Страница 31 из 62
— Мы квиты. Оргазм за оргазм. Не воображай, будто это дает тебе какую-то власть, поскольку это не так.
Я тяжело дышала, пытаясь обнаружить некое подобие ненависти, которую я лелеяла. Но он прижался своим телом к моему и потерся своей эрекцией о мою поясницу.
Он тихо застонал.
— На что бы я только не пошел, чтобы трахнуть тебя. Чтобы остановить твои поддразнивания и использовать тебя так, как ты хочешь.
Внутри меня всё зажглось, заискрилось и вышло из-под контроля.
Мысль о его члене внутри меня одновременно отталкивала и манила. Мысленный образ того, как мы сражаемся в этом неизведанном поединке, пока наши обнаженные тела борются за доминирование, послал сквозь меня искру.
Мое дыхание стало прерывистым.
— Почему ты не сделаешь этого?
Черт, слова соскользнули с губ прежде, чем я смогла оценить их.
Губы Джетро изогнулись возле меня. Он не ответил.
Вопрос повис как флаг, трепещущий на возбуждающем ветерке. Я не могла забрать слова обратно, а Джетро не мог ответить.
Отстранившись, он пропустил пальцы сквозь волосы и зашагал по комнате.
— Пришло время урока истории.
Я корчилась напротив ужасно неудобного столба, качаясь от гнева и желания.
Я презирала влажность между моих ног. Я ненавидела, что где бы он ни прикоснулся ко мне, я бы лучше поцеловала его, вместо того, чтобы как можно скорее уничтожить.
Мое тело было разгоряченным и обескураженным. Отчаянно нуждалось в свободе. Жаждало похоть.
— В 1460 году Хоук были никем. У нас не было ни земли, ни титулов, ни денег — ничего. Мы были мусором под ногами и выживали за счет милостыни других. К счастью, после многих лет просьб и жизни на улице, мой предок и его семья нашли работу в одном домашнем хозяйстве у людей, которые были противоположностью им во всем. В начале, казалось, что удача повернулась к ним лицом, и их дни воровства и борьбы подошли к концу. Что они не знали, — что пришел конец их свободе, и, в конце концов, и их жизням. Они стали рабами — доступными для каждой прихоти Уивер. Не только мой предок работал на их семью, но его жена стала их кухаркой, сын подручным конюха, а дочь — посудомойкой. Семья Хоук работала на семью Уивер.
Голос Джетро гипнотизировал, унося меня из оранжереи ко времени, когда сточные воды текли по улицам, а мясо крысы было таким же распространенным в трущобах Лондона, как и мясо цыпленка.
Джетро не прекращал свой рассказ.
— Они работали каждый час — готовили, мыли, подносили — обеспечивая Уивер жизнь в роскоши. Ничто не было для них слишком — они были винтиками, которые управляли хозяйством.
— Так они были рабочими, — сболтнула я. — Их наняли, чтобы ухаживать за моими предками и, несомненно, им дали жилье, так же как и пищу с одеждой.
Джетро метнулся ко мне. Схватив мои волосы в кулак, он выплюнул:
— Ты так считаешь, да? Справедливая сделка, за часы, пока они были рабами. Но нет. Уивер не верили в то, что надо платить работникам. Они не платили ни цента — ни тем, кто вышел из низов. Но ты права — они правда получили пищу и кров, но их облагали серьезным налогом, моя семья жила в подвале Уивер и питалась отходами с их стола. Каждый год их непосильные налоги становились больше.
Желудок скрутило.
— Что ты имеешь в виду?
Джетро отпустил меня и продолжил вышагивать по комнате.
— Я имею в виду, что с каждым годом их положение становилось все более затруднительным, они не только работали, но еще и платили своим работодателям за шанс. Каждый год в Рождество, они должны были заплатить налог за то, что их удостоили чести жить в благосклонности Уивер, и каждый год они не могли заплатить.
Это ужасно.
Мое сердце сжалось от такой несправедливости, такой ненужной жестокости. Это не могло быть правдой. Никто не может быть настолько ужасным. Но опять же, это произошло кучу лет назад. По-прежнему безумие — вынуждать меня платить за это.
