Зарницы в фиордах

Командир катера лейтенант Гладенко заметил, как увлечен Шабалин морем, с каким вниманием он слушает все, что ему говорит командир.

— Хочешь научиться управлять катером? — как-то раз спросил у Александра капитан.

Шабалин даже не ответил и лишь с трудом проглотил слюну. Для чего этот вопрос? Через несколько дней Шабалин сам вел торпедный катер…

Ему приходилось уже стоять за штурвалом рыболовецких судов. И тогда корабль повиновался ему, но сейчас это было совсем другое ощущение. Там он, так сказать, ехал на неторопливой телеге, здесь летел в седле распластавшегося в полете скакуна, послушного каждому, даже малейшему, движению его руки.

Так, катерным боцманом Шабалин проплавал на Балтике до начала 1938 года, а потом его по специальному распоряжению перевели на Север, в Полярный. Пожалуй, именно там Александр почувствовал себя окончательно на месте. Снова перед ним родное Баренцево море с его тяжелыми свинцовыми волнами. Опять его, куда ни кинь взор, окружают знакомые сопки и гранитные скалы. Шабалин счастлив: это его родина, это его дом! Есть моря более теплые, есть берега более живописные, но родные места не выбираешь, а любишь их такими, какие они есть. Может быть, северяне именно потому так остро любят родные места, так привязаны к ним, что не броски они, не потрясают откровенной южной красотой.

…Полярный. Маленький поселок, закинутый среди сопок. Все-таки было трудно Варе Шабалиной привыкать к суровой северной природе, хотя и до этого уже пожила она в Мурманске, где климат не многим лучше. Но здесь, в Полярном, где домов-то было наперечет, еще больше чувствовался север. Голые гранитные скалы, сопки, покрытые мохом и низкими изогнувшимися от ветров деревьями, — вот и вся растительность, которая может выжить в этом царстве редкого, скупого солнца и частых жестоких ветров. Правда, и в этом пейзаже есть своеобразная красота. Меняют свой цвет в зависимости от погоды и времени дня скалы, кажутся они то темно-коричневыми, то серыми, а иногда в редкие солнечные дни, если окажешься рядом, сверкают в них как бы яркие звездочки — это блестят вкрапленные в гранит породы. Пестрым упругим ковром покрывает сопки разноцветный мох: то зеленый, то желтый, а кое-где и ярко-красный. Не надо думать, что здесь нет цветов, их немного, но они все же есть; это или странные, какие-то неземные фиолетовые цветы на длинных тонких стеблях, или мелкие бледно-голубые, как бусинки рассыпанные среди мха. На мягком мхе растут грибы: подберезовики, подосиновики и даже белые. Грибов здесь очень много, и кажется, что природа, устыдившись своей скупости, хоть чем-то стремится одарить здешний народ. Но все равно жить здесь трудно, очень трудно. И даже сейчас трудно, хотя прошло уже немало времени, и вряд ли можно сравнивать, как живут люди теперь и как жили тридцать с лишним лет назад. Каким мужеством и какими глубокими человеческими чувствами должны обладать те женщины, жены военных, которые всю свою жизнь проводят или среди снегов и сопок, или в пустыне, где от жары ртуть разбивает стекло градусника. Это тоже своего рода подвиг, и об этом нельзя никогда забывать.

Хотя и трудно приходилось Варе Шабалиной, но зато она находилась рядом с мужем, и им больше не надо было назначать друг другу свидания, как это было в Мурманске.

Есть семьи, для которых жизнь в таком маленьком поселке была бы бесконечно трудной: почти нет развлечений, нет новых лиц, существование сурово и монотонно. Для любви поверхностной, непрочной такое испытание могло бы быть непосильным. Но Варя и Александр Шабалины не только не жаловались, они были счастливы. Они были вместе, они любили друг друга, Александр выполнял свой долг перед Родиной — чего еще можно было желать? То есть, вернее, желать можно было много, но все это было не главное, второстепенное по сравнению с тем, что составляло основу их жизни.

