Страница 8 из 50
Птицы, разлетевшись кто куда, услаждают слух своим пением, особенно сладостным у певчих. Они отпускают путников радостными и бодрыми, песней побеждая их усталость. Такие красоты и места для отдохновения можно найти по обоим берегам реки. По середине темпейской долины спокойно и неторопливо, точно они из елея, текут волны реки Пеней; река затенена свисающими ветвями ближних деревьев, которые большую часть дня прогоняют солнечные лучи и позволяют людям на лодках плыть в прохладе. Все живущие окрест сходятся здесь друг с другом, приносят жертвы, собираются на собрания и пиры, а так как жертв и даров богам постоянно великое множество, приближающегося сюда путника или морехода встречают благовонные запахи. Так неустанное почитание богов освящает эту местность. Здесь, как рассказывают фессалийцы, в давние времена, когда оракулом еще владела богиня Гея, пифийский Аполлон очистился по велению Зевса после крови змея Пифона, стража Дельф.[90] Затем сын Зевса и Лето[91] увенчал голову темпейским лавром и с лавровой веткой в руке, сорванной с этого же дерева, пришел в Дельфы и завладел оракулом.
На том месте, где бог украсился венком и сорвал ветвь, стоит алтарь. Еще и ныне через каждые девять лет жители Дельф посылают сюда посольство юношей из благородных семейств, во главе которого стоит один из их среды. Прибыв в темпейскую долину и совершив щедрые жертвоприношения, они не уходят, не увенчав головы лавровыми венками из веток дерева, которое некогда облюбовал для себя бог. Священное посольство следует по Пифийской дороге (таково ее название); она ведет через Фессалиотиду, землю пеласгов,[92] гору Эту, пределы энианов, жителей Мелиды, дорян и западных локрийцев. Всюду ему оказывают почести и уважение не меньшее, чем гиперборейцам,[93] с жертвенными дарами направляющимся к этому богу. Венками из ветвей того же лавра венчают также победителей на Пифийских состязаниях. О долине Темпы в Фессалии я сказал достаточно.
2
Однажды к клазоменцу Анаксагору, поглощенному беседой с друзьями, подошел какой-то человек и сообщил, что оба его сына умерли. Он спокойно сказал: «Я всегда знал, что породил смертных».
3
Когда Ксенофонт приносил у алтаря жертву, прибыл вестник из Мантинеи и передал ему известие о смерти сына Грилла.[94] Ксенофонт снял венок с головы, но не прервал жертвоприношения. Стоило вестнику добавить, что Грилл пал, одержав победу, как он снова надел венок. Этот его поступок общеизвестен, и всякий слыхал о нем.
4
Дион, сын Гиппарина, Платонов друг, был погружен в какие-то важные государственные дела; в это время его сын сорвался с крыши и разбился насмерть. Дион остался невозмутим и продолжал свои занятия.
5
Рассказывают, что когда Антигон Второй взглянул на тело своего сына, павшего в битве, он не изменился в лице и не заплакал, только похвалил юношу за доблесть и приказал предать его земле.
6
Фиванец Кратет неоднократно проявлял величие души, в частности презрение к тому, что столь высоко ценит чернь: к богатству и отечеству; его отказ от имущества в пользу сограждан — вещь известная; не все, однако, знают, что, покидая вновь отстроенные Фивы, он сказал: «Мне не нужен город, который разрушит новый Александр».[95]
7
Как-то Демохар, племянник Демосфена, пожелал показать, что он презирает злоязычие толпы; взглянув на сидящих у лекаря посетителей,[96] исполненных злоречия и жаждущих во что бы то ни стало чернить ближних, он сказал: «Что вы там говорите, Дисмениды?» Этими словами Демохар удачно раскрыл их характер.[97]
8
Афиняне сделали Фриниха стратегом не из политических расчетов, не за знатность его рода и не за то, что он был богат (нередко ведь это служило в Афинах основанием превозносить и отличать людей), а потому, что ему удались песни, предназначенные для исполнителей военной пляски в одной трагедии; он завладел зрителями и пленил их так, что тут же был назначен стратегом. Афиняне полагали, что человек, сочинивший песни и стихи, пришедшиеся по вкусу тем, кто искушен в битвах, сумеет подобающим образом управлять войском.
