Страница 7 из 62
Боль вспыхнула в моем сознании. Я никогда в своей жизни не говорил так много. Я никогда не тратил время и свои жизненные силы на пререкательства, не пытался понять никого, ничью точку зрения. Это мой мир.
«Заставь ее замолчать».
Я ненавидел вопросы и обвинения. Они никогда не останавливались на одном, вопросы тянули за собой вереницу боли и обвинений. Она уже во второй раз заставила меня позабыть все, чему меня так долго учили, все к чему я привык.
Я ненавидел это. Я ненавидел ее за это.
Он продолжила:
— Эти правила не мои, они не касаются меня. Я не твоя собственность, не их игрушка. Я просто открываю тебе глаза, насколько это все неправильно, и прямо сейчас ты подавляешь ту искорку в себе, что говорит, что ты все-таки нормальный.
Я зарычал сквозь стиснутые зубы и шумно выдохнул, затем с яростью схватил седельную сумку и вытряхнул ее содержимое на покрывало.
Болли рванул и встал перед Нилой, обнюхивая все, как будто что-то из этого могло причинить вред девушке, на которую он в недалеком прошлом вел охоту.
Я был лицемером??!
Посмотрите на гребаную собаку.
Нила посмотрела на все вещи, которые беспорядочно покрывали плед. Я отпихнул собаку и потянулся к ней.
Она отпрянула от меня в отвращении.
Мой желудок скрутило. Я оскалился.
— Что?! Ты думаешь, я хочу причинить тебе боль? — тяжело дыша, я схватил блистер с таблетками и бросил ей в лицо. — Я, нахрен, не собираюсь причинять тебе боль, потому что, если бы хотел твоей боли, я бы уже отстегал тебя кнутом, после всего того, что ты натворила.
Ее темные как ночь глаза уставились в мои, между нами прошла искра борьбы. Она приподняла брови, смотря на то, что я принес.
— Ты…
Я разорвал блистер, подрагивающими руками вытащил две таблетки, вложил ей в ладонь и крепко сжал ее своей рукой.
— Тебе больно. Я говорил тебе, что Я НЕ МОНСТР, мисс Уивер. Ты что думаешь, что монстр, зверь, был бы способен дать тебе что-то, что устранит твою боль? Смею добавить, что ту же боль ощущаю и я!
Ее лицо стало белым, словно полотно, когда она разжала кулак, чтобы посмотреть на две таблетки. На ее лице было выражение смеси недоверия и глубокого смятения.
Мой живот скрутило еще раз, как будто острый нож вонзился в меня. Что-то такое было в ее выражении боли и уязвимости, что разрушало мой ледяной самоконтроль.
Это была смелость. Да, та самая смелость, которая помогала сохранить мне себя от своего же влияния. Жизненный принцип, которому меня учили, что необходимо им пользоваться, когда уже ничего не помогает.
Бл*дь.
Смотря в сторону, я схватил бутылку с водой и кинул ей. Она неуклюже поймала ее. Открыла крышку, затем положила все таблетки на язык, и в течение трех секунд она полностью выпила все содержимое бутылки. Вытерла рот рукой, смотря на сумку у моих ног.
В тишине, которая повисла между нами, я слышал, как стукнуло ее сердце. Затем еще раз.
Ее глаза нашли мои и предоставили мне то, что я не надеялся получить. Благодарность. Ссоры и то, через что нам предстояло пройти, были позабыто. Ее потребности взяли вверх. И она была той, кто мог приложить все усилия, чтобы получить желаемое.
— Если ты голодна, у меня есть немного еды с собой.
Она тяжело сглотнула.
В эту минуту, смотря на нее, я приложил все силы, чтобы отстраниться от всего, запуская руки в свою ледяную сущность и подавляя все имеющиеся человеческие эмоции.
— Но сначала мне кое-что нужно от тебя.
Она снова схватила эту чертовую собаку.
Я ненавидел, как она обнимала ее, ища в ней поддержки, того, что я не мог ей предоставить.
Я звонко свистнул.
Болли автоматически отшатнулась в сторону, оставляя Нилу в одиночестве на клетчатом пледе.
Она опустила плечи, с неподдельной тоской глядя на собаку. Медленно та сила, которую я видел в ней ранее, опять воспрянула к жизни; ее взгляд настиг мой.
— Отлично. Что ты хочешь?
«Все», — бился ответ в моей голове.