Александр Шабалин продолжал служить на катере боцманом. Вот где пригодились ему его знания, полученные еще тогда, когда ходил он штурманом на тральщике. Шабалин прекрасно знал все повадки капризного северного моря. Даже больше чем знал, он его чувствовал. Рыбак, пожалуй, ближе к морю, чем другие моряки. Как никто другой, наблюдает он за небом, ветром, волной, ведь для него это не только вопрос безопасности его судна, но еще и признаки, по которым нужно угадать, будет ли в этом месте сегодня стоящий улов.

— Моря бояться нечего, его чувствовать надо, — говорил Александр.

И верно, Шабалин всегда чувствовал море, и оно, если можно так сказать, платило ему взаимностью.

Сначала в Полярном было два торпедных катера, но вскоре прислали третий. А через некоторое время Александру Шабалину присваивают звание младшего лейтенанта и приказом командующего назначают командиром торпедного катера.

Итак, с мая 1939 года Александр Осипович Шабалин окончательно становится военным моряком.

…Война с Финляндией. Торпедные катера почти не принимали в ней участия — они не могли ходить зимой. Но командование направило Шабалина командовать «дивизионом» дрифтерботов. Задание было ясно: обеспечить высадку людей, перевозку грузов, наладить связь с берегом.

Чтобы быстро и незаметно высадить людей, сначала надо самым тщательным образом изучить берег. Лучшими судами для этой цели оказались дрифтерботы — маленькие рыболовные деревянные суда, предназначенные для ловли сельдей. Они теперь вооружились, на них установили пушку, и эти маленькие суденышки лихо бороздили море, развивая предельную для них скорость в восемь-девять узлов. После торпедного катера скорость эта была просто смехотворной, казалось, что судно стоит на месте, но и здесь Шабалину помог его опыт рыбака. Как раз для рыбака эта скорость, да и само суденышко были привычны, и он скоро почувствовал себя на нем как дома. Безотказные труженики ходили в море в туман, в мороз, провожали транспорты в Печенгу (Лиинахамари), перевозили людей и грузы. Так продолжалось до тех пор, пока не закончились финские события. В памяти Шабалина как на фотографии запечатлелись все извилины изрезанных берегов, все заливы и заливчики полуостровов Среднего и Рыбачьего. Тогда он и не предполагал, что впоследствии эти знания так пригодятся ему. Теперь же можно смело сказать: если бы не было у Шабалина такого огромного опыта и знания местности, вряд ли смог бы он потом в ту решающую ночь кораблем-невидимкой проникнуть в Лиинахамари.

В конце зимы 1940 года Шабалин снова вернулся на свой катер, к своей команде, к товарищам, с которыми он успел сдружиться и сблизиться.

…Машины, как и люди, требуют внимания и бережного к себе отношения. Специальная комиссия тщательно осмотрела катера и вынесла приговор: катерам необходим капитальный ремонт. И вот Александр Шабалин в качестве сопровождающего отправился в Кронштадт, куда на специальных платформах отгрузили катера.

Путь был долгий и хлопотливый — пересадки, беготня к железнодорожному начальству с просьбой ускорить отправку. Да и не привык Александр к таким хлопотам. Здесь бумажка, там резолюция, тут печать. На море все четче, проще и все зависит только от тебя и от твоего умения. Моментами ему казалось, что он никогда не доберется до пункта назначения, но выручали природная выдержка и терпение.

Но вот все уже позади — катера благополучно прибыли в мастерские, где получили временную прописку до конца ремонта, а Александр устроился в заводском общежитии.

Ремонт тянется долго — уже июнь 1941 года, Шабалин нервничает — до смерти надоело болтаться без дела в Кронштадте; ведь, по его мнению, для него нет настоящего дела вдали от моря. Но всему приходит конец — катера отремонтированы, испытаны, неоднократно проверены на воде, приняты от завода, и уже заказаны на 23 июня платформы, чтобы отправить их домой, в Полярный.

Александр был доволен — скоро он увидит семью, вернется домой в уютную комнату, где делает свои первые шаги маленький Генка и где терпеливо ждет его Варя. Теперь уже осталось совсем немного, и они все снова будут вместе.

Но все получилось совсем иначе…