9
Тому, кто не знает любви, трудно в сражении меряться силами с тем, кто влюблен. Ведь чуждый этой страсти отступает и спасается от любящего, как человек нечистый и не посвященный богу, отважный только в той мере, в какой его душе присуще мужество, а телу — силы. Он страшится влюбленного потому, что тот обуян божественным безумием, вдохновлен не только Ареем, но и, видит Зевс, Эротом. Одержимый одним из этих богов (об этом упоминает Гомер, говоря, что такой человек неистовством подобен Арею[98]) сражается стойко и бесстрашно, пока не проходит опьянение боем. Только служители Эрота, подстрекаемые Ареем и распаляемые Эротом, несут в битве двойную службу и, по справедливому мнению критян, отважны вдвойне. Поэтому не следует корить воина, который не может противостоять тому, кого Арес и Эрот подвигают на кровопролитие, ибо он подвластен только одному богу.
10
О спартанских эфорах[99] я мог бы рассказать много достопримечательного, но сейчас ограничусь нижеследующим. Когда кто-то из тамошних красавцев предпочел бедному, но честному вздыхателю богача, они приговорили юношу к штрафу, карая, мне сдается, слабость к деньгам денежным наказанием. Другого, человека во всех отношениях порядочного, но не испытывавшего любви к благородным юношам, они тоже наказали за то, что, обладая душевными совершенствами, он никому не дарит свою любовь; эфоры были уверены, что такой человек может сделать своего возлюбленного или какого-нибудь другого юношу подобным себе. Ведь привязанность любящих, если они добродетельны, способна воспитать в их любимцах добрые качества. Поэтому лакедемонские эфоры поступают так: если юноша совершит какой-нибудь проступок, его прощают из-за неопытности и молодости, а карают за это того, кто в него влюблен, требуя, чтобы любящие знали о поступках любимых и следили за тем, что они делают.
11
Перипатетики[100] считают, что днем человеческая душа сплетена с телом, прислуживает ему и потому не способна свободно созерцать истину, ночью же освобождается от этого служения и, округло заполняя грудь, становится прозорливее — это причина сновидений.
12
Спартанские юноши держатся с теми, кто в них влюблен, без гордости и заносчивости, наоборот, их обращение противоположно обычному в таких случаях поведению юных красавцев — они сами просят, чтобы влюбленные «вдохновили их»; в переводе это значит, что мальчиков надо полюбить. Однако эта любовь не содержит ничего постыдного. Если же мальчик посмеет допустить по отношению к себе нескромность или влюбленный на нее отважится, обоим небезопасно оставаться в Спарте: их приговорят к изгнанию, а в иных случаях даже к смерти.
13
Тапиры[101] настолько привыкли бражничать, что не могут без этого жить и большую часть времени проводят за вином. Оно употребляется у них не только для питья, но и для умащения, как у прочих народов масло.
90
Согласно одной из версий мифа, Аполлон сражался с ненавистным ему Пифоном за оракул Геи.
91
Сын Зевса и Лето — Аполлон.
92
Пеласги составляли древнейшее население Греции; следы этого закрепились в топонимике ряда греческих местностей, в том числе и в Фессалии.
93
Гиперборейцами греки называли мифический блаженный народ, живший севернее Скифии.
94
Грилл пал во время войны афинян и спартанцев против Фив (362 г. до н. э.).
95
Намек на разрушение Фив Александром Македонским (335 г. до н. э.).
96
Нередко у лекарей собирались посетители, чтобы посудачить.
97
Dysmenides — «неблагосклонные», «злобные»; слово стоит в связи с евфемистическим прозвищем страшных богинь Эринний «Eumenides» — «благосклонные».
98
«И бушевал Приамид, как Арей, кто копьем потрясает» (Илиада, XV, 605).
99
См. прим. [29]
100
Перипатетики — последователи школы Аристотеля.
101
Тапиры — народ, живший к югу от Каспийского моря.