Все части меня, которые я так глубо прятал от всех окружающих, думая, что они уже умерли, заискрились разными красками, но главная эмоция — обладать.
— Ты кое-что задолжала мне.
Ее глаза расширились.
— Прости?
Я опустился на корточки, удерживая равновесие на пальце руки которым уперся в землю. Мое сердце отбивало тяжелые удары.
— Я кое-что подарил тебе в столовой. Помнишь?
Ее губы скривились в отвращении.
— Ты дал мне своего отца и двадцать твоих так называемых братьев.
Я покачал головой.
— Нет, я дал тебе больше. Я подарил тебе свободу. Я забрал воспоминания о них и подарил тебе частичку себя. Наше общее воспоминание, наше первое воспоминание. — Я жадно смотрел на нее, слюна заполнила мой рот, когда я вспомнил ее божественный вкус на своем языке.
Понимание настигло ее.
— Ты не серьезно. Ты хочешь, чтобы я отплатила тебе за то одолжение?
Я сжал руки в кулаки.
Она покачала головой.
— Ни за что. Ты ненормальный.
Ненормальный?
Не сможет сделать этого?
Я сделал все возможное, чтобы быть более человечным с ней. Я говорил мягко, обдумывая каждое слово. Я был милосердным и боролся со всем, во что превратился, со всем, во что должен превратиться.
Я как раз-таки был ни капли не сумасшедшим.
— Тебе правда не следовало этого произносить, — пробормотал я.
Она знала, чего я ожидаю. Я сказал ей все четко. Это не моя вина, что она настолько глупа. Я предупреждал ее, никогда не сметь поднимать вопросы психического здоровья. Я не собирался терпеть этого от девушки, которая отказывалась понимать, что весь мир — это гребаные мудаки, а не герои сказок.
«Накажи ее», — кричало все во мне.
Я встал, возвышаясь над ней. Двигаясь вперед, я схватил кнут, который лежал на самом верху сумки, ударив рукоятью по ладони, я жестко процедил сквозь зубы:
— На колени.
Она отшатнулась назад, ударяясь спиной о ствол дерева.
— Джетро. Пожалуйста.
Я потер переносицу.
— Ты опять затронула тему о моем неустойчивом психическом состоянии, мисс Уивер. Я предупреждал тебя, что произойдет, если ты позволишь себе такую вольность в следующий раз. — Я склонился над ней, схватил за плечо. — Опустись на чертовы колени. — Сильным толчком я принудил ее сесть.
Слезы заструились на ее перепачканном грязью лице.
— Я не имела это в ви... Я… Я.
Я склонил голову.
Если она извинится, то я остановлюсь. Только одно слово. Знак, что она признает мою силу над собой.
Несказанные слова зависли в воздухе между нами. Прости. Прости Меня. Такие простые слова, но как их трудно сказать.
Ее губы пробовали эти слова, каждое слово звучало эхом в моих ушах.
Но потом она все испортила, втянув в себя воздух и сжав губы вместе. Она положила руки на плед, приподняла бедра и одним взглядом выстрелила огоньком в мое сердце.
Чтоб. Меня.
Мой член тут же встал по стойке «смирно». Изгибы ее чрезмерно худого тела были идеальными. Грудь шикарной, а мышцы спины и бедер подтянутыми.
Черт.
Я зажмурил глаза. Что за хрень со мной происходит?
Конечно же, я хотел ее. Конечно, я хотел использовать ее и так глубоко погрузиться в нее, чтобы она еще неделями ощущала меня. Но похоть никогда не делала со мной подобных трюков. Никогда не вынуждала меня потерять идеально ледяной контроль. Каждая, проведенная с ней, секунда уничтожала все мою напряженную работу.
Она была моей зверушкой. Ее здоровье и счастье зависели от меня. Она была такой же, как Болли, Вингс и все остальные собаки, привязанные в лесу. Я оставил их там, чтобы мог тихо подкрасться к ней.
Я знал, что она была там наверху. Я чувствовал, как ее взгляд прожигал меня.
Но все это было игрой.
Какая забава быстро найти место назначения, когда лучшей частью было само преследование?
Нила взглянула через плечо, буравя меня своим огоньком в глазах.
— Я ненавижу тебя.
Ее слова вернули меня обратно на землю, каким-то образом ее огонь вернул обратно мой лед. Я улыбнулся.