и мумф? – удивился Уиллиболд, все еще ежась.
– Двадцать пять, – ответил я. – Яйн, тайн, тетер, метер, мумф. Так считают пастухи. Не знаю почему. Мир полон тайн. Говорят, что некоторые люди даже верят в то, что трехдневный младенец может быть святым.
– Нельзя насмехаться над богом, лорд, – сказал отец Уиллиболд, стараясь сохранять суровый вид.
– Мне можно, – ответил я. – Так чего хочет юный Эдуард?
– О, это самое замечательное, – с энтузиазмом начал Уиллиболд и замолчал, потому что я поднял руку.
Оба пастушьих пса рычали. Оба припали к земле и смотрели на лес. Шел дождь со снегом. Я вгляделся в деревья, но ничего угрожающего среди черных зимних веток не увидел.
– Волки? – спросил я у пастуха.
– Да я волков не видал аж с тех пор, когда рухнул мост, лорд, – ответил тот.
У собак на загривках шерсть встала дыбом. Пастух пощелкал языком, успокаивая их, потом коротко свистнул, и одна собака потрусила к лесу. Другой пес взвыл, недовольный тем, что его не пускают вперед, но пастух тихим голосом произнес короткую команду, и тот успокоился.
А другая собака все бежала к лесу. Это была сука, и она хорошо знала свое дело. Она перепрыгнула через обледеневшую канаву и исчезла в зарослях остролиста. Один раз гавкнув, она вышла из кустов и снова перепрыгнула канаву. На мгновение она остановилась, оглянулась на лес и побежала. А из лесного мрака вслед ей полетела стрела. Пастух свистнул, и сука во весь опор понеслась к нам. Стрела упала позади нее.
– Разбойники, – сказал я.
– Или охотники на оленя, – сказал пастух.
– На моего оленя, – заметил я, продолжая вглядываться в деревья.
Зачем бы браконьеры стали стрелять в пастушью собаку? На их месте самым правильным было бы убежать. Может, это очень глупые браконьеры?
Дождь усилился, к нему добавился холодный восточный ветер. На мне был толстый меховой плащ, высокие сапоги и лисья шапка, так что холода я не чувствовал, а вот Уиллиболд, несмотря на шерстяную накидку и шляпу, уже по-настоящему дрожал в своем черном одеянии.
– Надо бы увести тебя в дом, – сказал я. – В твоем возрасте вредно мерзнуть.
– Я не ожидал, что польет дождь, – ответил Уиллиболд. Вид у него был жалкий.
– К середине дня пойдет снег, – добавил пастух.
– Ведь у тебя где-то поблизости хижина? – спросил я у него.
Он указал на север.
– Сразу за рощей, – ответил он, вытянув руку в сторону плотно растущих деревьев, между которыми вилась тропинка.
– Там есть очаг?
– Да, лорд.
– Веди нас туда, – сказал я.
Я решил оставить Уиллиболда у огня и съездить за теплым плащом и лошадью, чтобы отвезти его к себе домой.
Мы пошли на север, и собаки снова зарычали. Я оглянулся и увидел каких-то людей у края леса. Они стояли неровной шеренгой и смотрели на нас.
– Ты их знаешь? – спросил я у пастуха.
– Они не местные, лорд, и их эддера-а-диз, – ответил он, имея в виду, что их тринадцать. – Несчастливое число, лорд. – Он осенил себя крестным знамением.
– Что?.. – начал отец Уиллиболд.
– Тихо, – перебил я его. Обе пастушьи собаки скалились. – Разбойники, – догадался я, продолжая смотреть на чужаков.
– Святого Алнота убили разбойники, – обеспокоенно проговорил Уиллиболд.
– Значит, не все, что делают разбойники, плохо, – сказал я. – Но эти – полные идиоты.
– Идиоты?
– Напасть на нас – редкий идиотизм, – пояснил я. – Их поймают и разорвут на части.
– Если они прежде не убьют нас, – сказал Уиллиболд.
– Шевелись!
Я подтолкнул старика к леску и, положив руку на рукоятку меча, последовал за ним. Вместо «Вздоха змея», моего большого боевого меча, я сегодня вооружился клинком поменьше и полегче, тем, который я забрал у датчанина, убитого мною в Бемфлеоте. Хотя это был хороший меч, я пожалел, что сейчас со мной нет «Вздоха змея». Я оглянулся. Все тринадцать чужаков уже перебрались через канаву и следовали за нами. У двоих были луки. Остальные были вооружены топорами, ножами или копьями. Уиллиболд начал задыхаться и замедлил шаг.
– Что это? – с трудом произнес он.
– Бандиты? – предположил я. – Бродяги? Не знаю. Бегом!
Я буквально втолкнул его в лес, вытащил меч из ножен и повернулся лицом к преследователям, один из которых уже доставал стрелу из колчана на поясе. Его действия убедили меня в том, что благоразумнее будет уйти в лес вслед за Уиллиболдом. Кольчуги на мне не было, только толстый меховой плащ, который не мог защитить от охотничьей стрелы.
– Не останавливаться! – крикнул я Уиллиболду и захромал по тропинке.
В битве при Этандуне меня ранили в правое бедро. Ранение не мешало ходить, и я даже мог небыстро бегать, но сейчас мне вряд ли удалось бы оторваться от преследователей. Они уже были на расстоянии полета стрелы от меня. Вторая стрела со свистом пронеслась сквозь ветки. «Каждый день похож один на другой, – подумал я, – кроме тех дней, когда становится интересно». Деревья и плотный кустарник мешали преследователям увидеть меня, но они решили, что я последовал за Уиллиболдом, и тоже ступили на тропу. Я же спрятался в плотных зарослях остролиста и укрылся плащом, чтобы они не заметили мои светлые волосы. Преследователи прошли мимо моего укрытия и даже не посмотрели в мою сторону. Два лучника шли впереди.