Я стиснула зубы, отстраняя себя от промывки мозгов, которую затеял Джетро. Я не могла поверить, что мои предки были тиранами. Даже тогда были законы. Так ведь?
Это печально, но это произошло сотни лет назад. Пора бы уже забыть об этом.
Я нерешительно произнесла:
— Они могли уйти и найти другую работу. Они могли не терпеть такое обращение, даже если это правда.
Джетро холодно рассмеялся.
— Тебе кажется все так просто, да мисс Уивер? Жестоко обращаются — уходи. — Он зарычал. — Не так-то легко, если учесть, что твой предок насиловал жену моего предка каждую ночь, и хозяйка дома ополчила против них все силы закона. Она сплела небылицы про шпионаж и воровство, никто не слушал бы правду. Все верили, что Хоук были жестокими преступниками, которые не ценили великодушие самих Уивер.
Джетро скрестил руки.
— Можешь поверить, что Уивер удалось заставить полицию выдать ордер на то, что если Хоук когда-нибудь прекратят на них работать, то их накажут? Там было сказано, что они будут брошены в башню и подвергнутся пыткам за свои преступления, затем их бы убили в пример остальным людям рабочего класса.
Мой желудок завязался в узел. Я желала, чтобы мои руки не были связаны, и я могла бы закрыть ими уши и не слушать ложь Джетро.
Это было ненормально. Ужасно. Дико несправедливо.
Джетро придвинулся поближе, не издавая ни звука, со своим любимым молчанием.
— Само собой они были очень несчастны. Жена попыталась совершить самоубийство, но ее нашла дочь, и лучшие врачи Уивер вернули ее из мертвых. Она не смогла избежать ночных деяний хозяина дома, и день за днем ее дети испытывали недостаток в уходе и пище.
— И однажды Франк Хоук дождался, когда ублюдок Уивер изнасилует его жену во второй раз и уложит в постель вместе с ее измученными отпрысками. Он ждал, пока дом затихнет и все уснут, прежде чем прокрался из подвала в кухню.
Картинки, которые рисовал Джетро в моем воображении, словно иголками впились в мое сердце. Я не могла думать о таких ужасных людях и таком жалком существовании. Как могли мои предки делать подобные вещи?
— Ему следовало подняться вверх по лестнице и убить своего работодателя во сне, но его внутренний огонь был потушен после стольких лет жестокого обращения. Он хотел только остаться в живых, надеясь на отмщение. Той ночью он только взял достаточно, чтобы оставить их в живых, потому что, несмотря на условия их существования, он не был готов умереть. Он не мог позволить детям умереть. Он был готов найти свою смелость и бороться. Найти боевой дух, чтобы совершить убийство. И для этого нужны были силы. Спустившись вниз в подвал, он и его семья впервые за многие годы хорошо поели. Яйца, хлеб и кое-что, что ему удалось принести. — Джетро улыбнулся, прежде чем продолжил: — Конечно, это не осталось незамеченным.
Я сглотнула, поглощенная его рассказом.
— На следующий день повариха сказала, что кто-то был на ее кухне и украл продукты. Мистер Уивер тут же поднял мою семью с постели и нашел доказательства в виде крошек. Он объявил, что преступление было совершено и придется понести наказание. Он вытащил Франка Хоук на городскую площадь, где приковал его к позорному столбу и, подвесив за запястья, оставил его на целый день и ночь морозной зимой, — внезапно Джетро схватил мои руки в свои, приподнялся надо мной и просунул пальцы в мои оковы — от его прикосновения веяло угрозами и холодом.
Я вздрогнула, прикусив щеку.
Он прижался губами к моему уху, а его член дернулся у моей поясницы.
— Знаешь, что они делали с ворами в 1400-х годах, мисс Уивер?
Я закрыла глаза, желчь опалила горло.
Да, знала. Воплощение законов в жизнь были объектом горячих дискуссий в школе. У лондонского Тауэра были разные приспособления, чтобы причинять боль тем, кто не заслуживал этого.
— Да, — выдохнула я.
Джетро потянул за мои пальцы.
— Поделишься?
Сглотнув, я прошептала:
— Обычно за воровство отрубали руку, пробивали уши гвоздями, высекали кнутом... делали всякие страшные вещи.